Ангелофрения

– В Старом Царстве верили, что портальные пирамиды открывают проход в мир мертвых. Условия, при которых они должны активироваться, неизвестны. То ли звездам необходимо встать правильно. То ли для этого нужен выброс энергии – «особой» или же самой обыкновенной, – сопоставимый по мощности с извержением вулкана.
– Ах вот ты к чему клонишь… – Магдалина помассировала виски. – И снова эта жара!
– Знаешь ли, у нас тут центр страны одним махом оказался в руинах, – Андрей поиграл желваками точно так же, как это делал его отец. – Нам для полного счастья не хватало лишь угрозы со стороны забитых старыми костями развалин, которым больше пяти тысяч лет в обед! Поэтому я никуда не клоню, а лишь отвечаю на твой вопрос.
– Очень мило с твоей стороны… – обиделась Магдалина.
– Прости, – спохватился Андрей. – Бессонная ночь… Этот красный свет в небе, – он взял Магдалину за руку, – словно рваная рана. Ты видела?
– А почему тебе не спалось, братец? – удивилась Магдалина.
Андрей хмыкнул.
– Ты обратила внимание – почему-то никто не спал этой ночью.
Магдалина вспомнила, что дядя был в костюме, а тетя Эмили и матушка Птанифер – в своих обычных одеждах. Как будто никто не ложился.
И дело, наверное, было не в Роланде и не в ней, что бы она себе ни выдумывала. Предчувствие катастрофы навалилось на каждого. Никто не мог объяснить, что заставляет его бодрствовать в предрассветный час. Вернее, объяснений имелась уйма: жара, пережитое накануне волнение, обострение хронических болезней… Но все это было не то.
– Действительно, – согласилась с кузеном Магдалина.
Малая Финиковая слилась с широким, точно река, проспектом Седьмого Обелиска. Экипаж сразу же накрыло облаком угольного дыма, который вырывался из спаренных труб переполненного пассажирами омнибуса. Кахи направил Гвоздику на полосу, выделенную для гужевого транспорта.
Было шумно. Стучали по брусчатке копыта лошадей и верблюдов, скрипели колеса повозок и экипажей. Рокотали паромобили, угрожающе гудели перегретыми котлами, лязгали поршнями, истерично квакали клаксонами. Розоватая пыль клубилась над раскаленным дорожным полотном. Лица водителей паромобилей, извозчиков и даже некоторых пассажиров были темны от осевшей на них угольной копоти.
Кахи остановил лошадь перед железнодорожным переездом. На опущенных шлагбаумах восседали вороны, поблескивая агатовыми бусинками глаз. Вороньё точно переместилось сюда с мартовских черных полей у подножия Пулковских высот.
Затем земля задрожала, и ворóны нехотя поднялись в небо. В их хриплом крике звучали отголоски мольбы сбившихся с дороги путников, умирающих от жажды в песках Западной и Аравийской пустынь.
Потянулся состав бронепоезда. Он был длинным и сегментированным, точно нильский крокодил. Мелькали вагоны, окрашенные в камуфляжные цвета – в серый и коричневый, в тон пустошам Нового Царства. Мелькали зачехленные турели и приоткрытые пулеметные амбразуры, сливались в уродливый орнамент грубые заклепки на бортах.
Бронепоезд с грохотом умчал на юг – туда, где клубились тучи ядовитого вулканического дыма.
Из-за безликих пакгаузов промзоны, из-за развалин древних сооружений, обнесенных заборами из колючей проволоки, донесся гудок – низкий и грозный, каким и должен быть голос хищника, выходящего на охоту.
За железной дорогой начиналась аллея каменных сфинксов-близнецов.
Львы с человеческими головами выстроились вдоль дороги, лицом к ней. Построили их совсем недавно, и Магдалина еще помнила, как заливали бетоном арматурный каркас одной из фигур. Высотою они были вровень с плоскими крышами пакгаузов. Мускулистые тулова покрывала свежая охра, умиротворенные лица с миндалевидными глазами, тонкими губами и едва заметными носами – яркая позолота.
Обе створки кованых ворот воздушного порта были широко распахнуты. Но на въезде все равно образовался затор. Южане галдели и переругивались, ржали лошади, надсадно ревели ослы, утробно булькал кипяток в котле пассажирского омнибуса, медленно, но непреклонно продвигающегося вперед, заставляя остальных убираться с пути. Над этим столпотворением медленно проплывал тяжелый дирижабль, вдоль оболочки которого были размещены клетки со скотом.
