Музей воров (ЛП)

Протектор не могла поверить услышанному. Она знала о детях, которые пропадают после Разделения. Но перед ним?
— Он не был привязан цепью?
— Родители говорили, что был. Они полагали, что он каким-то образом смог вскрыть замок. Но мы решили, они сами не привязали его. Иногда такое случается, но обычно мы предотвращаем такие катастрофы.
— Почему я узнала об этом только сейчас?
— Никто не знал об этом. Представь что было бы, если бы все дети оставались непривязанными на ночь! Работорговцы бы напали на нас, как стая волков! Вот поэтому мы и держали все в тайне.
— И тем не менее, мне стоило об этом не доложить!
— Ты так думаешь, сестренка? — Командующий потер подбородок. — Это ведь, безусловно, случай мерзости. Мне показалось, что тебе не стоит об этом знать. В конце концов, ты же не сообщаешь мне, когда у Казны не сходится баланс…
Протектор постаралась не обращать внимания на растущую внутри злость.
— Ты искал мальчика?
— Разумеется! Мы обыскали все. Искали днем и ночью. Целую неделю. Но не нашли ни малейшего следа. Скорее всего, он давно уже мертв. Возможно, утонул.
— А его семья?
— Был еще один ребенок. Девочка. Мы забрали ее в Приют, а суд Семи Благословений приговорил родителей к трем годам в доме Покаяния и конфискации всего имущества.
— Хочешь сказать, что ты приговорил их.
— Я не отрицаю, что Суд говорит моими устами, — мягко сказал Командующий. — И я очень польщен такой честью.
— Три года заключения, имущество пропало, дочь в Приюте. Суровое наказание для людей, которые только что потеряли сына.
— Они нарушили закон!
— Я так не считаю, — начала Протектор. И умолкла. Ей не хотелось в открытую выступать против брата. Особенно сегодня. — Зачем ты здесь?
Командующий достал кипу бумажных листов из внутреннего кармана своей куртки и положил их на стол.
— У меня тут несколько незначительных документов, которым нужна твоя подпись.
Протектор вернула очки на место и, взяв верхний лис, недоверчиво нахмурилась:
— Незначительные? Согласно этому будут введены Хранители-резиденты. Ты быстро подготовил необходимые документы!
Командующий пожал плечами:
— Люди были весьма настойчивы…
— Не держи меня за дуру, братец. Ты всегда умел управлять толпой.
— Ты мне льстишь, сестренка. Но ты не можешь отрицать, что настали отчаянные времена. И что люди сильно напуганы.
Протектор заколебалась. В одном ее брат был прав. Времена действительно были отчаянные. Все было намного серьезнее, чем она думала. И люди были напуганы.
Со вздохом она обмакнула ручку в чернила и, подписав верхнюю бумагу, взяла следующий лист. И удивленно моргнув, перечитала дважды, желая убедиться, что поняла правильно.
— В соответствии с этим… — медленно сказала она, — твои Хранители-резиденты начнут работать уже сегодня ночью! Я думала, они появятся по меньшей мере через месяц!
— В городе бродят опасные преступники! Они не будут ждать месяц. — Командующий потер перевязанный лоб, словно у него внезапно заболела рана. — Кроме того, новые Хранители помогут в поисках девочки. Она, возможно, прячется в одном из домов или еще где-нибудь. А мы будем ждать ее.
— А что насчет их подготовки?
— Возможно, ты и рада ждать проблем и только тогда тренировать ополченцев, сестренка. Но я не могу позволить такие сложности. Новые Хранители тренируются всегда. Просто на всякий случай. Подпиши, пожалуйста.
Протектор задумчиво постучала ручкой по щеке. Она, конечно, подпишет. Но надо было сказать кое-что брату… но что?
Точно!
— Музей Данта, — сказала она. — Ты слышал о нем?
Красивая бровь Командующего недоуменно изогнулась.
— Слышал, небольшое здание. Не очень важное. Кажется, он дальше за моим офисом по старому арсенальному холму. А что такое?
— Им не нужны хранители-резиденты. Они исключение.
— Но…
— Только не музей Данта!
В этот момент лицо Командующего исказилось. На долю секунды оно заострилось и приобрело угрожающее выражение. А затем он склонил голову, и Протектору показалось, что это она сама все надумала.
— Я думаю, что у тебя есть веские причины так делать, сестренка. Могу я поинтересоваться ими?
Протектор заколебалась. Кроме нее правду о музее Данта знали только его смотрители, и не было закона, который запрещал бы все рассказать Командующему. Но были такие знания, которые она ему бы ни за что не доверила.
Она еле заметно пожала плечами и сказала:
— Так сложились традиции. Со своими проблемами музей справляется сам.
— И откуда же пошли такие традиции?
Протектор махнула рукой в направлении книжного шкафа, битком забитого документами с самого основания Данта.
— Не помню точно. Но явно где-то там все объясняется.
А затем, прежде чем ее брат смог задать другие вопросы, она подписала бумаги и придвинула их к нему. Он поклонился.
— Спасибо за уделенное время, ваша милость. Встреча с вами всегда такое удовольствие. Благослови вас боги.
Его зубы блеснули в фальшивой улыбке, а затем он ушел.
  
