Завидный жених

Марио повесил трубку и задумался. Неужели это правда? Но, если так, то когда родился ребенок и почему Гейл не признавала собственного сына?
От стыда?
Нет; кажется, она не принадлежит к тем женщинам, которые стыдились бы статуса матери-одиночки.
Тщеславие?
Если она настолько тщеславна, зачем тогда было рожать ребенка? Сейчас у женщин есть выбор.
Разбитое сердце?
Это больше похоже на правду. Ее соблазнили, а потом бросили. Тогда в ее поступках все объяснимо, и становится понятным ее отношение к сексу и особенно к мужчинам. Любовь, перешедшая в ненависть к любовнику, наверное, выразилась в том, что она отреклась от сына, хотя ничто не оправдывает ее поведения. Только самые жестокосердные женщины способны отказаться от собственного ребенка.
Конечно, Гейл жесткая. Жесткая и циничная.
Марио крутанулся в кресле, поворачиваясь лицом к окну. Однако вид, который обыкновенно отвлекал, и успокаивал его, особенно когда садилось солнце, озаряя последними лучами дальние холмы, на сей раз не внушил ему обычного умиротворения. Он попросту не замечал ни потрясающе прекрасного заката, ни великолепного пейзажа. Он не мог отделаться от мучивших его догадок и подозрений.
Как можно влюбиться в подобное создание?
— Извращенец! — обозвал он себя вслух и поморщился.
Да, его любовь какая-то ненормальная. Он думал, что, узнав побольше о ее прошлом, приобретет власть над ней. Однако вместо этого лишь понял, что у них с ней нет будущего, по крайней мере такого, о каком он мечтал.
Она годится только для одного. Глупо забивать себе голову разными фантазиями. И ведь она сама так считает. Она поделилась своими намерениями. В ее жизни ему уготована единственная роль — роль любовника. До тех пор, пока он ей не надоест. Ей даже безразлично, будет ли он верен ей. Однако надо признать, что она отнюдь не против верности.
Осознание того факта, что она почти не питает к нему уважения и почтения, огорчило Марио больше всего остального. Она считает его бездушным сердцеедом, соблазнителем, который постоянно затаскивает женщин к себе в постель, не испытывая ни любви, ни нежности.
И ужас в том, что… она права. Именно так он вел себя последние десять лет. Хладнокровно использовал женщин.
Но когда он с ней, он отнюдь не хладнокровен. Он весь горит. Пылает, как не пылал никогда раньше.
А любовь и нежность…
Марио испустил стон. Нет! Он не хочет влюбляться в нее! При данных обстоятельствах его бы куда больше устроило, если бы его чувства свелись к одной лишь похоти. Похоть всегда проходит. Однако он понимал, что испытывает по отношению к ней далеко не только похоть.
Что же ему делать? Как уговорить ее по крайней мере жить с ним? Ему мало встреч раз в неделю, по субботам. Что можно сделать, чтобы убедить ее?
Объясниться в любви? Она рассмеется ему в лицо. Попытаться очаровать ее лестью? Нет, бесполезно. Посулить больше денег? И речи быть не может. У него остается лишь одно средство, чтобы заставить ее сделать то, что он хочет.
Марио стиснул зубы. Нечестно применять такое мощное оружие, но она не оставляет ему выбора. Выбора у него нет!..
Гейл проснулась, когда уже стемнело. Голова не болела, чего нельзя было сказать о ее теле. Оно тосковало по нему. Она встала под холодный душ, однако ничего не помогало. Жажда заставила ее накинуть розовый махровый халат на голое тело и толкнула на порог его гостиной. Она не наложила на лицо ни капли румян, однако щеки ее пылали от вожделения. А может, от стыда?
Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, зачем она пришла.
Без единого слова он подхватил ее на руки и понес в спальню. Не спуская с нее взгляда, он положил ее на кровать, раздвинул полы халата и велел не двигаться. Затем быстро разделся и достал презерватив. К тому времени, как он был готов, она уже изнывала от страсти.
Спустя полминуты после того, как он вошел в нее, она испытала оргазм. Но он предпочел оттянуть наслаждение. Лег с ней рядом, не переставая ласкать и целовать ее. И, в то время как она готова была закончить во второй раз, когда дрожала от возбуждения, он полностью сохранял присутствие духа.
Как ему удается оставаться таким спокойным? Как удается преодолеть собственное возбуждение?
Она жалобно стонала, но он по-прежнему не давал ей того, чего она так хотела, продолжая дразнить и мучить ее, продолжая затягивать сладкий миг. Но потом он одним движением, быстро, резко вошел в нее, наполнил ее собой, отчего все ее тело сотряслось в сладостной волне облегчения…
Не останавливаясь, он проник в нее так глубоко, что она едва не задохнулась. Постепенно Гейл начала ощущать новый прилив возбуждения и, оставив все посторонние мысли, позволила ему унести ее в тот сверкающий и бездумный мир, где она становилась всего лишь первобытной женщиной, свободной от всех предрассудков цивилизации.
Они оба стонали, вздыхали, кричали. Когда она на мгновение напряглась, а потом тихо застонала от удовольствия, Марио зарычал в ответ. Он перекатился на спину, положил ее сверху и крепко прижал к себе. Рот у нее раскрылся, словно ей не хватало воздуха, в голове помутилось, и она забылась в пароксизмах бесконечного наслаждения.
Прошла целая вечность, прежде чем они оба без сил распластались на кровати. Марио повернул ее на бок, не отпуская от себя.
— Невероятно, — прошептал он ей на ухо. — Вместе мы творим чудеса, дорогая. Настоящие чудеса!
Гейл была очень рада, что сейчас он не видит ее лица, потому что на глазах у нее внезапно выступили слезы.
Телефонный звонок нарушил идиллию. Марио что-то пробормотал сквозь зубы, и Гейл сморщилась, не желая, чтобы он, отодвигался от нее. Испугавшись, что, отодвинувшись, он заметит ее слезы, она поспешила отвернуться.
— Не двигайся, — сказал он, обнимая ее за талию, и снял трубку.
Поскольку телефон стоял почти рядом с ее головой, Гейл расслышала каждое слово. Однако на том конце линии говорили на иностранном языке, скорее всего по-итальянски. Тем не менее было ясно, что звонит женщина.
Марио изумленно воскликнул:
— Эмилия?!
Гейл сразу поняла, кто ему позвонил. Жена брата, княгиня ди Сан-Пьетро, которую он любил. Замужняя женщина, из-за которой вынужден был покинуть родину.
Уныние овладело Гейл. Она еще помнила жар его тела внутри себя и ревниво вслушивалась в его интонации. Он удивился, услышав голос Эмилии. Он чем-то встревожен. Он ласково и нежно утешает ее.
Казалось, их воркование никогда не закончится. Гейл окончательно расстроилась. Как он посмел любезничать с той женщиной, едва выйдя из меня и продолжая держать меня в объятиях? Как он посмел?
Однако, когда Гейл попыталась высвободиться, Марио лишь крепче притянул ее к себе, напомнив ей о том, насколько он силен. Лучше полежать спокойно, пока он не закончит говорить. Борьба и попытки отодвинуться будут слишком уж красноречивы.
Однако для нее самой куда красноречивее была собственная ревность, всплывшая на поверхность с самых черных глубин ее души.
Она не просто постепенно привыкает к Марио. Она уже к нему привыкла, привязалась. А вернее сказать, безнадежно влюбилась. По уши! Вот почему ей сейчас хочется плакать. Она знает: как бы он ни наслаждался их любовными играми, он ее не любит. И не полюбит никогда. Наконец Марио кончил говорить. Однако не забыл, о Гейл.
После краткого молчания он снова переключил свое внимание на ее распаленное тело. Она чувствовала, что жаждет продолжения, несмотря на то что сердце его навеки отдано другой.
— Так на чем я остановился? — пробормотал он, грубо лаская ее грудь и живот. Когда он коснулся ее отвердевших сосков, она задрожала всем телом.
От сознания собственной беззащитности перед ним Гейл разозлилась. А в гневе она становилась очень коварной и упрямой.
— Я же велел тебе не двигаться, — проворчал Марио.
— Убирайся к черту! — выпалила она. — Я буду двигаться, если захочу. Мне надоело, что ты постоянно велишь мне не двигаться.