Одна (ЛП)

— Чувак, это почти как на тренировке — говорит Реф. — Просто будь благодарен, что в этот раз на тебе сидит не тренер.
Он смеется.
— О, я не жалуюсь, — уверяет его Пакс, не сводя с меня взгляда. — Эта скачка будет весьма приятной.
Уверена, что он говорит несерьезно. Должно быть, он играет на публику. Сегодня я смелее, чем когда-либо, поэтому не отвожу взгляд. Кажется, ему это нравится. Его улыбка становится шире.
— Я собираюсь лечь на тебя.
Слова звучат громче рева в голове. Они такие громкие, что застываю.
— Рядом с тобой. — Пакс примирительно улыбается, но его глаза озорные. — Собираюсь лечь рядом с тобой, чтобы ты могла слезть, эээ, залезть.
Я могу только смотреть на него. Не знаю, то ли мне рассмеяться, то ли покраснеть. А может и то и другое. Довольствуюсь поднятой бровью, передразнивая его. Пакс падает передо мной, словно стрела, поражающая цель. Толпа ликует, увидев его на земле, и беспокойно ожидает какого-то действия. «Это вроде шоу», — напоминаю я себе. Мы устраиваем представление. Осматриваю его спину, задерживаясь взглядом на пояснице, на изгибе которой вскоре окажется часть меня. Меня охватывает мягкое незнакомое чувство.
— Ладно, — Кейд поворачивается ко мне. — Когда заберешься на него, просто поерзай, чтобы удобно устроиться.
Мне удается сдержать дрожь, так что руки не трясутся.
— Поерзать. Поняла. — Переминаюсь с ноги на ногу. — Что-нибудь еще?
Пакс слышит наш разговор.
— Повеселись, — говорит он, посмотрев через плечо
На его щеке снова появляется ямочка, милая, забавная и искушающая одновременно.
Реф свистит в свисток, чтобы привлечь всеобщее внимание. Резкий звук не останавливает Пакса. Я смотрю, как он делает несколько отжиманий на земле, чтобы подготовиться. Наблюдать за его движениями – словно смотреть на пантеру. Тело Пакса словно состоит из одних текучих мускулов, настолько четких и выделяющихся, что кажется, на коже есть скрытые борозды.
— Каждое отжимание – доллар, — кричит толпе Кейд, напоминая в тысячный раз. — Давайте спасем несколько гребанных жизней!
За его словами следуют крики и аплодисменты, словно он толкнул какую-то грандиозную и жизнеутверждающую речь.
Хлопки становятся оглушительными, когда я подхожу ближе к Паксу. Тонкий слой пота, блестящий на его спине, четко показывает его физическое напряжение. Пакс чувствует мое присутствие и замирает на середине движения.
— Готова? — спрашивает он, не глядя на меня.
Киваю, потом понимаю, что он не может меня видеть.
— Да, — говорю спокойно.
Чувствуя себя словно под увеличительным стеклом, когда все глаза прикованы ко мне. Закидываю одну ногу и, почувствовав мое прикосновение, он в ту же секунду выгибает спину, пока не трется об меня.
— Сожми ноги крепче.
Устраиваюсь и все больше осознаю, что мои подозрения были верны. Он вовсе не кажется картонным, максимально далек от этого. Пакс теплый, словно электрическое одеяло, но это одеяло наполнено живой сталью.
— Раз... два...
Его волнообразные движения создают приятное трение между ног. Охаю, потому что оказаться на нем верхом не похоже ни на что, испытанное мной раньше. В движении его тела чувствуется сочетание мягкого и жесткого, медленного и быстрого. Пакс настолько мощный, что мои ноги едва касаются земли, когда он двигается. Выпрямившись для лучшего равновесия, хватаюсь руками за его плечи и неосознанно перебираю пальцами.
— Шесть... семь... — Его голос дрожит.
— Ты в порядке? — Наклоняюсь и шепчу ему на ухо.
— Восемь... — Он останавливается и шепчет: — Ты щекочешь меня руками.
— О. — Я откидываюсь назад.
Коварная мысль приходит мне в голову, и я снова кладу руки ему на плечи. Щекочу его там, где шея переходит в плечи.
— Девять... десять... — считает толпа.
