Друзья по переписке (ЛП)

Дело в том, что на пол (там, где стояла швабра с тряпкой) натекла лужица воды, в которую и угодила босая ступня торопящейся Гермионы. Поскользнувшись на влажной древесине, она еще успела устыдиться того, что Малфой увидит голые пальцы, всегда казавшиеся Гермионе страшненькими и кривыми, и уже собралась привычно грохнуться наземь, когда почувствовала, как тот хватает ее за плечи и помогает удержаться на ногах.
На какое-то мгновение лицо прижалось к мужской груди, облаченной в мягкую шелковистую мантию. Гермиона глубоко вдохнула и тут же поняла, что совершила ошибку: казалось, легкие заполнил чарующий аромат, составные части которого она пыталась угадать еще в прошлый раз. Что-то цитрусовое и какая-то резкая нотка. Вот и сейчас этот запах снова обволакивал ее. Острый, приятный аромат лимона…
«Немного перебиваемый… розмарином? Да, это розмарин. Лимон и розмарин. Точно!»
Она снова глубоко вдохнула в себя воздух. И изумленно замерла, не сумев выдохнуть, когда поняла, что ладони Люциуса Малфоя медленно и бесконечно долго скользят по ее собственным обнаженным рукам. И только потом отпускают их.
С совершено нечитаемым выражением лица Люциус отшагнул назад. У задыхающейся Гермионы возникло ощущение, что где-то глубоко внутри раздается грохот играющих барабанов. Но нет… Это было совсем другое.
«Господи, да что вообще происходит? Что, черт возьми, со мной происходит, когда этот человек рядом? А если он… почувствует мое состояние? Если услышит, как бешено и громко бьется мое сердце?»
— Я… то есть, вы… — начала было Гермиона, но Люциус прервал ее.
— Вы совершенно правы, мисс Грейнджер. К сожалению, у всего в этой жизни есть определенная стоимость, но, к счастью, в ней существуют и вещи, ценность которых превышает все богатства мира, — он отвернулся. — Пожалуй, я оставлю вас. Не буду больше мешать. Желаю скорее закончить уборку и отлично отдохнуть во второй половине дня.
С этими словами Люциус Малфой вышел из книжного магазина.
_______________________________________________________________________
Здравствуйте, Леголас!
Вы уже слышали о новом указе Министерства магии, упраздняющем порабощение эльфов? О, я уверена, что слышали. Ну, ведь вы же и сами почти что эльф… Шутка! Итак, что вы будете делать с новообретенной свободой? Могу научить вас вязать уродливые шапочки — быть может, у вас они получатся лучше…
Так, баста! Даю слово, что больше не буду дразнить вас по поводу псевдонима. Разве что в ответ на ваши поддразнивания. Хотя, должна сказать, что жизнь научила меня не обращать внимания не только на такие мелочи, но и на откровенные оскорбления, пережить которые мне довелось не так уж мало. Особенно во время учебы в Хогвартсе. Там у меня был сокурсник, который оскорблял намеренно и постоянно. Казалось, он даже считал это своей почетной обязанностью и недурно преуспевал в ее выполнении. Все, что касалось меня — моей успеваемости, моей внешности или проявлений характера — подвергалось жестоким и ядовитым насмешкам. Я плакала из-за него практически каждую неделю. И как ни парадоксально, но был момент, когда мне показалось, что… нравлюсь ему. А он нравится мне. Такой вот: колкий, злой, насмешливый. Правда, я заставила себя не думать об этом, и у меня получилось. На самом деле, та симпатия не имела никакого смысла: в наших жизнях существовало множество сложных и очень важных факторов, из-за которых мы никогда бы не смогли быть вместе.
Сейчас я иногда вижу его. Время от времени он даже заходит туда, где я работаю. И теперь мы наконец нормально общаемся. Коротко, но довольно любезно. Поверьте, это огромный прорыв вперед, если учесть, какими жестокими врагами мы были с ним в нашем горьком и непростом детстве.
