Жена декабриста

— Все-таки нужно позвонить и уточнить, насколько он задерживается.
Юлька выходит в коридор, к телефону, и через пару минут возвращается. Лицо у нее совершенно растерянное:
— Его нет.
— Но вы попросили передать, что мы его ждем?
— Его вообще нет. Он вчера улетел. В тундру.
— Юля, — Мария Ильинична даже раздражается немного, — какая тундра? У Сережи сейчас сессия.
— Людмила Александровна тоже так сказала. И вообще мне показалось, что она плачет.
Влад бросает на меня быстрый недобрый взгляд. А Мария Ильинична идет звонить опять — и теперь уже отсутствует очень долго.
***
Он встретил маму из санатория и сказал, что через три дня улетает: оформился разнорабочим в геологическую партию. Для него редкостная удача — вот так, сразу, попасть на Север. Это примерно там же, где когда-то жила бабушка, — чуть выше, если смотреть по карте. Почти историческая родина. Обсуждать нечего. И не надо никому звонить — по крайней мере, до его отъезда. Он напишет сразу, как только доберется до места. И еще просит ничего не трогать в своей комнате.
Людмила Александровна никогда раньше его таким не видела.
  
Глава 2
 
— Ну, что жена декабриста, довольна? Доигралась? Все по плану?
Влад смотрит неприязненно. Что б он сказал, если бы знал всю правду?
Он стал обращаться со мной подчеркнуто грубо. Он и раныие-то не был особенно вежлив. Но теперь мягкая насмешка и веселое заигрывание исчезли. Их сменили злая ирония, приказной тон и короткие колкие взгляды. И я не противлюсь, не возражаю, не хочу что-нибудь изменить. Я нахожу в этой грубости болезненное удовольствие. Вдруг открылось, что Влад сильно привязан к Сереже. Что он переживает и мучается в попытках понять, что же произошло.
И эта привязанность Влада заставляет меня чувствовать родство с ним, словно мы оба — члены тайного братства.
И вот я с несвойственным мне смирением семеню с ним рядом, почти задыхаясь. А он специально шагает широким шагом, чтобы я не успевала. А может, он просто занят своими мыслями, не имеющими ко мне отношения: думает, что скажет при встрече Сережиной маме.
Людмила Александровна пригласила нас в гости — на день рождения Сережи.
***
— Думаю, вам следует сходить. Вы ведь общались с Сережиной мамой, давно ее знаете. Я? Нет, у меня дела. И я вряд ли гожусь в утешители. Я не вижу в этой ситуации ничего сверхординарного. Человек принял решение — вполне рациональное и понятное: это поможет ему приобрести опыт, связанный с будущей профессией. Что касается моего отношения к его отъезду, я его не одобряю. Здесь, на мой взгляд, есть более важные дела… Но у Сергея очень невнятные внутренние установки. И в последнее время он демонстрировал полную мешанину мыслей…
***
— Людмила Александровна, здравствуйте! Мы вас поздравляем. С днем рождения сына. — Юлька вручает букет.
— Ой, ребятки! Заходите, заходите, пожалуйста! — Людмила Александровна, невысокая, ясноглазая, с маленьким пучочком просто уложенных волос.
Раньше мне не приходило в голову внимательно вглядываться в ее лицо. Почему сразу понятно, что это Сережина мама? У них даже глаза разного цвета. Сережка сероглазый. А у Людмилы Александровны глаза большие, карие. Рисунок губ? Форма носа? Что-то неуловимое, печать общей жизни на лицах.
— Всем построиться в шеренгу. Аська, носочки на линию! Сейчас все делаем так: «Трам-пам- пам!» Подождите. Размычались. Я махну рукой, а вы — «Трам-пам-пам!»
Влад вытягивается — насколько позволяет его привычная сутулость, делает знак рукой и торжественно-медленно извлекает из сумки подарок. Мы организуем музыкальное сопровождение.
Людмила Александровна смущенно улыбается и принимает подарок.
— Поскольку прямой адресат в настоящее время отсутствует, подарком придется воспользоваться вам. А приедет — поделитесь. Ну, раскройте же. Мы сгораем от нетерпения в ожидании поощрения.
