Наша тайна (ЛП)

Я отскочила назад, удивлённая внезапной переменой в его поведении. Пикап воспрянул к жизни и визжа шинами выехал на дорогу, поднимая клубы пыли и отбрасывая в мою сторону камешки. Я закашлялась, глядя, как он исчезает за пригорком.
Может, Натали была права насчёт деревенщины.
Садясь в машину, я бросила чековую книжку на пассажирское сидение. Я больше никогда не увижу этого парня, так что не так уж страшно, что я не верну ему долг.
Склонившись над коробкой передач, я просунула руку в узкую щель рядом с пассажирским сидением и выудила мобильный. Я ехала до тех пор, пока на экране снова не появился сигнал, после чего набрала номер, по которому не звонила годами.
— Тётя Лидия? — сказала я, чувствуя, как запорхали в животе бабочки. — Это Ханна. Кажется, я заблудилась.
Глава 2
За четыре года жизнь тёти Лидии стала намного проще. На смену красивому викторианскому особняку, которым она владела в Уиллоубруке, пришёл маленький одноэтажный домик из красного кирпича. Он ютился у подножия крутого холма, возвышающегося за домом. Растущие вокруг сосны скрывали постройку от соседских глаз.
Я медленно заехала на подъездную дорожку. Тётя Лидия сидела на качелях на крыльце, закинув ноги на потрескавшиеся деревянные перила. Я заглушила мотор, но из машины не вышла. И разглядывала её через лобовое стекло. Она была старше мамы, но что-то в её образе делало её моложе. Может, собранные в хвост светлые волосы с торчащими по бокам прядками. Может, розовая майка и старые джинсы или отсутствие обуви на грязных ногах.
В ней не осталось ничего от той стильной, облачённой в костюм и спешащей в музей тёти Лидии, которую я помнила.
Она подошла к краю крыльца и нерешительно мне улыбнулась. Я выбралась из машины и, прежде чем направиться к ней через двор, разгладила джинсовую юбку. Под ногами захрустели сосновые иголки.
— Ханна, — сказала тётя Лидия, тепло улыбнувшись мне. Она раскрыла руки, и я шагнула в её объятия. Закрыв глаза, я вдохнула знакомый запах кокосового масла. Хоть что-то в ней осталось неизменным.
— У тебя много вещей?
Я подвела тётю Лидию к машине, и она открыла заднюю дверь, вытащив два красных чемодана с вышитыми белыми инициалами.
— Дай угадаю, — сказала тётя Лидия, взглянув на сумки. — Их покупала твоя мать.
Я усмехнулась.
— Естественно.
Внутри дом оказался ещё меньше, чем снаружи. В крошечной гостиной, я наткнулась на столик, пытаясь обогнуть диван. Спокойные серо-зелёные стены украшали изображения дымчатых гор.
— Прости, тут теснее, чем ты привыкла, — сказала тётя Лидия, таща мои сумки в холл. — Это тебе не большой дом в жилом комплексе.
Раньше мы с родителями жили в доме ещё меньшего размера, чем этот, но банк моего отца получил статус национального, а самого отца назначили корпоративным президентом и генеральным директором. Став элитой, мои родители решили, что теперь нам нужен новый дом, который будет отражать наше положение, и высокие железные ворота, отгораживающие нас от людей, которые к высшему классу не принадлежат.
— Всё в порядке, — ответила я. Она привела меня в маленькую спальню в дальнем углу дома. В комнате были только небольшая прикроватная тумбочка, узкая белая постель с бело-розовым полосатым одеялом и дверь, ведущая в самую маленькую уборную, которую я когда-либо видела.
— Я не собиралась обставлять эту комнату, — произнесла тётя Лидия, осмотрев пустые белые стены. — Никто никогда ей не пользовался… — Она пожала плечами и поставила мои чемоданы на пол.
— Голодна? — спросила она, повернувшись обратно ко мне.
Я покачала головой.
— Нет. Просто немного устала с дороги. — От Уиллоубрука до Эшвилла было пять часов езды, а пробка, в которую я попала у Роли, увеличила путешествие ещё на сорок пять минут.