— Эй, — его голос начинает срываться. — Прекрати.
Кусаю губы, но продолжаю его щекотать.
— Это же ради благотворительности! — восклицает он.
Мои пальцы замирают, но лишь потому, что я чувствую, как все его тело дрожит. Не хочу, чтобы он останавливался, если все еще может продолжать.
— Одиннадцать... двенадцать...
Щиплю его за спину.
— Достаточно спонтанно для тебя? — Что-то вынуждает меня произнести это.
В ответ доносится лишь его низкий смех. Мы движемся вверх, потом вниз.
Вверх. Потом вниз.
— Шестнадцать... Семнадцать...
Вниз.
Вверх.
Сидя на нем сверху, понимаю, что опьянение медленно проходит. Алкоголь выветривается. Я больше не на пике, не на волне, но пока и не упала.
Вверх.
Не осознаю, как много это для меня значит, пока не слышу свой вздох облегчения.
Глава 5
Сегодня пасмурный день.
Такая погода стоит всякий раз, когда я берусь за что-то новое.
В день моего первого поцелуя было пасмурно. Как и в день моего первого свидания. На протяжении всей поездки из Миннесоты в Висконсин небо опять было затянуто свинцовыми облаками. Вселенная помнит обо мне не настолько хорошо, чтобы предлагать в качестве бонусов солнечную погоду или короткий отдых. Может быть, она специально это подстраивает в надежде, что я обрету уверенность. Все словно ждут от меня каких-то поступков.
Правда, я очень стараюсь ее обрести! Нервно теребя капюшон, с раздражением думаю обо всем, что со мной происходит. Неожиданно понимаю, что стремление обрести уверенность и есть причина, по которой я здесь нахожусь. По этой же причине рискнула всем, желая нормальной жизни как у всех. Тем временем довольно настойчиво закапал дождик. Проблеск молнии озарил мрачное небо. Я продолжала идти, надеясь, что вся эта свинцовая тяжесть серых туч не обрушится на меня всей своей силой. Поношенные теннисные кроссовки не облегчали мое положения, ведь я не любительница прогулок в промокшей обуви. Темп моих шагов значительно ускорился.
Сейчас лишь девять тридцать утра, но мне не терпится пораньше прийти на работу. Очень хочу произвести благоприятное впечатление. Где-то прочла, что работодатели ценят пунктуальных сотрудников. Было непросто найти эту работу. После бесконечных интервью, поняла, что такие обычные места работы, как официантка и продавщица уже больше не для студентов. Люди постарше и опытнее хватаются за все, соперничая между собой за любую должность, борясь за каждый способ прокормить семью. В некоторых случаях работники постарше оказываются даже надежнее, так как они будут трудиться и днем, и ночью. Для них слишком высокие ставки, чтобы совершить ошибку.
Женщина, которая мне это рассказала, была довольно суровой дамой. Ее звали Анна. Она была менеджером в местном ресторане с баром «У Мэдди» недалеко от кампуса.
— Сколько тебе лет? — спросила она, когда я в первый раз подошла к ней по поводу работы. В течение целого дня, обойдя кучу мест, я могла только надеяться, что выгляжу не так же измученно, как себя тогда чувствовала.
— Восемнадцать.
— Ты и на пятнадцать не выглядишь. — От удивления ее брови взлетели вверх.
— Мне восемнадцать. — Я попыталась чуть вытянуться, чтобы казаться повыше. Представляю, что она увидела, взглянув на меня: медовые волосы, тусклые серые глаза и небольшие губы в довершение к телу, слишком миниатюрному, чтобы претендовать на привлекательность.
Пытаюсь выглядеть дружелюбно, улыбаться, делать все, что, по моему мнению, делала бы любая восемнадцатилетняя. Но эту видимость было тяжело поддерживать, потому что я видела лишь ее коралловую помаду и оценивающий взгляд, который слишком напоминал мне о ком-то, кого я хотела бы забыть.
— Вы поступаете в Висконсин?
— Да, собираюсь.
— Мы популярны в студенческой среде и у многих других в течение дня, — сообщает она мне. — В ночную же смену проводим различные бизнес мероприятия. От них мы и получаем львиную долю наших доходов.
Она пробежалась глазами по моей комплекции, задержавшись на коротких ногах и худенькой талии.