Людмила Александровна освобождает подарок от обложки — копия «Мастера и Маргариты». На этот раз рисковал Миша — у него на работе есть ксерокс, я допечатывала испорченные страницы, а Влад создавал переплет. На самом деле этот переплет и есть главный подарок. Сама книжка уже сто раз прочитана и выучена наизусть.
— Ребятки! Владик! Спасибо большое! Лее вот сюда поставлю — на видное место, под стекло. Чтобы сразу видно было, как войдешь.
Чтобы он сразу увидел, когда войдет.
— Ну, проходите, рассаживайтесь. Я тут все приготовила— согласно полученным инструкциям. Сереженька мне подробно написал, как и что сделать. Бутерброды со шпротами, салат оливье. И еще просил, чтобы я конфетки накатала. Из детской смеси
«Малютка». Это его любимые. Он даже когда сладкого совсем не ел, по праздникам просил меня эти конфетки сделать.
Там, в коридоре, пока возились с подарком, было еще ничего. А теперь дом в своей злопамятности напустил на меня всех домовых — с острыми коготками, с мелкими остренькими зубами, с болезненными иголками. И я чувствую легкую тошноту и головокружение.
— Асенька, что-то вы бледненькая сегодня? Или мне кажется?
— Кажется, Людмила Александровна. Она нормальная— активна и бодра. Садись и ешь «Малютку».
— Ой, смотрите! Сережка! Совсем молоденький!
Юлька с радостным удивлением разглядывает фотографию над столом.
— Это он с одноклассниками, в конце десятого класса.
Раньше этой фотографии гут не было. Но я ее знаю. У меня есть похожая. Только ракурс чуточку сдвинут: веселая компания в штормовках, все слиплись в одно общее пропахшее дымом тело и страшно довольны жизнью. Сережка на первом плане, присел на корточки в обнимку с рюкзаком.
— А это же Ася!
— Ты, что ли? — Впервые за много дней Влад смотрит с любопытством.
Да, это я. В самом центре, в обнимку с тем, кто слева. А тот, кто сзади и справа, пристроил у меня на плече свою голову. И мне почти девятнадцать.
— Ты гляди-ка!
— Ася, ты как туда попала?
— Вы что же — не знаете, Юлечка? Ася практику проходила — в той школе, где Сережа учился. Спектакль с ребятами ставила, потом вот в поход с ними ходила. Они ее обожали. И мальчишки, и девочки. Мальчишки просто сразу все повлюблялись. А Сереженька ее просто боготворил. Она его так вдохновила, такую веру в себя вселила. Просто чудо совершила. Я всегда считала, что у нее большие педагогические способности. И очень жалела, когда ей из школы уйти пришлось.
Влад поглядывает искоса и чуть заметно усмехается: у него другое мнение о моих педагогических способностях.
— Асенька, никогда не устану повторять, как я вам благодарна. Я считаю, вы огромную роль сыграли в том, что потом с Сережей произошло. Владик, вам, наверное, это сложно представить. Вы ведь Сережу после школы узнали, когда у него уже тик прошел. Когда это было? Года три назад? Ну вот. А все благодаря Асеньке. Сережа после первого их похода туризмом увлекся, физкультурой заниматься начал. Как ему трудно было! Иной раз я возьми и скажи: ну, к чему так себя мучить? Такими жестокими упражнениями? Некоторые он даже сам придумывал — чтобы научиться произвольно мышцы расслаблять и в тонус вводить. Зато когда его врачи через какое-то время увидели, не поверили, что это тот же самый человек. А потом, — Людмила Александровна улыбнулась с веселым лукавством, — он такого окаянства набрался, что записался в кружок бальных танцев. При одном заводском клубе.
— Сережка? Ходил на бальные танцы?
— Целый год. Правда, потом бросил — из-за девушек. Там в кружке только пять юношей было, остальные — девушки. А он тогда уже крепкий стал, складный, да еще танцевать научился, представляете? Девушки ему прямо проходу не давали. Влюблялись, сами на свидания приглашали.
В своей наивной материнской гордости она уверена: так и должно быть. Где же быть этим девушкам, как не у ног ее чудесного сына?
— Но он в какой-то момент сказал: все, мама, надоело. Жизнь не может состоять из цветов и конфет.