Обман

– Оставьте его, проклятые! Прочь от него! – повернув голову назад, закричал он, а затем повернулся к блондинке.
– Рядом со мной стоит Муханнад Малик, – начала она, – который…
– У нас нет ни малейшего желания терпеть эти чертовы отговорки, извращение фактов и непрекрытую ложь, – неожиданно прервав ее, закричал мужчина прямо в микрофон. – Настал момент, когда наш народ требует равенства перед законом. Если полиция будет игнорировать истинную причину смерти этого человека – а это явное и неприкрытое убийство на почве расовой ненависти, – тогда мы намерены добиваться справедливости собственными методами. У нас есть силы, и у нас есть средства. – Он быстро отошел от микрофона и, поднеся к губам рупор, закричал, обращаясь к толпе: – У нас есть силы! У нас есть средства!
Толпа взревела. Все ринулись вперед. Изображение на экране перекосилось, замелькало.
– Питер, давай перебираться в более безопасное место, – раздался голос девушки-репортера, и на экране появилась студия новостей телеканала.
Постное лицо диктора новостей, сидевшего за светлым столиком из сосны, было знакомо Барбаре. Некий Питер. Он всегда вызывал у нее неприязнь. Все мужчины с рельефными прическами были ей неприятны.
– Вернемся к ситуации в Эссексе, – объявил он.
Слушая его, Барбара зажгла новую сигарету.
Тело человека, сообщил Питер, было обнаружено ранним утром в субботу в доте на отмели одним из местных жителей, отправившимся на прогулку по Балфорду-ле-Нец. Как выяснилось, убитым оказался некий Хайтам Кураши, недавно прибывший из Пакистана, точнее, из Карачи, для того чтобы сочетаться браком с дочерью состоятельного местного бизнесмена. Небольшая, но быстро растущая пакистанская община города считает, что причиной смерти стало убийство на расовой почве – хотя сам факт убийства не установлен, – однако полиция до сих пор не сообщила о том, какие меры предпринимаются ими для расследования этого дела.
Пакистанец, подумала Барбара. Пакистанец. Вновь вспомнилось, как Ажар говорил: «У моих родственников возникли проблемы, но не очень серьезные». Так. Все правильно. Проблемы у его пакистанских родственников. Ну и ну.
Она вновь посмотрела на телевизор, из динамиков которого доносился монотонный бубнеж Питера, но Барбара не слышала, что он говорит. Она пыталась сосредоточиться, но не могла, потому что перескакивала с одной мысли на другую.
Исходя из того, что крупные пакистанские общины, существующие вне городской агломерации, встречаются в Англии крайне редко, наличие двух таких общин на побережье в Эссексе вряд ли можно было бы считать совпадением. Особенно если принять во внимание слова самого Ажара о том, что он едет в Эссекс; если учесть, что вскоре после его отъезда последовало сообщение о волнениях, грозящих перейти в мятеж; если вспомнить, что он уехал для того, чтобы уладить проблемы, возникшие в его семье… Барбара решила, что совпадений чересчур много. Таймулла Ажар явно ехал в Балфорд-ле-Нец.
Он, по его словам, собирался предложить «свой опыт в разрешении проблемы, с которой они столкнулись». Но что это за опыт? Метание камней? Подстрекательство к мятежу? А может, он рассчитывает принять участие в расследовании, проводимом местной полицией? Может, он надеется, что его пустят в криминалистическую лабораторию? А может – и это было бы ужасно, – он намеревается принять участие в тех протестных выступлениях общины, которые она только что видела по телевидению; в выступлениях, неминуемо ведущих к более жестокому насилию, арестам, тюремному заключению?
Черт возьми, мысленно выругалась Барбара. Господи, ну о чем вообще думал этот человек? И какой дьявол подбил его взять с собой в эту поездку свою восьмилетнюю дочь, такого удивительного и прелестного ребенка?
Через все еще раскрытую дверь, она смотрела в ту сторону, куда ушли Хадия и ее отец. Ей вспомнилась милая лучезарная улыбка девочки и ее косички, словно живые змейки извивающиеся у нее на голове в такт приплясывающей походке.
Постояв, Барбара вдавила горящую сигарету в почти полную пепельницу, а затем подошла к платяному шкафу и, раскрыв его, достала с полки ранец-рюкзак.
 