– Идем! – Андрей решительно выпрыгнул из фаэтона и протянул к Магдалине руки.
Магдалина поспешила выбраться из экипажа.
– Жди возле последнего сфинкса! – приказал Андрей слуге. Кахи кивнул и натянул поводья, прикидывая, как вырулить из общего потока.
Андрей уверенно повел Магдалину мимо машин и конных экипажей, мимо груженных товарами верблюдов и их погонщиков, одетых в пропыленные одежды. Смесь из запахов животных, машинного масла и пыли едва ли подходила для дыхания, и Магдалина вскоре почувствовала дурноту. Лица людей, мыльные крупы лошадей, пышущие жаром борта повозок и паромобилей – все сливалось в нечеткую картину.
– Я видела всадника! – голосила немолодая женщина в одежде простолюдинки, встав в рост посреди телеги. – С ним – ночь! С ним – ночь!
В несвежей соломе, выстилающей кузов телеги, копошились чумазые дети. Возницей был босоногий горбун. Одной похожей на клешню рукой он держал поводья, а другой прижимал к груди кувшин, сделанный из сухой тыквы.
– Мазелька! – окликнул Магдалину горбун. Магдалина перевела взгляд с вопящей женщины на горбуна. – Кислячку хочешь? – спросил тот и поболтал кувшином.
– Андрей! – позвала кузена Магдалина. Но Андрей молча шел вперед и тянул ее за руку, словно локомотив – тендер с углем.
– Ну и Лукавый с тобой! – прокричал ей вслед горбун. – Лукавый с тобой!
Они уже прошли ворота. Им наперерез кинулись двое грязных попрошаек в обносках, под которыми угадывались вполне откормленные и атлетически развитые торсы.
– Мир дал трещину, и скоро все умрут! – заявил первый.
– Самое время подумать о спасении души, – подхватил второй, – прояви заботу о ближних! Блесни монеткой!
Андрей замедлил шаг.
– С дороги! – потребовал он. Магдалина почувствовала, что пальцы кузена, обручем обхватившие ее запястье, становятся горячими, точно металл, раскаленный до багрового свечения в кузнечном горне.
– Мы не слуги твои, господин, – ответил первый попрошайка с шутливым поклоном. – Мы лишь заботимся о душах ближних.
– Вынь-вынь монету, господин, – потребовал второй, вытряхивая из рукава латухи в ладонь складной нож.
Андрей откинул полу пиджака и потянулся к кобуре на поясе. Он не был закален в драках и потасовках, поэтому движения его были неловки и нервозны. Оборванец с ножом скользнул вперед, отводя руку для удара.
Пузатый и похожий на борова полицейский, форменная рубашка на котором была расстегнута до пупа, налетел на грабителей-попрошаек, точно самум. Без лишних церемоний он принялся колотить оборванцев дубинкой, бормоча забористые ругательства.
А Андрей повел Магдалину дальше.
– Что здесь творится? – вопрос был риторическим, но он сам собой слетел с ее губ.
Воздушный порт, и прежде многолюдный и говорливый, напоминал то ли базар, то ли трибуны с разгоряченными болельщиками.
– Мы на пороге хаоса, – ответил Андрей. – Самые пугливые бегут на север, а предприимчивые – на юг, подбирать, что плохо лежит.
Магдалина огляделась.
Люди, люди, люди. Оборванцы, простолюдины, ремесленники и лавочники, чиновники с затравленными глазами и темными от чернил руками, аристократы, окруженные кольцом из вооруженных слуг. Просторные, светлые одежды рядовых горожан; костюмы и громоздкие платья местной знати и заезжих европейцев. Расшитые золотом халаты азиатских купцов. А еще – сари, меха, атласные шаровары, чадры, хитоны.
Повсюду пылился разнообразный скарб – от кованых сундуков до простецких узелков. На чахлых газонах воздушного порта паслись лошади, ослы, мулы, коровы. Навьюченные верблюды флегматично взирали на суету сует, жуя жвачку и роняя тягучую слюну в пыль.
А высоко над запруженным людьми полем висели дирижабли. Те, что стояли на приколе, неспешно вращались вокруг причальных башен, отзываясь на жаркое дыхание ветра из Западной пустыни. Из труб вились слабые белесые дымки. На разной высоте дрейфовали воздушные суда, ожидая, когда освободится место для швартовки. Удалялись, пачкая небо черным дымом, уже принявшие на борт людей и грузы сигарообразные громадины: на север, на юг, на запад и восток…