Товарищи китайские бойцы

Один старик, из бывших видно, остановил, помню, нас в Краснодаре, спрашивает, кто такие. Отвечаю:
— Казаки.
— Какие казаки?
— Китайские.
Старик очень удивился.
— Разве могут быть китайские казаки?
С нами был однополчанин Андрей Донцов. Он ответил:
— Могут, папаша. Они, — Андрей показал на нас, — хоть родом из Китая, значит, вроде иногородние, но Советская власть их красными казаками сделала.
— Ну, а ты-то сам, коренной кубанец, признаешь их казаками? — допытывался старик.
— Раз вместе за революцию воюем, вместе Кубань родную от беляков освобождаем, вместе казачью думу думаем и казачьи песни поем, значит — казаки, — сказал Донцов. — А то, что у кого-то кожа белая, а у кого-то желтая, значения не имеет. Это нам все едино. Абы человек правильный был.
— Ну, станичник, — сказал старик, — коли Советская власть даже твои казачьи мозги так перевернуть сумела, значит, Советская власть все может.
Народ в Кубанском полку — что казаки, что китайцы — подобрался действительно лихой. Кубанцы показали это в одном из боев, когда белые двинули против них четыре английских танка.
Танки тогда были в диковину. Громадные, ощерившиеся пулеметами стальные машины, переваливаясь через бугры, со страшным грохотом надвигались на редкие цепи красноармейцев. За ними следовали тяжелые двухбашенные броневики. Сплошные широкие гусеницы танков как бы прокладывали для них дорогу. Пулеметы белых вносили в ряды красноармейцев страшное опустошение. Погибли командир роты, три взводных командира, много бойцов.
Ча Ян-чи и его товарищи, укрывшись за лошадьми, тоже лежали в цепи и видели, как неотвратимо приближались к ним страшные гусеницы неуязвимых стальных чудовищ.
Танки продолжали двигаться вперед, но вдруг будто плотное облако опустилось на землю. Солдаты перестали видеть дуло собственной винтовки. Густой туман заставил и ту и другую стороны прекратить бой.
Когда шум боя волей-неволей смолк, кубанцы перевели дух, закурили, стали вполголоса переговариваться между собой.
— Сволочь, а не машина! — убежденно произнес Донцов, имея в виду английские танки. — Ее ведь ни шашкой полоснуть, ни пикой проколоть, ни из винта ударить.
— Совсем плохая машина, — подтвердил боец Ху Ши-тан. — Очень страшная. Человек как червяк перед ней. Она его дави, он ей ничего не делай…
— Зачем говоришь — червяк, зачем говоришь — дави, зачем говоришь — ничего не делай… — сердито возразил товарищу Ча Ян-чи. — Ты не червяк, я не червяк… Ты, я, он, он, он, — палец показывал на лежащих рядом бойцов, — люди. У червяка мозгов нет, у людей. мозги есть. Думать надо, делать надо…
— Думай, думай, — усмехнулся Ху Ши-тан. — О чем думать будешь?
— Как танки взять. Сейчас самое время думать, пока хороший туман стоит. Туман нам помогать может.
Наступило молчание, потом Ча Ян-чи обратился к Андрею Донцову.
— Слушай, Андрей, я не знаю, ты, может быть, знаешь: у танков дырки есть?
— Щели? — переспросил Донцов. — Щели есть — смотровые, пулеметные… — и вдруг загорелся: — А что, ребята, давайте подберемся к танкам, попробуем белякам жару дать. Туман нам на руку.
Долгих разговоров не было. К танкам поползли восемь бойцов — Донцов, Ча Ян-чи, Ширшов, Коваленков, Ху Ши-тан, Курдюмов, Борискин и Ко Чин-хуэй. По два человека на машину. Самый раз.
Вел группу Андрей Донцов. Старый охотник, опытный пластун, разведчик, заработавший четыре «Георгия» в германскую войну, Донцов сразу взял направление и уверенно пополз куда-то в густом, как вата, молочном тумане.
Товарищи, стараясь не отрываться и не шуметь, следовали за ним. Ползли долго. У Ча Ян-чи уже мелькала мысль, не сбился ли Андрей, не кружат ли они на месте.
Но нет, на Донцова можно было положиться. Вот в тумане мелькнула темная масса — первый танк. За ним, неподалеку друг от друга, громоздились еще три.
Кубанцы разбились по двое, как заранее было условлено. Ча Ян-чи подобрался к танку в паре с Андреем. От стального чудовища несло запахом машинного масла и бензинового перегара. Изнутри слышались приглушенные голоса.
Принятые в кавалерийском полку ичиги позволяли ступать мягко и бесшумно. Донцов и Ча Ян-чи обошли танк кругом. Не так-то легко было разобраться в невиданной диковинной машине, понять, как легче взобраться на нее, где щели, чтобы сунуть винтовки.
При этом надо было чутко прислушаться к тому, что делается на соседних танках. С первого же выстрела товарищей следовало, ни секунды не медля, открывать огонь самим. Ведь все расчеты строились на внезапности. Винтовки нужно направлять внутрь танка, пока враг еще ни о чем не подозревает.
Так и сделали. Стрельба послышалась почти одновременно со всех машин. Стреляли дружно. Донцов, просунув дуло винтовки в смотровую щель, направлял ее то вниз, то в одну сторону, то в другую и пускал пулю за пулей. Когда патроны в магазине кончились, он тут же перезарядил винтовку и снова начал стрелять.
Ча Ян-чи от друга не отставал. Да и остальные кубанцы действовали примерно так же. Только на одной из четырех машин что-то, видимо, помогло деникинцам спастись от красноармейских пуль. Они сумели запустить мотор, дали наугад несколько пулеметных очередей и скрылись в тумане.
Три танка, вместе с уничтоженными экипажами, остались на поле. Это были одни из первых танков, захваченных Красной Армией.
Слушая рассказ Ча Ян-чи, мы вспомнили о трофейных танках, которые много лет назад показывали москвичам. Не машины ли, захваченные кубанцами, проходили тогда по Красной площади?
Мы задали вопрос, но он остался без ответа. Ча Ян-чи ничего не мог нам сказать об этом. На Дону вскоре начались тяжелые бои. 33-й дивизии, а вместе с ней 3-му Кубанскому кавалерийскому полку и всем его бойцам пришлось туго. Где же Ча Ян-чи было интересоваться тем, что стало для него вчерашним днем, одним из многих боевых эпизодов.
  
23. Удивительный маневр
 
сложнение обстановки, заставившее Ча Ян-чи так быстро забыть о захваченных танках, произошло летом 1919 года под Лисками. Белогвардейский генерал Гусельников, совершив со своим корпусом рейд в тылы Красной Армии, занял этот крупный железнодорожный узел. Положение для 33-й дивизии создалось угрожающее. Станцию нужно было вернуть во что бы то ни стало.
Трудность операции заключалась в особенностях местности. К станции вел единственный подход — узкий железнодорожный мост, просматривавшийся и простреливавшийся на всем своем протяжении от первого до последнего метра. Любая попытка продвинуться по мосту грозила огромными, ничего не дающими потерями. Два пулемета могли здесь сдержать наступление целого соединения.
В штабе дивизии возникла мысль предпринять ночную атаку. Только ночная темнота давала возможность форсировать мост. Его нужно было пройти так, чтобы враг ничего не заметил, ничего не заподозрил. От бойцов для такой операции требовались не только присутствие духа, стойкость, дисциплинированность, но и какие-то особые качества, в первую очередь — исключительная ловкость, подвижность, способность преодолевать ползком сотни метров, умение ориентироваться в темноте.
Красноармейцы китайцы подходили для этого. Провести ответственную ночную атаку было поручено китайскому батальону Дербентского полка. Батальоном командовал Ян-чжунь [17].
Для связи с соседними частями к нему прикомандировали Пау Ти-сана. Тут, надо думать, была принята во внимание его свободная русская речь.
О бое за Лиски рассказал нам Федор Михайлович Яковенко. Китайские воины сыграли в нем решающую роль.
Безлунной ночью они ползком, не шелохнув травы, не сдвинув камешка, подобрались к железнодорожному мосту, ведущему к станции. Белогвардейских часовых сняли так же бесшумно, как бесшумно делалось все этой ночью. Молча преодолели бойцы мост, а когда оказались по ту сторону его, тишине пришел конец. Раздался оглушительный треск заранее изготовленных самодельных трещоток — таких, какие применяются на праздниках в деревнях северо-восточных провинций Китая. Им вторили резкие, высокие улюлюкающие голоса бойцов и частая винтовочная стрельба. Тьму разрезали пылающие смоляные факелы. Они тоже были заранее заготовлены бойцами и тоже напоминали факелы праздничных вечеров в деревнях Шаньдуна или Хэбэя.