Вернись и полюби меня (ЛП)
Просто прелесть, а не Сочельник: муж мертв, сын вместе с ним, все друзья, наверное, тоже, и рядом только моя чудесная сварливая сестра, которая ведет себя еще чудесней и сварливей, чем обычно.
Лили прижала лоб к холодному стеклу автомобиля, глядя на бесконечную череду обледеневших голых деревьев. Ей стало интересно, чем сейчас занимался Северус – как его семья вообще встречала Рождество? Он вроде бы никогда не возвращался домой на праздники… за исключением этого года, судя по всему – но Лили об этом так и не узнала, потому что в первый раз провела весь остаток семьдесят шестого, усиленно притворяясь перед всеми – и особенно перед Северусом – что и думать забыла о его существовании; это вышло у нее настолько удачно, что за два последних школьных года она с ним практически не пересекалась.
Когда заледеневшие деревья и заиндевевшая трава сменились зданиями, машинами и припозднившимися прохожими с рождественскими покупками, Лили всерьез задумалась, поискать Северуса или не стоит. Гриффиндорка она, в конце концов, или нет? Два дня назад она даже умерла, и хуже, наверное, уже не будет…
То есть она до чертиков надеялась, что не будет.
- Мам, я немного погуляю, - произнесла Лили, вылезая из машины.
- В такую погоду? - нахмурившись, мать взглянула на небо – свинцово-серое, неприветливое и предвещавшее скорый снегопад. Уже выпавший снег, грязный и скукоженный, островками собирался в придорожных канавах; в замерзших лужицах на дорожке к дому словно отражалась небесная серость.
Петунья фыркнула и демонстративно прошествовала к входной двери. Собрав всю свою гриффиндорскую силу воли, Лили сдержалась и не приложила сестру каким-нибудь малоприятным и долгоиграющим заклятьем.
- Мне надо проветриться, - вместо того пробормотала она – и, ободряюще сжав материнскую руку, добавила: - Не волнуйся, я тепло оделась – точно не замерзну.
Мама выглядела так, словно была готова заплакать. От ее слез Лили бы точно не смогла отвернуться, так что она быстро чмокнула мать в щеку, неловко столкнувшись с ней скулами, и зашагала прочь, засунув руки в карманы своей дубленки.
Адрес Северуса Лили благополучно позабыла; к счастью, в телефонной будке нашелся телефонный справочник. Снейпов там значилось несколько, но в Спиннерс-Энд из них жил только один.
Лили только раз была в том районе – Северус рьяно настаивал, чтобы она туда не ходила, но однажды, когда ей было тринадцать, она все-таки его не послушалась. Такой бедности она в жизни не видывала – у нее просто сердце кровью обливалось от одной мысли, что Севу пришлось там расти. А все эти несчастные, которые там жили – нищета преждевременно их состарила, опустошив до полной апатии…
Вот только Северус апатичным никогда не казался. Он всегда жил с неуемной интенсивностью, как будто вобрал в себя всю ту энергию и страсть, которую растеряло его окружение.
Лили так и не рассказала ему, что побывала рядом с его домом. Кроме того, она все равно не отважилась зайти далеко – развернулась и сбежала уже через несколько шагов, пока Северус ее не застукал и не разозлился. Он бы точно пришел в бешенство от такого унижения… он всегда был таким – сочувствие воспринимал как снисходительность, а благотворительность почитал за оскорбление.
- Что ж я творю-то, а? - пробормотала Лили вслух. - Прямо домой же к нему суюсь… - ей вдруг вспомнилось, как он взбесился тогда на детской площадке. - Да он меня в речку забросит и глазом не моргнет…
За минувшие годы Спиннерс-Энд ничуть не изменился – все та же затхлость, все та же безнадега. Она старалась не оглядываться по сторонам, хотя ей казалось, что из окон на нее все таращатся, и ругала себя тщеславной дурочкой – на что смотреть-то? Можно подумать, им заняться больше нечем…
Дом Северуса был последним по улице. За забором из рабицы неспешно текла река, пронося мимо всякий мусор.
Лили свернула на растрескавшуюся дорожку, поднялась к входной двери, собираясь постучать, да так и замерла с занесенной в воздухе рукой. “И это ты не дрогнула перед лицом Темного Лорда?! - мысленно упрекнула она себя и тут же парировала: - Ну да – тогда все-таки было не так страшно”.