Одна
 
Голди спряталась в небольшой лодке. И хотя на улице стояла жара, девочку трясло. Ее голова болела, ноги сводило судорогой, но она не смела шелохнуться. Лодка была привязана напротив дока Зверей, где стояли баржи и сновали аквабусы. Чудо, что она забралась так далеко и ее никто не заметил.
Теперь, когда дикое чувство исчезло, она чувствовала себя ужасно виноватой. Девочка посмотрела на остатки белой ленты на запястье.
— Глупая! — прошептала она. — Глупая, глупая, глупая!
С соседней баржи донесся стук, и Голди поспешно заткнула рот рукой. Неужели ее услышали? За ней уже идут? Что с ней будет, если ее поймают?
Она зажмурилась и затаилась. Стук затих вдали. Рассмеялся мужчина. Лодка мягко покачивалась на волнах. Голди медленно открыла глаза.
Над ее головой находился деревянный штурвал. С другой стороны от него были узкие сиденья, покрытые овчиной. Каюта была пуста. Никаких Благословенных Хранителей. Нет мамы и папы.
В первый раз за свою жизнь Голди была совершенно одна.
Она снова быстро закрыла глаза. Стук ее сердца, казалось, стал громче, чем когда-либо. Девочка очень надеялась, что не подхватит лихорадку. Руки и ноги тряслись. Она отчаянно старалась не расплакаться.
А затем она вспомнила протестующий возглас мамы, когда Протектор подняла ножницы. Она вспомнила, как папа гладил ее по голове. И подумала, насколько сильно любит их.
По лицу девочки побежали слезы. Страх и сожаление боролись где-то глубоко внутри.
Голди не знала, сколько времени она просидела, тихо рыдая в качающейся лодке. Казалось, прошло несколько часов. К тому времени как слезы кончились, ее губы потрескались от жажды. Она пошевелилась, и ее живот тихо заурчал.
Она постаралась отвлечь себя мыслями о том, чем сейчас должно быть занимается Фэйвор, но раз за разом ее разум возвращался к недавним событиям. К бомбе.
И бешеным собакам.
И работорговцам.
По спине пробежали мурашки. Голди чувствовала себя устрицей, которая вылезла из раковины, и теперь ее ничто не защищает. Она достала из кармана ножницы и крепко сжала их в руке.
День тянулся невероятно медленно. Вода шумела о борта лодки, доносились звуки двигателей. Люди на соседних баржах кричали друг другу приказы:
— Полегче! Поле-егче! А теперь опускай! Да не туда, ты, слепой идиот! Надо туда!
Наконец небо за иллюминаторами потемнело, и звуки стали стихать. Где-то кто-то жарил рыбу.
От этого запаха Голди стала плохо. Только сейчас девочка поняла, насколько она проголодалась. Так тихо, как она только могла, она вытянула затекшие ноги и поморщилась от боли. А затем подобралась к двери, ведущей на палубу, и осторожно выглянула в ближайший иллюминатор.
Аквабусы и несколько барж исчезли. А у тех, что остались, окна были закрыты занавесками, а огни притушены.