27 приключений Хорта Джойс
14. Разговор моторной лодки
— Далекая снежная вершина среди синих гор высовывалась, как голова лебедя из кустов… Помню…
— Держи правее — там, кажется, островок.
— Ну и что же?
— Тише — в лесу слышен смех.
— Это филин.
— Он не очень-то любит белые ночи.
— Летел бы на юг.
— Здесь гуще.
— Смотри — какой всплеск.
— Это охотится щука.
— Слева у самой сосновой горы озеро. Заметно по туману.
— Я был на той вершине — на голове лебединой…
— Мы могли бы чуть остановиться.
— У озера?
— Да.
— Нет, нет, едем дальше. Ночь призывает.
— Мотор упоительно работает.
— Дисциплинирован.
— Там костер.
— Рыбак.
— Один?
— Нет — с ним чайник и наверно топор.
— Перед глазами — река.
— В реке — рыбачьи проекты.
— В проектах — один процент сбытия.
— Ему довольно одного.
— Что он думает о нас?
— То же, что и о дыме своего костра.
— Мимо.
— Тем более мы в легком тумане.
— Он ближе к истине.
— Около и останется.
— Помню: на той голове лебединой мысль застыла о вечности, а сердце жалко билось…
— Сердце — пугливая, хрупкая птица, нежная птица в клетке грудной.
— Вечность — для разума.
— И, пожалуй, для глаз, если хорошее зрение.
— А сердце, бедное сердце, считает секунды.
— И бедное сердце побеждает богатый разум…
— Смешно.
— Но так.
— Жизнь, есть жизнь.
— Бессмысленно думать о переделке.
— Держи левее — к кустам.
— Мудрецы объясняли мир.
— Пробовали управлять.
— Ничего не вышло.
— Понятно: сколько мудрецов — столько напечатанных мировоззрений.
— Есть еще ненапечатанные.
— И будут еще.
— Софизм — курорт интеллекта.
— Смотри — что это?
— Не вижу.
— Вот — у водокрая, на берегу.
— Журавль.
— Пожалуй.
— Но курорты требуются только иногда, а потому софизм прекрасное, но временное явление.
— Подкачай масла.
— Есть.
— Туман сгущается.
— Это к рассвету.
— Джек Питч крепко засел в Нью-Йорке.
— Ради карьеры.
— Ниа любит Нью-Йорк.
— Разумеется, — там больше кино.
— Для первого дебюта Ниа выступила превосходно.
— Острое существо.
— Чертовски чувствует форму жеста.
— Ого.
— Через 3–4 месяца увидим Ниа на экране.
— Но я убежден, что роман мой использован слабо: слишком торопились.
— Конкуренция, как две палки о четырех концах.
— Дай спичку.
— Вот.
— Табак отсырел.
— Восток и щеки Чукки розовеют.
— Чукка спит с улыбкой.
— Вероятно, она убеждена, что не спит.
— Возьми вправо — к лугам, здесь в горах слишком гудит мотор.
— Псина Диана полаивает сквозь сон.
— Видит во сне утиный выводок.
— Не понимает, зачем надо ждать взрослых утят, когда сейчас проще взять.
— Нервничает.
— Вчера Чукка на берегу стала так ловко крякать по утиному, что Диана, выпрыгнула из лодки в воду и пошла искать.
— И все-таки, чертовка, нашла в болотце выводок.
— Через месяц, полтора поохотимся.
— Обязательно.
— Чукка великолепно научилась стрелять.
— Взглянул бы вчера на нее Джоэ-Абао, как она уложила в лёт вальдшнепа.
— Молодец.
— Держу пари, что великий вождь дурно относится к достижениям авиации.
— Еще бы.
— А интересно, где теперь Бидж с золотом Чукки? Разбогател каналья.
— Теперь, наверно, сам держит телохранителя.
— И пьет ром, мерзавец.
— Чукка говорила, что Биджу было известно, как по ночам у спящего солнца негры украдкой вытягивали особыми кишками ром.
— По этому случаю давай выпьем.
— Есть.
— И все же коньяк лучше.
— Тоньше.
— Ром — бас, коньяк — баритон.
— Баритон более приемлем.
— Еще?
— Давай.
— Жизнь коротка, а коньяку много.
— Оль райт.
— Обидно умирать, когда коньяк остается.
— Эх-х…
— Не говори…
— Старт уверял меня, что перед смертью он выпьет стакан холодного коньяку, закусит лимоном и закурит сигару.