Облупившаяся краска на двери. Полуоторванные дверные цифры, трещина, рассекающая ближайшее окно… Лили еще раз окинула все это взглядом и постучала.
В ответ ее ждала только тишина. И предолгая.
Сделав над собой усилие, она постучала снова, на этот раз погромче. Секунды крались мимо, истощая ее терпение и уничтожая решимость – и, кажется, в лачуге справа кто-то поглядывал на нее из-за занавески. Вот же черт…
В доме послышались шаги, щелкнула задвижка. Лили едва не завопила и не аппарировала в ужасе прочь – но опоздала: дверь отворилась, и она оказалась лицом к лицу с матерью Северуса.
- …приперся нахрен в Рождество! - прокричал из глубины дома явно нетрезвый мужской голос.
- Заткнись! - бросила через плечо миссис Снейп и смерила Лили таким взглядом, словно в той было пять дюймов росту. - Чего тебе?
- Я… мне…
- Или выкладывай, или проваливай.
- Я Северуса ищу, - выпалила Лили. - Он… он тут?
В глазах миссис Снейп зажегся нехороший огонек; она оглядела Лили с ног до головы, непонятно как ухитрившись вложить в этот единственный взгляд целую бездну презрения.
- Да, он здесь живет, - вымолвила она наконец, и в ее словах прозвучало эхо той же вкрадчивой издевки, что и в голосе Северуса накануне. - Но вчера он так и не вернулся. Отправился к какой-нибудь шлюхе, полагаю. Похоже, тебе надо лучше за ним присматривать.
Насмешливая интонация исчезла так же неожиданно, как и появилась, и миссис Снейп рявкнула:
- Вон с моего крыльца, глупая девчонка!
Дверь захлопнулась прямо перед носом Лили – она поежилась, уставившись на облупившуюся краску, чувствуя себя при этом так, будто только что спаслась от тринадцати Пожирателей Смерти.
Неужели мать Северуса всегда так себя вела? Лили напрягла память, и ответ появился перед глазами практически без усилий: в первые школьные каникулы она потащила Сева через всю платформу поздороваться с родителями – а потом к ним подошла его мама… Родные Лили ее поприветствовали, мама даже попыталась пожать руку – но миссис Снейп посмотрела на протянутую ладонь так, словно та была покрыта собачьим дерьмом, и молча увела за собой сына… Лили потом вспоминала эту сцену еще много лет, втайне ненавидя миссис Снейп – за пережитое унижение, за родителей, вспыхнувших от обиды…
“Какая гадкая, скверная женщина! - подумала она, торопясь оказаться от жилища Снейпов как можно дальше. - На месте Северуса я бы уже сто лет как оттуда сбежала!”
Но куда же он запропастился? К горлу подступила паника – он не ночевал дома! – но была задавлена в зародыше, чтобы не мешала думать.
Отчего он не горел желанием возвращаться в это мерзкое место – было ясно как божий день. Лили снова вспомнила, что Северус всегда оставался на каникулы в Хогвартсе – почему же на этот раз передумал? Должно быть, это действительно для него важно, раз он решился на разлуку со школой – со своей обожаемой школой, которую любил настолько, что перед летними каникулами у него всегда портилось настроение…
В животе дернулся холодный ком, словно Лили проглотила ведерко льда. Что-то действительно важное – такое, как посвящение в Пожиратели Смерти?..
Она заставила себя дышать. У нее не было никаких доказательств – только невнятные догадки – и Северус все еще ходил в школу, они бы не рискнули…
Но в начале января он станет совершеннолетним.
Лили замерла, словно вмороженная в ледяную глыбу. А потом побежала. Северуса надо было срочно найти, она должна была с ним поговорить, потому что не могла позволить ему стать Пожирателем во второй раз – и неважно, что он сам об этом думает и чего хочет… Он не должен снова стать чудовищем, и точка. Что бы она ни упустила из виду в первый раз, не догадавшись сказать или сделать – больше она так не ошибется. Ни за что.
Солнце спускалось за горизонт, утомленное грузом надвигающихся сумерек. Замерзшая и усталая, Лили плелась домой. Ноги почти отваливались, и больно ныло в груди – то ли от горькой неудачи, то ли от укоров совести. Северуса она так и не нашла, хотя и проходила по городу несколько часов. Возможно, если бы она знала, где искать… но она не знала, и это заставило ее осознать, что она понятия не имела, где Северус проводил время, когда был один.