Завидный жених

Как и предупреждал Луи, он может быть опасным.
— Линн говорила, ты собираешься показать мне своих знаменитых лошадей, — беспечно заявила Гейл, наливая себе минеральной воды из запотевшей бутылки.
Он улыбнулся — довольно цинично и понимающе.
— По-твоему, я предпочитаю именно так провести с тобой остаток дня?
Она прямо и холодно посмотрела ему в глаза.
— Да, я надеялась, что именно так ты и рассчитывал провести день. Вчера из-за твоей ненасытности мне… кое-где стало больно. Мне нужно еще несколько часов, чтобы прийти в себя перед вечером.
Он расхохотался.
— Моя ненасытность?! Насколько я помню, ты сама умоляла меня не останавливаться!
Она притворилась беспечной, хотя внутри у нее все кипело.
— Может, и умоляла. Раз или два. Должна признать, ты великолепен в постели. Я, безусловно, стану сравнивать с тобой всех своих будущих любовников. Я почти жалею, что наша сделка подходит к концу. — От нее не ускользнуло, как напряглось его лицо, когда она произнесла последнюю фразу.
— Да, кстати о нашей сделке, — беззаботно продолжила она. — Ты проверил сегодня утром, пришли ли деньги на счет моего фонда?
Трудно все предусмотреть заранее. Марио не знал, как ему в тот момент удалось не выдать своих подлинных чувств.
Первой реакцией на ее напоминание о деньгах стала досада, сменившаяся раздражением. Какой же он глупец! Неужели всерьез поверил в то, что она что-то почувствовала по отношению к нему? Что подчинилась не столько его искусным ласкам, сколько стихийному притяжению, искре, проскочившей между ними?
Какой он дурак! Одержимый дурак. Околдованный ею. Да. Именно так. Он ею околдован. Она очаровала его с того самого мига, когда он увидел ее в телерекламе. Потом еще больше очаровала вчера ночью, когда оказалось, что она не уступает ему в чувственности. Стоит только вспомнить, как она стонала от прикосновений его губ, как дрожала в его объятиях, как прижималась к нему в моменты оргазма…
Но сегодня в ее глазах не горит огонь желания. Она очень спокойна, холодна и собрана.
Марио внимательно оглядел ее, отметив подчеркнуто скромный наряд и школьную косу, лишь усиливающие тот ореол невинности, который всегда притягивал его к ней, но сегодня казался просто издевательством.
Наконец досада сменилась злостью. Неважно, понял он, сколько наслаждений испытала она в его постели. Для нее главными навсегда останутся его пятьдесят миллионов.
— Деньги пришли, — отрезал он. Сегодня она отработает их — все до последнего цента!
Гейл пожалела о своих словах в тот же момент, как произнесла их. Она не собиралась ни казаться такой корыстной, ни злить его. Но, ради всего святого, чего же он ждал? Что она забудет — забудет, как он практически вынудил ее приехать с ним сюда? Неужели он думает, что она собирается обо всем забыть, все простить и начнет играть роль его романтичной возлюбленной?
Согласна, вчера ночью у них был потрясающий секс. Да, он великолепный любовник. Но она не собирается притворяться, будто их объединяет нечто большее. При Линн она еще в состоянии делать вид, но к чему притворяться при нем?
В то же время не хочется следующие, четыре дня проводить в обстановке неприкрытой враждебности. Когда Марио в плохом настроении, он не подходит для нормального общения. Наверное, самая ужасная вещь на свете — это любовник, чья страсть переросла в гнев. Ведь вчера больше всего ей понравилось то, что заниматься с ним любовью было очень приятно. Сейчас определенно необходимо найти какой-то компромисс.
— Послушай, извини меня, — сказала Гейл, с грустью сознавая, что принц Марио ди Сан-Пьетро не так легко прощает обиду. По тому, как сжались его губы, по холодной ярости в его черных глазах она поняла, что он только что возобновил военные действия. — Я не хотела тебя обидеть, но ты должен понять: дела фонда для меня превыше всего. Это не значит, что вчера ночью мне было неприятно. Более того — я с нетерпением жду повторения… ты даже стал мне чуточку, нравиться, — быстро прибавила она, увидев, как сверкнули его выразительные глаза. — Линн сегодня утром так тебя расхваливала, что я больше не могу считать тебя испорченным и надменным. Кажется, твои заслуги целиком искупают твои недостатки. Хотя то, как ты реагируешь на отказ, отнюдь не относится к числу твоих добродетелей. Как по-твоему, многие ли мужчины дошли бы до того же, что и ты, чтобы затащить женщину к себе в постель?
— Женщины бывают разные, — парировал он. — Я старался только ради тебя, Гейл.
— Лестью, ваша светлость, меня не пронять. По-моему, я тебе это уже говорила.
— Зови меня Марио, — отрывисто напомнил он.
— Марио, — вздохнув, повторила она. — Знаешь, что я о тебе думаю? Ты хочешь, чтобы все делалось по-твоему.
— Мы все такие. И ты тоже. Но ты, наверное, очень удивишься, узнав, что с тобой я не всегда уступал своим желаниям. Если бы я был законченным эгоистом, то овладел бы тобой еще в вертолете, по пути сюда. Я не стал бы ждать. А если бы дал волю темной стороне моих фантазий сейчас, то не булочку сейчас бы ел. Я все убрал бы со стола, разложил бы тебя на мраморной поверхности и насладился куда более изысканным блюдом.
Его предложение вызвало волну жара, прошедшую по всему ее телу. Она покраснела до кончиков пальцев.
— Интересно, ты бы мне позволила? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.
— Нет, — на удивление твердо сказала она.
— Нет так нет… — Он улыбнулся и пожал плечами. — Вот видишь? Я умею смиряться с отказом. Тогда отправимся на прогулку, а потом поплаваем. Ты не против?
— Знаешь… в такие жаркие дни мне нельзя долго находиться на солнце. — Гейл была рада такому правдоподобному предлогу, хотя на самом деле просто понимала, что не удержалась бы от искушения при виде его полуобнаженного тела. — Я могу обгореть. Или загореть неровно, кусками, что плохо смотрится и на подиуме, и на снимках.
— Понятно. Тогда можно прокатиться в коляске по поместью. Там есть навес. Я вначале думал проехаться верхом, но при данных обстоятельствах отложим верховую прогулку до другого раза. Как и плавание. А после обзорной экскурсии предлагаю полежать до ужина или расслабиться в ванне. Кстати, я решил, что сегодня мы поужинаем в главной столовой. Там ты дольше сумеешь… не разнежиться.
— Как мило с твоей стороны. — Она подумала о том, какой он опытный и коварный соблазнитель. Однако занятный. — Линн говорит, ты часто проявляешь доброту. Я знаю, что ты сделал для Эда.
Казалось, ему стало неловко от похвалы. Его смущение внушило ей больше любви к нему, чем все, что он сделал до сих пор. Она уважала людей, которые делают добро, не ища ни похвалы, ни огласки. Большинство богатых бизнесменов, которых она уговаривала сделать пожертвования в ее фонд, требовали, чтобы об их так называемой филантропии стало известно всем и каждому.
— Достаточно мало для кое-кого, кому повезло меньше меня, — пробормотал Марио. — Кстати, как ты собираешься распорядиться моими миллионами? Надеюсь, ты не растратишь их на заоблачные гонорары для финансовых консультантов? Трать деньги только по своему усмотрению! Уверен, что ты принимаешь милосердие и интересы детей близко к сердцу. А у других планы могут быть куда более меркантильными.
— Не беспокойся. Деньги будут потрачены с умом и как надо. Я не попадусь в ту ловушку, о которой ты говоришь. Но я воспользуюсь советами нескольких специалистов, в чьей порядочности я уверена, а потом безотлагательно приступлю к осуществлению моих планов. Когда дело касается научных исследований, время играет большую роль. Фактор времени важен и тогда, когда необходимо купить нужное оборудование и материалы для лечения маленьких больных. Уж поверь мне, я не растрачу впустую ни одного доллара. Я приступлю к делу сразу по возвращении в Монреаль. К счастью, на следующей неделе я не работаю и сумею потратить время с толком. Еще мне бы хотелось…
Гейл прервала свою речь и улыбнулась.
— Извини. Стоит мне начать рассуждать о моем фонде, и меня уже не остановишь!