— Мы заключили союз умереть именно так.
— Вот рука — я вступаю в этот союз.
— Значит, стакан коньяку, лимон и сигара должны быть всегда наготове?
— Всегда.
— Непременно.
— Ого. Где-то циликает кулик.
— Рано.
— Кто-нибудь согнал.
— Держи левее. Я думаю о Наоми…
— Пахнет дымом.
— За горой, наверное, костер.
— Рыбачье место.
— Тут дивно.
— Наоми сказала бы, что тут «симпатично».
— Пожалуй тут есть даже «симпатичные» медведи.
— Ого. Северные медведи — это не сумчатая Австралия.
— Да, видно по природе.
— Табак подсох.
— Север — мудрец, у севера белый высокий лоб.
— Дай спичку.
— Хорт, ты — настоящий сын севера. Я вижу.
— Я люблю свой север.
— Теперь я понимаю твой рост, твою Чукку и все остальное. Хорт, я завидую тебе.
— Рэй-Шуа, ты — настоящий сын юга.
— Я не люблю юг, чорт бы его взял.
— Полюбишь. Даю слово. Или ты не растение своей земли? Дело только за временем.
— Это так. Но мне противна моя откровенная австральность. Мое тропическое происхождение. Недаром здесь все принимают меня за неподдельную обезьяну, и руками щупают мою черную кожу. Я действительно обезьяна, чорт возьми. Посади меня на цепочку и води по деревням — мы недурно будем зарабатывать. Будет хлеб впереди.
— Хлеб будет и без представлений. А вот мне очень нравится, что ты — гениальная зверюга: хорошо пишешь романы и толково знаешь мотор. Только держи еще левее, — поближе к костру — там лучше.
— Рэй-Шуа в качестве какаду…
— Не ворчи. Рыбак встал и черпает чайником воду. Через ю минут он будет похлебывать чай и соображать о своих затеях.
— Не без удивления он выпучил глаза.
— Он еще не проснулся, как следует, и думает, что мы — сновидение.
— Любители ночных приключений.
— Дай спичку. Потухла. Засмотрелся.
— Рыбак, говоря по Наоми «симпатично» устроился.
— У рыбаков есть вкус. Я учусь.
— Ну, вот ползет, зевая, Диана.
— Давай лапу, доброе утро.
— Псина, целуй обезьяну. Так.
— Скоро солнце.
— Ого. Проснулись.
— Это — кулики-песочники.
— Туман густеет.
— Кричат гуси.
— Рыбы плавятся, разводят узоры, дразнят.
— Сейчас встанет Чукка — вместе с солнцем.
— Превосходный час!
— «Час, когда горный кенгуру стоит на скале, над обрывом и смотрит на горизонт восхода», так, кажется, читал в книгах твоих?
— Солнце — глаз земли. Кенгуру помнит об этом.
— Крякают утки — близко озеро.
— Птицы азартно заливаются. Здесь голоса их сочнее и крепче.
— Некоторые из них зимуют, несмотря на отчаянно-долгую зиму.
— Буду зимовать и я.
— Ххо. Посмотрим — сказал слепой, посмотрим.
— Это решено.
— Ну, ну.
— Нос у тебя приплюснут. А уши? Останешься без ушей.
— Уши? На кой они чорт? Что я — композитор что ли или капельмейстер?
— У нас бывает по Реомюру до 45–50 градусов.
— Пустяки, я обрасту мехом.
— Вот и солнце.
— Вот и Чукка. Доброе утро!
— Доброе утро, дочка моя.
— Доброе утро, счастливый путь, отец, Рэй-Шуа, дайте расцеловать вас.
— Жизнь продолжается, Чукка!
— Моторная лодка разговаривает.
— Надеюсь, вы помогаете?
— Стараемся.
— Ого. Еще как…
— Я видела во сне Наоми, бедная, она скучает, очень скучает.
— Чукка, с тобой здоровается Диана, дает лапу.
— Доброе утро, Диана. Богатый день пусть вкусную пищу тебе пошлет.
— После вчерашнего вальдшнепа Диана питает к тебе искреннее уважение.
— Я и сама горжусь успехами охоты, — это меня волнует, увлекает не менее вас.
— Браво, Чукка.
— Браво, дочка моя.
— Как дивно птицы солнце встречают. Туманы кругом, а берега изумрудные. В каком мире мы? В стране какой? Неустанные и куда несемся? Диана, нюхай душистое утро.