Охота на орлов

Тулл привык к тому, что обычно солдаты избегают его взгляда, но сейчас, проходя мимо каждой группки легионеров, чувствовал, как они смотрят ему вслед. Если он поворачивал голову, солдаты быстро отводили глаза и принимались отыскивать что-то интересное вдалеке или изучать язык пламени лагерных костров. Туллу такое их поведение не очень понравилось, но приставать к каждому встречному легионеру он не собирался и просто продолжал путь, делая вид, что не замечает необычного внимания к своей персоне.
Скорее всего, обеспокоенность легионеров вызвала новость о внезапной смерти императора Августа. Тулл уже видел нечто подобное раньше – это было в страшный год разгрома в Тевтобургском лесу. Тогда охватившие людей упадок духа, мрачный взгляд на будущее и тревожное настроение были вызваны перенесенным поражением, а не смертью императора, но сейчас воздух в лагере пронизывала такая же злость. Чувствуя опасность, Тулл снова и снова задавался вопросом, не связано ли это со слухами о брожении в среде легионеров, и молил богов, чтобы его опасения были напрасными.
Ни в коей мере не улучшало ситуацию бездействие Авла Цецины Севера, правителя Нижней Германии. Тулл не мог понять, почему Цецина ничего не предпринимает. Центурион всегда предпочитал решимость нерешительности. Север не выступил со страстной речью, восхваляющей правление Августа, не стал прочить блестящее будущее Тиберию, взявшему в крепкие руки кормило имперской власти, и фактически не сделал ни одного заявления. Он даже не приказал провести парад в честь покойного императора, что подняло бы легионерам дух и дало повод для торжества с обильными возлияниями. Германик что-нибудь предпринял бы, но он находился далеко, в Галлии Белгской, и занимался сбором сведений, необходимых для правильного налогообложения.
Дурные предчувствия усугублялись появлением в лагере предсказателей, слетевшихся, как вороны на падаль. Они бродили между рядов палаток, навязчиво предлагали свои услуги и бубнили, что империю ждут смутные времена. Тулл, некогда получивший от одного прорицателя поразившее его откровение, тем не менее придерживался мнения, что подавляющее большинство людей этой профессии – законченные шарлатаны. Днем раньше он лично прогнал одного проходимца от палаток своей центурии, лупя его витисом, жезлом центуриона из срезанной виноградной лозы, пока руки не устали, после чего велел часовым поступать так же с любым предсказателем, который попадется им на глаза.
Заметив двух человек, тихо беседовавших возле его палатки, Тулл удивился и подумал, уж не прорицатели ли это, подкарауливающие клиента. Ускорив шаг, он взял витис на изготовку.
– Если это снова тот глупец, – пробормотал он под нос, – я ему задницу надеру.
Но, к удивлению центуриона, его дожидались Пизон с Вителлием.
– Зачем вы здесь? – прорычал Тулл. – Мечтаете о наряде в патруль?
Пизон натужно засмеялся.
– Нет, центурион.
– Тогда убирайтесь. Я устал.
Легионер переступил с ноги на ногу, но остался на месте. Тулл уже готов был повысить голос, когда Пизон прошептал:
– Можно поговорить с тобой с глазу на глаз?
Просьба была необычной, но двое друзей, как заметил Тулл, сильно нервничали.
– Ладно. – Центурион бросил взгляд по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет. – Садитесь. – Сам он уселся на трехногий табурет, такой же, какой оставил – со многим другим – в Тевтобургском лесу. Двое легионеров уселись на землю, скрестив ноги, по другую сторону догорающего костра. – Говорите.
Пизон взглянул на Вителлия, тот кивнул. Ободренный, солдат заговорил:
– Не знаю, как и сказать, центурион, кроме как напрямую. – Он понизил голос до шепота. – Речь идет о мятеже.
– О мятеже? – Тулл облизнул внезапно высохшие губы. За тридцать лет, проведенных в армии, он впервые столкнулся с угрозой мятежа лично. Так вот почему в лагере такое настроение… – Рассказывайте все с самого начала.
Рассказ о тайной сходке, на которую попали его легионеры, центурион выслушал молча. Пизон несколько раз повторил, что они всего лишь хотели сыграть в кости. Наконец Тулл остановил его и объяснил, что считает их верными солдатами – иначе зачем бы они к нему пришли?
