Вернись и полюби меня (ЛП)

- И конечно же полезные связи, - продолжал Северус. - Это тоже бесконечно важно. С кем ты общаешься? Все его знакомства преследовали определенную цель. Поскольку родственных связей у него не было, ему пришлось начинать с нуля. Но Темный Лорд был умен и терпелив – как любой уважающий себя слизеринец. Каждый слизеринец знает свои устремления – и позволяет им дозревать на медленном огне, потому что торопливость и опрометчивость могут спугнуть желанную цель прямо у тебя из-под носа. Таким образом, Темный Лорд начинал со знакомого плацдарма: политика, связи, умение вызывать восхищение. В Министерстве он завел полезные контакты среди власть имущих – среди тех, кто мог способствовать его продвижению. Порой это было другое знакомство, порой – финансовая поддержка. Его сторонники озвучивали за него его идеи – но ни его имя, ни он сам в этих разговорах никогда не фигурировали. В то время он тщательно отбирал своих Пожирателей: долгий процесс, приглашение только по референции – поручитель требовался уже для того, чтобы Темный Лорд вообще о тебе услышал; личная встреча же и вовсе представляла из себя целую церемонию. Однако ничего более внятного о ней я тебе рассказать не могу, поскольку и сам не помню. Из-за Обливиэйта.
Его голос словно погрузил Лили в какой-то транс – будто он протянул ей в ладонях странную чужую вселенную или же попросил впервые заглянуть в зеркало, где мир, который она видела с кристальной ясностью, вдруг перевернулся с ног на голову… Это наваждение, где Темный Лорд представал искусным манипулятором, которого годами третировали высокородные представители чистокровных семей – пока, наконец, он не обрел такую власть, что все надменное презрение облетело с них как шелуха, оставив только раболепное восхищение и стремление угодить…
- Откуда ты знаешь про Обливиэйт, если ничего не помнишь? - спросила она в недоумении.
- Потому что я ничего не помню, а с новыми адептами всегда поступали именно так. Поначалу Темный Лорд не раздавал Метку направо и налево просто так, за здорово живешь; это был знак уважения, знак почета. В школе мы часто о ней говорили – не представляя, разумеется, что это на самом деле за хуебень, зная только, что с тобой случится что-то особенное, если ты заслужишь его внимание. Именно так он завладел умами всего Слизерина, Лили – он хорошо понимал его образ мышления, как любой, кто провел там семь лет. Он точно знал, что надо сказать, чтобы каждый, в ком были хоть зачатки амбиций, жаждал стать его приближенным – и чтобы получить его Метку, его внимание, его силу и власть, был нужен кто-то, кто тебя ему представит. В моем случае, - сказал он, осклабившись, - это был Люциус.
Не удержавшись, Лили выпалила, совершенно ошеломленная этой новостью:
- Но Джеймс говорил - Люциус такой чудовищный сноб…
Сама не зная отчего, она покраснела – такое у Северуса было лицо, словами не передать, какое.
- То есть… я не… - протянула она беспомощно.
- Ты хочешь сказать – зачем только ему сдался старина Сопливус с его немытыми волосами? - помог ей Северус; негромкий его голос так и сочился язвительной насмешкой – призрак того обволакивающего безупречного голоса, каким он говорил тогда, в самый первый вечер; эхо интонации, прозвучавшей в словах его матери, когда та заставила Лили почувствовать себя каким-то слизняком. На сей раз Лили даже не понимала, над кем именно он насмехается – над ней? Над Джеймсом? Над самим собой?
- Не надо, - прошептала она. - Не надо, Сев. Ты же сам знаешь, что это неправда.
Он поднял на нее взгляд – сколько раз Волдеморт видел на его лице точно такое же выражение? Она не знала.
- На самом деле, - произнес он холодно, - для Люциуса это вполне имело смысл. Как я уже говорил, чистокровные волшебники любят, когда им подчиняются. Почему, думаешь, Блэк и Поттер держали рядом с собой Петтигрю? - и, прежде чем Лили успела оправиться от шока, Северус продолжил: - Думай обо мне как о его Петтигрю, если тебе так проще. У Люциуса было много лизоблюдов и подхалимов – я был одним из них. Он любил держать нас под рукой, чтобы оскорблять, унижать и третировать; взамен он получал от нас только повиновение и восторг. И поскольку слизеринцы не скупятся на вознаграждение за хорошую службу, Люциус щедро одарял тех, кто сносил все покорно. В моем случае он свел меня с Пожирателями Смерти.