Глава 2
 
Рейчел Уинфилд решила закрыть магазин на десять минут раньше, и это решение не вызвало у нее ни малейших угрызений совести. Ее мать ушла из магазина еще в половине четвертого – это был тот день недели, когда она регулярно «приводила в порядок голову» в парикмахерской косметического салона «Море и солнце» – и, хотя она оставила четкие инструкции о том, что следует делать для пополнения кассы, за последние полчаса ни один покупатель и ни один праздно шатающийся не переступили порога магазина.
У Рейчел были дела поважнее, чем наблюдать за тем, как большая стрелка настенных часов медленно тащится по циферблату, поэтому она, проверив замки витрин и убедившись, что они хорошо закрыты, заперла на засов входную дверь. Повернув висящую на двери дощечку с надписью «Открыто» на другую сторону, где была надпись «Закрыто», она прошла в подсобку и там из тайника, устроенного за ящиками с мусором, извлекла коробку в подарочной упаковке, которую все это время тщательно прятала от матери. С коробкой под мышкой быстрым шагом двинулась в аллею, где обычно стоял ее велосипед, и аккуратно положила коробку в багажную корзину. Потом, ведя велосипед за руль и повернув за угол, подошла к входу в магазин, чтобы проверить, хорошо ли заперта дверь.
Ей здорово достанется, если выяснится, что она закрылась раньше времени. Но страшно даже подумать о том, что будет, если она к тому же еще и магазин не закроет, как положено. Дверной засов был старым, и случалось, что его заедало. Правильней, а главное, быстрее всего было подергать входную дверь и убедиться в том, что та надежно заперта. Отлично, сказала про себя Рейчел, почувствовав, что дверь не поддается. Итак, она свободна.
Хотя приближался вечер, но жара все не ослабевала. Обычный для этих мест ветер с Северного моря, отравляющий в зимнее время жизнь обитателей города Балфорд-ле-Нец, сейчас практически не ощущался. В последние две недели он вообще не давал о себе знать. Его редкие дуновения были настолько слабыми, что от них не колыхались даже флажки, уныло висевшие над Хай-стрит.
Рейчел решительно нажимала на педали, и велосипед быстро катился по улице, украшенной красно-синими флажками, еще не снятыми после недавнего торжества. Она ехала в южном направлении, в сторону от торгово-деловой части города, но ехала не домой. Если бы она двигалась к дому, то велосипед катил бы в противоположную сторону, по набережной, к расположенным за промышленной зоной трем улицам, застроенным домами с террасами; в одном из таких домов они с матерью и жили в добром, но часто нарушаемом согласии. Сейчас она направлялась к дому своей давней, лучшей и поистине самой верной подруги, жизнь которой была омрачена недавно случившейся трагедией.
Следует проявлять сочувствие, настоятельно твердила себе Рейчел, давя на педали. Не следует даже упоминать о «Приюте на утесе», прежде чем я расскажу ей, как мне плохо. Хотя, честно сказать, мне не так уж и плохо. У меня такое чувство, словно дверь передо мной широко раскрылась, и я хочу проскользнуть в нее, раз уж выпала такая возможность.
Рейчел приподняла юбку над коленями, чтобы было легче крутить педали и чтобы легкая прозрачная материя не попала в промасленную цепь. Одеваясь сегодня утром, она уже знала, что поедет к Сале Малик, и поэтому постаралась подобрать одежду для дальней вечерней поездки на велосипеде. Но юбку она выбрала такой длины, которая выставляла напоказ то, чем она гордилась и могла продемонстрировать, – свои лодыжки; ведь Рейчел была молодой женщиной и уже осознала тот факт, что в мастерской Творца ее внешности было уделено слишком мало внимания, а поэтому ей необходимо подчеркивать то привлекательное, что у нее есть. Поэтому она обычно носила такие юбки и такую обувь, которые подчеркивали красоту ее лодыжек, надеясь, что беглые взгляды, бросаемые на нее, не задержатся на неправильных чертах некрасивого лица.