Куколка

— Мы тогда еще не знали, кого именно убили, но кто-то выразил надежду, что это не Милли, потому что она очень хорошая девушка. До встречи с тобой я никогда бы не подумал, что в борделе встречаются порядочные люди. Той ночью я постоянно думал о тебе, беспокоился, пытался угадать, как это отразится на тебе и твоей матери.
Небольшой сад на набережной выглядел как на картине. Снег на тропинках немного просел, но под деревьями, кустами, на траве и железных перилах лежал толстым белым слоем. Эта хрустящая белизна напомнила Бэлль о том, что всего пару дней назад она была такой же чистой, как только что выпавший снег, но злодей растоптал ее наивную душу и обнажил перед ней всю жестокость этой жизни.
Девочке было необходимо, чтобы Джимми понял, каково ей пришлось, но она не могла облечь свои чувства в слова.
— Я действительно не знала, что происходит у нас в доме, — нерешительно начала Бэлль и тут же залилась румянцем. — До того вечера. Я думала, что мужчины платят за то, чтобы попасть на некую частную вечеринку, вот и все.
Джимми с понимающим видом кивнул.
— Я рассказал дяде, что познакомился с тобой. И он заметил, что тебя ограждают от всего происходящего в борделе. Еще он добавил, что следует отдать должное твоей маме, которая так хорошо тебя воспитала. Но, возможно, ей стоило раньше кое-что тебе объяснить. Наверное, правда тебя потрясла?
— И не говори! И что еще хуже, все это произошло с Милли. Она была единственной из девушек, с кем я была близка, — призналась Бэлль дрожащим голосом.
Джимми смахнул снег со скамьи и предложил присесть. Бэлль продолжила рассказывать историю, которой ей велела придерживаться мама. Джимми внимательно слушал. Девочке нравилось находиться на свежем воздухе, но, глядя на красоту сада, на дрозда, который продолжал прыгать перед ними по снегу, она чувствовала: ложь о том, что она спала, когда все произошло, вот-вот задушит ее.
— Не плачь, — стал утешать ее Джимми, обнимая за плечи. — Какой ужас, когда все это происходит у тебя над головой! Но не стоит больше говорить об этом, если ты так расстраиваешься.
Бэлль уткнулась лицом ему в грудь.
— Меня расстраивает то, что я должна обманывать, — еле слышно прошептала она. — Если я открою тебе правду, обещай, что не расскажешь ее ни единой живой душе!
Юноша пальцем приподнял ее подбородок так, чтобы лучше видеть лицо.
— Я никогда никому не расскажу твоих секретов, — пообещал он. — Моя мама умела хранить тайны и всегда говорила правду. Так что рассказывай, если тебе станет легче.
И тогда Бэлль взахлеб поведала ему о случившемся. Временами она говорила сумбурно, не могла подобрать нужных слов, и ей было стыдно рассказывать о том, что делал с Милли мужчина перед тем, как убил. Наконец девочка объяснила, что это мама настояла на том, чтобы она сказала, будто все это время спала у себя в комнате.
На лице Джимми читались замешательство и испуг.
— До того вечера я даже не знала, чем девушки занимаются с посетителями, — прошептала Бэлль, от стыда закрывая лицо руками.
Она горько заплакала. Сдерживаемые после всего происшедшего слезы хлынули ручьем. Джимми крепко обнял ее, прижал к себе и позволил выплакаться вволю.
В конце концов Бэлль удалось успокоиться. Она высвободилась из его объятий, нашла платок, чтобы высморкаться.
— Представляю, что ты теперь обо мне думаешь! — сказала она, зардевшись от стыда.
— Я думаю, что ты очень красивая, — ответил Джимми, убирая от ее заплаканных глаз носовой платок. — С нашей первой встречи я думаю только о тебе. Жаль, что я ничем не могу тебе помочь.
Бэлль из-под опущенных ресниц посмотрела на Джимми и заметила искреннее участие в его глазах.
— Я так хотела увидеть тебя после того, что произошло, — тихо сказала она. — Это было так ужасно! Дома никто не хочет со мной об этом разговаривать. Я чувствовала, что ты меня поймешь, но потом эта мысль показалась мне глупой, ведь я тебя едва знаю.
— Мне кажется, совершенно не важно, как давно люди знакомы. Я знаю своего дядю всю жизнь, но не могу ему доверять. А с тобой мы только-только познакомились, и я уже рассказал тебе о своей маме, — ответил он.
Джимми вновь своим ледяным от мороза пальцем приподнял ее подбородок.
— По-моему, твоя мама поступила неправильно, запретив рассказывать полиции, где ты была и что видела. Однако я могу понять, почему она так поступила: потому что боится за тебя. Следовательно, это доказывает, что она тебя любит.
— А почему ты решил, что может быть иначе? — спросила Бэлль.
— По тому, как ты о ней говорила, — пожал плечами Джимми. — Создавалось впечатление, что ты ее боишься.
— Ее все немного побаиваются. — Бэлль натянуто улыбнулась. — У нее характер — не сахар. В отличие от Мог. Я частенько жалею, что не Мог моя мать.
Бэлль в двух словах рассказала о том, каково это — расти в доме, где одни женщины.
— Если бы я не читала книг и газет, не думаю, что вообще знала бы о том, что такое отец, — призналась она.
— Со мной почти то же самое, — задумчиво произнес Джимми, опять обнимая ее за плечи. — Мы всегда жили вдвоем с мамой, к нам наведывались исключительно дамы, которых она обшивала. Дядя Гарт приезжал примерно раз в три месяца и постоянно пенял на то, что мама превращает меня в неженку. Тогда я не знал, каким, по его мнению, должен быть мужчина, а сейчас, когда я вижу посетителей его паба, быть похожим на них не хочу. Ты бы хотела иметь отца, похожего на тех мужчин, которые приходят к бордель к твоей маме? Хотела бы?
Бэлль ответила полуулыбкой.
— Предполагаю, что он один из них. Но я никогда не видела никого из посетителей, только убийцу, а все не могут быть такими же, как он.
— Ты знаешь, как его зовут?
— Он назвался господином Кентом, но я слышала, как мама говорила, что он известен под кличкой Ястреб. Такое прозвище просто так не дают.
Джимми и Бэлль решили прогуляться еще, чтобы согреться. Они направились вдоль набережной к Вестминстерскому мосту. Когда Бэлль было девять лет, Мог водила ее на Трафальгар-сквер — посмотреть на смену караула, на Вестминстерский собор, на палаты парламента. Тогда Бэлль показалось, что они прошагали много километров, и только когда Джимми повел ее гулять в Сент-Джеймс-парк, она осознала, что все эти исторические места находятся недалеко от ее дома.
Джимми знал о Лондоне намного больше, чем Бэлль. Он рассказал ей о церемонии смены караула у штаба командира конногвардейского полка, о том, что происходит в парламенте.
— Когда придет весна, я поведу тебя на прогулку по Лондону, — пообещал он. — Побродим по Гринвич-роуд, по Гайд-парку, полюбуемся собором Святого Павла и Лондонским Тауэром. Если только ты захочешь со мной дружить.
Бэлль засмеялась.
— Еще бы! — воскликнула она, неожиданно осознав, что он вновь вселяет в нее надежду и делает счастливой. — Мне очень нравится находиться рядом с тобой.
Джимми резко остановился и повернулся к ней с неподдельной радостной улыбкой.
— Я думаю, что ты настоящая красавица, — признался он, и на его замерзшем бледном лице проступил стыдливый румянец. — Но сейчас лучше вернуться, а то попадет нам обоим.
На обратной дороге в Севен-Дайлс юноша поведал Бэлль о том, что его главные обязанности — собирать и мыть стаканы, убирать пивной погреб, проверять доставляемые продукты, но его дядя постоянно придумывает дополнительные задания, начиная со стирки одежды и мытья полов в комнатах над пабом и заканчивая приготовлением еды. Бэлль поняла, что Джимми работает с одиннадцати утра до двенадцати ночи, не слыша доброго слова.
— Такой сообразительный парень, как ты, мог бы получить работу получше, — заметила она, чувствуя обиду за него.
— Мог бы, — согласился Джимми. — Но как уговорить дядю Гарта? Он не колеблясь забрал меня к себе, когда умерла мама, а она много о нем думала. Кроме того, я у него учусь. Дядя Гарт проницателен, его с толку не собьешь и вокруг пальца не обведешь. Я дождусь своего часа, научусь у него всему, что он умеет, стану незаменимым, а потом найду работу получше.