Ханский ярлык

Часть 20 из 112 Информация о книге

— Да, да, да, — закричал старик, боясь, что господа ещё могут и передумать.
Антоний вынул из калиты [99] серебряную гривну.
— Держи, дед, и помни уговор. Неделю мы здесь хозяева, тобой чтоб и близко не пахло. Согласен?
— Согласный, согласный, — бормотал осчастливленный старик. — Для хороших людей я всей душой.
— Всё. Можешь уходить.
Старик вышел, толкнув дверь задом, но тут же вернулся.
— Ради Бога простите, господин. Нельзя ли гривну ногатами разбить?
— Это ещё зачем?
— Боюсь, на Торге какой злодей узрит, когда я корчагу покупать стану, убьёт же.
— Ну что ж, ногатами так ногатами.
Антоний открыл калиту, отсчитал двадцать ногат, подал старику, тот вернул гривну, даже пошутил кисло:
— Хошь раз в жизни в руках подержал.
И уже за порогом, обернувшись, посоветовал:
— Ежели маленько блохи кусать станут, так нарвите вон полыни свежей, подстелите. Они её боятся.
Старик ушёл. Антоний потянулся, вздрогнул плечами.
— Ну, Феофан, надеюсь, ты понял, что я половину дела сделал?
— А на кой нам на неделю эта нора? Мы можем за день-два управиться.
— Надо с запасом, Феофан. С запасом всё делать. Можем и за час управиться и уехать, а хозяин явится — наш и след давно простынет. А теперь, Феофан, ты за своё дело берись.
— За какое?
— Как за какое? Заманивай зверя, чай, ты с ним на пиру чашками стукался. Вроде приятели теперь. Зазывай.
— Как?
— Думай, милый, думай. Я насторожил пасть, твоё дело приманить его сюда. А уж тут вместе потрудимся.
Они столкнулись нос к носу, хотя для этого Феофану пришлось покуролесить, выследить Семёна Толниевича, выбрать место менее людное и именно там как бы нечаянно налететь на него.
— Господи! — ахнул радостно Феофан. — Никак, Семён Толниевич? Вот удача-то. А мне не с кем и посоветоваться.
— Здравствуй, здравствуй, — сдержанно отвечал боярин, поскольку в лицо-то узнал сотрапезника, но не знал его имени.
— Я Феофан, — подсказал тот. — Неужто забыл уж?
— Как же, как же. Помню. Мы ещё с тобой чарками чокались.
— Вот именно. Я о чём хотел попросить тебя, Семён. Дело в том, что я купил здесь на Торге для храма золотой сосуд, принёс домой и что-то усомнился: уж золото ли это? Ты человек опытный, взгляни, развей сомненья.
— А где сосуд?
— Да там, в клети у хозяина, где я остановился.
— Где это?
— Да недалеко тут, на берегу. Избушка.
— Хорошо, я приду. Пойду искать попутное судно и зайду.
— Семён, я хотел ныне ж отъехать. Пойдём, только взгляни. Если золото, я тут же уеду, а если нет — мне ж надо найти ещё продавца, подсунувшего мне товар.
— Ну хорошо. Я зайду на подворье, дам денег дружинникам на питание и корм коням, только что получил с должника. И пойдём.
Они дошли до подворья купца Давыда Давыдовича, Феофан остался у ворот, а Семён через калитку вошёл во двор, прошёл на конюшню, нашёл старшего Гридина.
— Иван, вот держи три гривны. Накупи больше продуктов, коням овса. А я пойду к причалам струг нанимать.
— Скоро вернёшься?
— Конечно. Зайду только там на берегу к знакомому, вместе пировали в Переяславле, просит взглянуть на покупку.
— Струг-то поподъёмистее наймай. С конями, чай, плыть.
— Я знаю.
Феофан нервничал: «Как бы не сорвалось», ходил у калитки, щёлкал пальцами, потирал потные ладони. