Аромат крови

– Вовсе нет! Она была хорошенькой, но не дурой.
– Значит, поддаться на уговоры незнакомого человека не могла?
– Исключено. Почти…
– Даже если бы предложили значительную сумму?
– Вы, господин Ванзаров, задаете двусмысленные вопросы. Мне трудно на них ответить.
– Вероника мечтала победить в конкурсе?
Это вызвало гримаску фокусника.
– Какая женщина не хочет стать лучше всех! Вика, к сожалению, связывала с этой победой слишком большие надежды.
– У нее были шансы?
– Ответьте себе как мужчина…
Родион и ответил: действительно были, и очень неплохие. Реальная конкурентка для всех одиннадцати. Или как минимум – десяти. Если не считать Эльвиру. А уж для семейного трио матушки и сестер – самый опасный конкурент.
– Она когда-нибудь называла мою фамилию?
Орсини уточнил:
– Вы, кажется, по-разному представились…
– Ванзаров.
– Никогда не слышал, – последовал уверенный ответ. – А с чего вдруг?
Родион не поленился сходить до походного чемоданчика криминалиста, чтобы предъявить полоску кожи, зажатую стеклышками.
– Это было на ее руке. Можете пояснить?
Покрутив вещественную улику, Дмитрий Иванович сделал глубокомысленную мину:
– Это не просто знаки. Это магические символы. Очень древней магии.
– Расшифровать послание можете?
– Что вы, я же фокусник.
– Да, печально…
Глянув исподлобья, Орсини обиженно спросил:
– Неужели фокусы не любите?
Ответ последовал честный:
– Не люблю.
Неуловимым жестом объявилась цыганская игла. Орсини магически развел руки. Игла, повиснув в воздухе, стала повторять движение пальцев, как на магните. Заманчиво, наводит на размышления.
– Разве это не чудо?
– Тонкая леска.
Ну что поделать: непрошибаемый логик.
Спрятав заодно с обидой мелкий реквизит, который каждый фокусник держит при себе, Орсини стал проситься домой. Задерживать свидетеля причин не нашлось.
Колю вывел под ручку Лебедев. Кажется, и он проникся к мальчишке теплотой. Гривцов принялся извиняться, но старший по чину, напротив, поблагодарил за службу и отправил Колю домой. На сегодня розыск окончен. Не отпуская фонаря, слегка помятый юный рыцарь удалился.
– А вы что, Аполлон Григорьевич, заночевать решили?
– Тут у вас негра задержали, говорят, поет отменно. Хочу послушать…
На чем и простились.
Идя домой, Родион не мог отделаться от вопроса: куда это на ночь глядя собралась горничная Лиза? И для чего?
Доходный дом отдался сну. Лишь редкие окна говорили, что обитатели этих квартир нашли себе поздние хлопоты. Родион отпер калитку собственным ключом, который выдал из особого уважения домовладелец Крюкин, и почти на цыпочках стал забираться к себе на третий этаж. В целях экономии керосина на лестнице было темно, как… Ну, сами знаете, какая бывает темень на наших лестницах. Нащупывая ступеньки, он кое-как выбрался на лестничную клетку и наугад двинулся в темноту. С правой стороны возникло движение. Что-то огромное шевельнулось. Ванзаров шарахнулся к противоположной двери и выставил руку, чтобы удар ножа или лома пришелся на нее, а дальше как придется. Он ждал нападения. Но враг медлил. Судя по тяжкому сопению, рядом кто-то был. Затаился, душегуб, выжидает. Поднимать тревогу? Соседей будить? Потом стыда не оберешься.
– Стоять на месте! У меня револьвер! – грозно предупредил слегка оробевший чиновник полиции. Напугать его невозможно, это мы знаем. Но все же…
– Ну, наконец-то! Сколько можно тебя ждать!
Спутать этот голос невозможно ни с каким другим на всем свете.
– Тухля?! Ты что здесь делаешь в такой час?
– Отопри же, наконец! – сказал плаксивый баритон. – И убери свое мерзкое оружие. Я весь промерз.