— Вздремни, — сказала тётя Лидия. И попятилась к двери, поминутно оборачиваясь, словно от воссоединения ей было так же неловко, как и мне. За последние четыре года многое изменилось, наши тёплые отношения остались далеко в прошлом. Что она подумала, когда увидела меня? Может, что я очень похожа на мать, такая же чопорная и собранная? Расстроилась ли она, увидев, как я изменилась?
— Позже мы сможем пойти поужинать. Я знаю одно местечко, которое тебе понравится.
— Хорошо, — согласилась я.
Тётя Лидия улыбнулась мне, вышла и закрыла за собой дверь.
Я села на край кровати, обхватив руками колени. Я попыталась вспомнить, о чём говорил Марк. Эта поездка может стать прекрасной возможностью освободиться от всего, что меня сдерживает. Шансом забыть обо всех ожиданиях, которые возлагали на меня мои родители, в частности, о заявлении в Йельский университет, которое я так и не написала, хотя моя мать настаивала на заблаговременной подаче.
В этот момент я пообещала себе быть кем угодно, кроме той Ханны Коэн, которой хотела видеть меня моя семья.
***
— Ты же любишь итальянскую кухню? — Тётя Лидия придвинулась ближе к рулю своего Рэндж Ровера, сильную дрожь и тарахтение которого я ощущала даже через сидение. Заезжая на холм и удаляясь от своего квартала, машина слегка кряхтела.
— Да, — ответила я. — Прошлым летом мы ездили во Флоренцию.
Тётя Лидия усмехнулась.
— Я совершенно не говорю по-итальянски. Мы поедем в небольшой семейный ресторанчик. В основном там подают спагетти, но ещё делают неплохие равиоли. Даже не из упаковки!
Она захохотала, бросив на меня короткий взгляд и заставив рассмеяться в ответ. Я переоделась в белое платье, и красные эспадрильи и надела на волосы белый ободок. Когда перед выходом я спустилась в гостиную, тётя Лидия оглядела мой наряд, подняв бровь. Она взглянула на свои потёртые джинсы и старую майку и произнесла:
— Полагаю, мне следует переодеться.
— Нет-нет, не нужно, — уверила я тётю Лидию, чувствуя себя неловко из-за того, что так вырядилась. Мама всегда требовала, чтобы я наряжалась к ужину. Ещё до того, как папа стал большим начальником, это было одним из маминых правил (правилом №17, если быть точным).
Я предприняла попытку вернуться и переодеться во что-то попроще, но она не позволила мне. Так что мы поехали в том, в чём были: я в наряде, подходящем для свидания, а тётя Лидия — в одежде для работы в саду.
Я прислонила голову к холодному стеклу у пассажирского сиденья и глядела на то, как мы медленно едем по тётиному району. В большинстве дома были похожи друг на друга: маленькие из красного кирпича, с пожухлой от летнего солнца травой.
Когда мы повернули за угол, моё внимание привлекла яркая красная вспышка.
В углу двора стоял огромный дуб с кучей покрышек, прислонённых к дому, и с одной из нижних веток свисала ярко-красная клетчатая рубашка. Рубашка покачивалась на ветру, рукава трепыхались так, будто какой-то невидимый мужчина махал руками.
Я представила, что бы сказала на это моя мать, если бы была здесь. «Некоторые люди совершенно не заботятся о впечатлении, которое производят на окружающих. Разве не прекрасно, что мы лучше?» 
Нам не пришлось проехать через весь Эшвилл. Ресторанчик, который выбрала тётя Лидия, находился на окраине города рядом с её домом. Маленькое коричневое здание наполовину скрывали высокие деревья, и зелёная неоновая вывеска гласила: «Папа Джино».
Ресторан был в том итальянском стиле, каким представляют его себе люди, ни разу не бывавшие в Италии. На маленьких столиках лежали красно-белые клетчатые скатёрки, а вдоль стены вытянулся прилавок с пиццами.
— Лидия! — прогремел чей-то женский голос, едва мы вошли в тускло освещённое помещение. В мгновение ока рядом с нами оказалась маленькая седая женщина, чей командный голос никак не вязался с её крошечным ростом, и стиснула тётю Лидию в объятиях. — Ты целую вечность не заходила к нам, Capretta!
— Прости, — ответила тётя. — Я не очень часто выхожу куда-то в последнее время. Но ко мне приехала племянница, так что я привезла её познакомиться. — Она указала на меня. — Это Ханна. Ханна, это Рита Лагассе.