Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов
Что же в те дни происходило на границе? Приведем отрывок из письма бывшего фронтовика Модеста Марковича Маркова в газету «Известия»: «За две недели до войны нас собрали в доме комсостава и прочитали лекцию: «Германия — верный друг Советского Союза». Танки поставить на консервацию, боеприпасы сдать в артсклад. Я прибежал в парк в 00 часов 30 минут. В небе гудят самолеты. Настроение у всех веселое: начались маневры. Первый бомбовый удар — по складу. Крики: «Это учебные цементные бомбы!» Второй заход — и удар по соседнему батальону. Крики: того-то убило, тому-то оторвало ноги… Только тогда мы поняли, что это война». [3]
Еще два коротких письма.
П.Черняев: «Я был дежурным по части, когда началось. Небо чистое, без туч, а стоял гром. Их артиллерия била через нас по Гродно. Мы были без оружия, и летчики это видели. Они прямо крыльями нас резали. Бронетанкетки, почти не стреляя, давили солдат. А нам и в воробья стрельнуть нечем. Комполка Чумакову оторвало ноги, но он успел скомандовать: «Спасайтесь, кто как может!» Только в живых уже были единицы».
С.Зубенко: «Сержант Володя Капустин погиб в первый день под Граево. Захлебываясь кровью, пытался оправдаться, что не смог сделать больше того, что сделал. Его последние слова: «Не мы проиграли, не рядовые».
Из эфира неслись хриплые голоса, часто похожие на военные команды, дробь барабанов, гремели победные фанфары. Во всем этом радиошуме звучала, в основном, немецкая речь. Что-то удавалось в ней разобрать и понять. В школе я изучал немецкий. Германские войска дошли до Минска, ворвались в Прибалтику, шли на Москву, Ленинград, Киев.
Когда я рассказал об услышанном папе, он не поверил и переспросил: «Может быть, ты чего-то не понял, в чем-то ошибся?» Я повторил сказанное. Он ужасно расстроился и все говорил: «Как же так это могло произойти? Где Красная Армия? Как Сталин допустил такое?» Тут же попросил скверными известиями ни с кем не делиться, пока не появятся официальные сообщения. Вскоре власти приказали всем гражданам сдать радиоприемники.
Черную радиотарелку, прикрепленную к стене, мы не выключали круглые сутки: а вдруг сообщат что-то важное, «В последний час». С волнением прислушиваюсь к сообщениям Совинформбюро, созданного на второй день после начала войны. Их передавали дважды в день — утром и вечером, а затем повторяли много раз.
Прошло всего несколько дней боевых действий, а тон фронтовых сводок, как ни старались их отлакировать, не успокаивал. Во-первых, воевали на нашей, а не на чужой территории, как нас об этом не раз заверял товарищ Сталин; во-вторых, как кинокадры, то возникали, то исчезали различные направления сражений, за которыми следили миллионы людей.
Вот первая сводка советского Генштаба, вроде бы радостная, как мы теперь знаем, неправдивая: «22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные заставы на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только на гродненском и крысто-польском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец. (первые два — в 15 км и последнее — в 10 км от границы).
Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов».
На четвертый день войны, 26 июня, в газете «Красная Звезда» была напечатана первая статья Ильи Эренбурга «Гитлеровская орда». Так начал свой творческий путь лучший публицист в годы войны, любимец фронтовиков. 24 июля на страницах «Красной Звезды» появилось первое стихотворение Константина Симонова «Презрение к смерти». 6 августа в этой же газете опубликовано второе его стихотворение — «Секрет победы». Так начал свой творческий путь один из лучших фронтовых поэтов. Запомнились на всю жизнь строки поэта: «У храбрых есть только бессмертие, смерти у храбрых нет!»
На девятый день войны прозвучала информация о четырех основных направлениях: минское, луцкое, новгород-волынское, барановическое… На двадцатый день объявлены уже новые направления: полоцкое, бобруйское, могилев-подольское. Все новые и новые направления… Это тревожит, чаще мрачнеют людские лица. Все труднее понять горькую реальность. Враг прет и прет. Все ближе к Москве, Ленинграду, Киеву. Куда делись самолеты, о которых так красочно писали поэты и звучали песни — о героических «красных соколах»?
Совсем недавно во многих Дворцах культуры, в заводских клубах люди внимательно разглядывали красочные плакаты ГЛАВПУРа, и сердца их наполнялись гордостью. Еще бы… Один артиллерийский залп советской дивизии, как утверждалось в тех плакатах, в два раза мощнее залпа дивизии противника. А какого — догадайся? Случилась война. Выкатили пушки артиллеристы — беда, снаряды словно улетели в небеса.
27 июня, на пятый день войны, появилось объявление о создании Государственного Комитета Обороны. В его руках отныне была сосредоточена вся власть в стране. Председателем Комитета стал И.В. Сталин.
С каждым днем войны люди начинают все больше понимать, что означает на деле исчезновение одних и появление новых направлений… Сводки столь кратки, нелогичны, неясны, а газеты в основном трубят о первых героях-летчиках, о подвигах танкистов, давших достойный отпор агрессору. А агрессор-то уже занял Белоруссию, Прибалтику, часть Украины, Молдавию. Как возможно такое осмыслить?
От народа скрывают окружение целых армий, корпусов, дивизий, пленение тысяч и тысяч командиров и бойцов. Слухи о трагизме положения на фронтах точно кружили в воздухе, и люди их перехватывали, задавая друг другу один и тот же вопрос: «Когда наступит перелом?» Крупицы жестокой правды о происходящей катастрофе Красной Армии все же просачивались в общество, и они леденили души.
В печати появилась более эластичная терминология: «движение», «вклинились», «бились до конца», «отошли на новый оборонительный рубеж», «успешно отбивают атаки врага», «смена позиций» и т. п. В отечественной историографии Великой Отечественной войны уже давно существует новое лингвистическое обобщение, якобы объясняющее первый страшный период войны, «стратегическая оборона». Неужели современные российские историки предполагают, что их ложь, как и всякая ложь, имея длинные ноги, сможет обогнать правду?
21 июля впервые на Москву обрушились бомбы. Через неделю в сводках Совинформбюро исчезли старые направления: полоцкое, псковское, новгород-волынское, бобруйское, но осталось смоленское… Опять немыслимое смущение, тяжелая боль в сердце. Исчезли житомирское, коростеньское, белоцерковское направления. Стало понятно: Житомир, Коростень, Белая Церковь — в руках у немцев…
Как же сами немцы оценивали начало войны? Теперь это стало известно. Первые ее дни оказались для них легкими. Об этом свидетельствует начальник Генерального штаба вермахта — Франц Гальдер. Вот что он записал в дневнике: «Наступление наших войск, по-видимому, явилось на всем фронте полной тактической внезапностью. Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох и в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения частей, для чего в настоящее время есть полная возможность. Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох. В последние дни он совершенно пассивно наблюдал за всеми проводившимися нами мероприятиями и теперь сосредотачивает свои военно-морские силы в портах, очевидно опасаясь мин.