- Это чудовищно, - чуть не плача, прошептала Лили.
- Я сам того хотел, - произнес Северус. Голос его казался обескровленным – настолько он был лишен эмоций; словно они все вытекли из него, как вода в водосток. - Люциус был… доволен. И Темный Лорд…
Он так и не договорил. Лили могла только гадать, уж не собирался ли он сказать что-то вроде “и Темный Лорд был мной доволен тоже”. В его лице было что-то такое – как будто тень вокруг глазниц; что-то пустое и недоброе – словно она на секунду заглянула в чужой кошмар.
Инстинктивно она потянулась к Северусу – так, словно это прикосновение должно кого-то из них успокоить; но стоило ей только шевельнуться, как он немедленно вскочил со стула, так резко, что уронил его, задев при этом письменный стол. Кувшин на столешнице подпрыгнул, но устоял – но Сев, должно быть, решил, что тот вот-вот упадет, и перехватил его, окатив при этом соком кисть руки и запястье.
- Сев, - начала Лили остолбенело – уж чего-чего, а такого она от него точно не ожидала; села в кровати – оставалось только свесить ноги на пол, а потом можно будет подняться и наконец до него дотронуться…
- Нет, - сказал он тихо и жестко – не громче шепота, но шепот всегда гладкий, а голос его таким не был. - Не трогай меня.
Он дышал тяжело и часто – совсем не так, как дышат, просто сидя в комнате; попятился назад – она не отводила от него взгляда – вжался спиной в закрытую дверцу шкафа…
- Я не… когда утешают… ты не понимаешь…
На несколько мгновений Лили оцепенела – одна нога на полу, другая еще на кровати. Он стоял на другом конце комнаты, дыша хрипло и неровно; одним резким движением запустил пальцы в волосы. Внизу, во дворе, послышался гундосый голос Петуньи; хлопнула дверца машины.
Лили надеялась, что поступает правильно. Вытянув руку, она указала на стол.
- Сев, - он взглядом проследил, куда показывал ее палец, но глаза его лихорадочно метались, не останавливаясь ни на миг… ее ладонь – ее плечо – потолок – дверь комнаты… - Напишешь мне, в чем дело?
Он уставился на нее. Всего лишь стоял и смотрел – долго, очень долго.
Затем повернулся к письменному столу и потянулся к левому ящику за листом бумаги – Лили всегда хранила ее там – так привычно и непринужденно, как будто пользовался этим столом двадцать лет. Она завороженно следила за тем, как он нашел шариковую ручку в центральном ящике – зеленую, ту самую, которую она выбрала для заметок накануне Сочельника.
Она думала – он будет писать долго, заполнит словами целую страницу, но Северус лишь вывел короткую строчку и, не глядя, протянул ей листок.
Там было написано лишь несколько слов: “Как тебе не противно ко мне прикасаться?”
Лили не могла отвести от них глаз. Долго, очень долго.
В голове у нее крутился миллион с хвостиком разных ответов. Она могла – и хотела – объяснить ему многое. И еще – задать миллион разных вопросов. С хвостиком. Потому что он тоже мог ей многое объяснить. Но она знала, что скажет только одно.
Лили вскинула на него глаза. Наверное, прочесть что-либо по его лицу не смог бы никто в этом мире.
- Потому что ты мой лучший друг, - сказала она.
Северус не отреагировал. Совсем никак. Потом в уголке левого глаза проступила слеза – поползла вниз, так медленно, что исчезла, так и не скатившись со щеки. Он поднял левую руку – чтобы поймать слезу, стереть ее, спрятать лицо и не дать себя рассмотреть. Глаза его закрылись, а дыхание стало тихим – настолько беззвучным, что Лили не могла ничего расслышать. Она думала, что сейчас разрыдается, но в глазах было сухо и ясно; сложив лист бумаги, засунула его в карман пижамы, чтобы он не достался Петунье.