А еще иногда я вижу его отца. Ха! Вот уж для кого я всегда была (да думаю, и есть) воплощением всего, что он ненавидит и откровенно презирает. Надо отдать должное: и он для меня всю жизнь являлся приблизительно тем же. Сколько его помню, он всегда был… не очень приятным человеком. И, пожалуй, таким и остался. Наверное. Хотя… ох, теперь я не знаю…
Но зато знаю, что вы, Леголас, совсем другой! И не похожи на них ни капли. Я не собиралась жаловаться вам и рассказала все лишь для того, чтобы предупредить о том, что у меня достаточно толстая кожа. Поэтому… если вдруг у вас появится намерение подразнить меня, мистер Эльф, можете не стесняться!
Да! Как, кстати, продвигаются опыты с тем зельем? Уже придумали какое-нибудь революционное решение, которое сделает вас богатым и знаменитым? Вот бы было здорово, правда?
Афина.
_______________________________________________________________________
Приветствую вас, милая Афина.
Сказать по правде, у меня создалось впечатление, что по поводу эльфов вас преследуют определенные фантазии. Не знал никого, кто так заботился бы о «нашем» благополучии. Но если говорить не о домовиках, а об эльфах профессора Толкина, то, кстати, я читал об эльфо-человеческих союзах, хотя… никогда не верил в них. И меня можно понять: они основаны на безграничной истиной любви, которой я, если уж быть совсем откровенным, никогда и не знал… Может быть, пришло время наконец-то познать ее? Ха! Это тоже была шутка. Не обращайте внимания.
Знаете, меня преследует какое-то необъяснимое чувство, что я должен извиниться за поведение того мальчика. Не могу понять почему, но мне стыдно за него. Полагаю, отчасти я вижу в нём самого себя. Причём в детстве уж точно. Но мне ужасно приятно, что вы сумели повзрослеть и стать уверенной, мудрой и умеющей прощать женщиной, несмотря на все его попытки унизить вас и растоптать вашу уверенность в себе. Я тоже считаю, что, скорее всего, юнец был очарован вами: ведь, читая ваши письма, я и сам понимаю, какая огромная внутренняя красота таится в вашей душе. И ни минуты не сомневаюсь, что она проявляется и внешне, заставляя людей поддаваться вашему обаянию. Возможно, он оказался напуган этой красотой и самой мыслью, что вам никогда не быть вместе. Напуган столь сильно, что единственным способом борьбы с собственными чувствами счел лишь одно — стать вашим врагом. В таком случае, он должен был сознательно делать все, чтобы отдалиться от вас. Что ж… ваша готовность общаться с ним сейчас, пусть холодно и лишь приятельски, заставляет меня снять перед вами шляпу.
Что касается его отца… тут я несколько удивлен. Вы написали, что просто не любили мальчика, но при этом уточнили, что ненавидели его отца. Никогда не думал, что вы вообще обладаете способностью ненавидеть. Неужели это так? Или же вы несколько преувеличили? Ведь, в конце концов, отца вашего сокурсника вы практически не знали. Да и он вас — тоже. Быть может, этот человек никогда и не испытывал к вам ненависти, и вы могли ошибаться?
К сожалению, я не совершил никакого прорыва в зельеварении, достойного даже самого скромного упоминания в «Ежедневном Пророке», не говоря уже о каком-нибудь известном и серьезном издании. Хотя, моего дорогого друга удостоили этой чести, когда он еще учился в Хогвартсе. Умнейший и талантливейший был человек. Я до сих пор скорблю о его смерти, годовщина которой как раз приближается.
Но… не хочу утомлять вас своими проблемами и печалями. Поэтому давайте поговорим о чем-нибудь более веселом — какое время года вам мило больше всего, дорогая Афина? Полагаю, это — весна?
Леголас.
_______________________________________________________________________
Во вторник около полудня, когда Гермиона вернулась от стола, за которым расположился клиент с новенькой книгой, чашкой чая и имбирным печеньем, то обнаружила, что у стойки с кассой стоит Драко Малфой.
— Привет, Грейнджер, — негромко поприветствовал он Гермиону.
— Привет, Малфой, — ответила она вежливо. — Как дела?
— Хорошо, а у тебя?
— Тоже неплохо.
Оба молчали, не зная, о чем говорить дальше. Но потом Гермиона продолжила:
— Тебе что-то нужно? Какую-то книгу?
— Да, — кивнул Драко. — Хотел спросить, нет ли у тебя… экземпляра «Заклинаний Квелла?»