Когда Пизон сообщил, что на сходке присутствовали три легионера из их центурии, Тулл прервал его, подняв ладонь. Новость его не удивила – в каждом подразделении можно найти недовольных, – но задела сильно.
– Назови их имена.
Поколебавшись, Пизон подчинился.
– Только трое? – спросил Тулл. Он думал о том, что под его началом гораздо больше призывников и уставших ветеранов. Фенестела говорил о шести и даже десяти.
– Мы видели только троих, центурион, клянусь жизнью.
Велев Пизону заканчивать рассказ, Тулл уставился на рдеющие угли костра. Что же делать? Мрачные мысли охватили его, когда легионер упомянул, что Костистый направляет людей вербовать как можно больше сторонников. Что, если уже слишком поздно, размышлял он, тыча в догорающие поленья витисом, пока искры не взвились в темнеющее небо. А если не поздно, какой план действия избрать?
Схватить Костистого, его приспешников и трех легионеров собственной центурии – для начала неплохо и лучше, чем ничего. Раз центурионы других когорт слепы, глухи и немы, надо довести до их сведения истинное положение дел в лагере. Молниеносные действия верных подразделений под покровом ночи – и уже к утру руководители заговора будут обезврежены, а мятеж подавлен в зародыше.
Но чтобы осуществить это, нужно убедить в существовании заговора Септимия, старшего центуриона, а после него – трибуна. Если и это удастся, то перед ним встанет непосильная задача: заставить действовать легата Туберона.
С самого его появления в жизни Тулла – а было это пять лет назад – Туберон стал настоящей занозой в заднице. Для детей аристократов начинать военную карьеру с должности легионного трибуна в возрасте двадцати лет или немного старше – дело обычное, но отец Туберона дружил с императором, и его отпрыска назначили на эту должность в нежном семнадцатилетнем возрасте. В дальнейшем неосмотрительные действия юнца и отказ прислушиваться к советам Тулла привели к восстанию одного из германских племен против Рима. Из ловушки, устроенной Арминием, тупоголовый сопляк спасся только благодаря заботам опекавшего его ветерана, тоже центуриона и друга Тулла. За прошедшие годы Туберон поднялся до звания легата и получил назначение в Пятый легион.
Но даже если б Туллу удалось пройти Туберона, перед ним возник бы Цецина, возвышавшийся над прочими, подобно Юпитеру, восседающему на троне над другими богами. Успех столь сложного дела казался невероятным, и Тулл готов был застонать от отчаяния. Но на него смотрели Пизон и Вителлий, и он ничем не выдал своих переживаний.
– Вы хорошо сделали, что пришли ко мне с этими новостями. Держите ушки на макушке. Услышите что-нибудь еще, срочно докладывайте мне.
Он кивнул – ступайте.
Вителлий поднялся и отдал честь, собираясь уйти, но Пизон помедлил.
– Что ты собираешься делать, центурион?
В другое время Тулл закатил бы ему оплеуху, но Пизон заслужил лучшее обращение.
– Мне нужны доказательства. Я вам верю, но ваших слов недостаточно, чтобы убедить легата Туберона и таких, как он, что клоаку вот-вот прорвет. Собираюсь малость походить, послушать, до утра время у меня есть. Благодаря вам я знаю, с чего начать.
Похоже, ответ не убедил Пизона, да и сам Тулл не был уверен в успехе столь неопределенной тактики. Но протестовать легионер не осмелился.
– Ладно, центурион. С твоего позволения, мы пойдем. – Они зашагали по направлению к своим палаткам.
Тулл отправился на поиски Фенестелы. Ему нужен был человек, с которым можно поговорить. И еще ему нужно было вино.
Много вина.
На следующее утро, незадолго до восхода солнца, Тулл пробирался по узкому проходу между задними перегородками стоявших в два ряда палаток; в одном ряду размещалась центурия Тулла, в другом – еще одна центурия его когорты. Хоронясь в таких проходах, очень удобно подслушивать разговоры легионеров. Не то чтобы он прибегал к такому фокусу часто, но временами это бывало полезно, а то и необходимо. Горнисты еще не протрубили подъем, но они с Фенестелой уже подняли своих солдат, и в палатках слышались возня и разговоры. Тулл приказал подготовиться к двадцатимильному маршу, а значит, им нужно было быстро подняться и позавтракать, чтобы выступить уже через час.