О да! Это был он: единственный, неповторимый и самый закадычный институтский друг. Андрей Юрьевич Тухов-Юшочкин происходил из какого-то очень древнего рода, такого, что никто и вспомнить не мог. Знатные предки наверняка прокляли бы своего потомка, если бы знали, каким нежным и ленивым он вырастет. Обладая умом незаурядным, Тухля был фантастически ленив. Прослушав начало первой лекции, он мог проспать все остальные. При этом сессии и работы сдавал с поразительной легкостью. Обладая телом крупнее Ванзарова, Тухля возвышался непоколебимым утесом, в который бей сколько хочешь – все равно не свернешь. Как-то сразу сблизившись, приятели заслужили клички в рифму. Родиону досталась менее обидная, но все равно: Пухля. Звучит как-то невнятно, особенно для чиновника полиции. Поэтому называть себя подобным образом дозволялось только одному живому существу по кличке Тухля. Хорошо, хоть старший братец не узнал, а то бы замучил шуточками.
При всей массе достоинств Тухля обладал поразительным, если не сказать феноменальным, даром: его любили женщины. Вернее, не любили, а были им околдованы. Кажется, что интересного в таком тюфяке? Но сколько хорошеньких барышень готовы были ради него головой в прорубь. Всякий раз Тухля искренно влюблялся и так же скоро остывал. Впрочем, жениться его заставили. Как это удалось нынешней госпоже Туховой-Юшочкиной, осталось загадкой.
Родион не сомневался, что любовный каток опять проехался по судьбе Тухли.
Дорогой друг сразу же взялся жаловаться и скулить. Правда, перед этим развалился на любимом, то есть единственном диванчике, швырнул ботинки с калошами в район кухоньки и вообще занял собой все пространство.
– Ах, Пухля, как мне тяжело! – сообщила туша в добрых восемь пудов. – Как я страдаю! Это так ужасно! Мне надо кому-то выговориться.
Развлечение еще то, особенно после дня забот. Но другу ведь не откажешь.
– У тебя опять самая последняя и великая любовь? – спросил Родион, кое-как устраиваясь на стуле. Ступни Тухли в вязаных носках заняли почти всю комнату.
– Не смей говорить так! Это великое и светлое чувство! Оно переполнило меня! Это так прекрасно!
– Кажется, Юленька не разделяет твоего восторга? – спросил друг, откровенно любуясь подбитым глазом друга.
– Что может знать эта мелкая женщина, жена моя! Разве может она понять!
Тухля перевернулся мечтательно на спину, так что диванчик еле стерпел.
– С кем на этот раз спутался?
– Как ты можешь… Она великолепна, неподражаема, чудесна.
– Из горничных, что ли?
Последняя великая любовь была как раз оттуда.
– Нет, она состоятельная женщина и к тому же… несвободна. Но все это пустяки. Она считает, что узы брака – ничто. Все люди свободны и должны наслаждаться дарованным им счастьем любви! Я так страдаю.
Значит, Тухля начал путаться с замужними. Мельчает друг, однако.
– Как же клятва верности до гробовой доски Юленьке?
– О, не поминай этого имени! Между нами все кончено. Я поживу у тебя…
Последнее было скорее утверждением, чем вежливой просьбой. Но разве откажешь несчастному, которого выгнали из собственного дома. Великая любовь требует от друзей жертв, одним словом. Страдать, так всем вместе.
Еще разок испытав диван на прочность, Тухля капризно заявил:
– Пухля, я есть хочу. Сделай хоть чаю…
Что-то это прозвище сильно досаждало, даже в исполнении лучшего друга. Ванзаров честно признался, что у него шаром покати. Хлебной крошки нет, и даже чаинки не завалялось.
– Будь сыт любовью. Тебе полезно.
Сердечный друг принялся многосложно жаловаться на судьбу, обвинять женщин вообще и жену в частности. Но вскоре речь его стала путаться, и он совершенно наглым образом заснул. Поглядев на храпящую тушу, Родион убедился, что делать ему дома нечего, а думать – все равно нет сил.
Тихо затворив дверь, он отправился в участок.
Господина Редера грубо выдернули из сладких видений. Что снилось дежурному чиновнику, в то залезать не будем из чувства брезгливости. Очнувшись, он увидел мрачного коллежского секретаря, нависавшего над ним упитанной тучкой. Не самое приятное, что можно встретить спросонья. И все же Редер извлек милую улыбку: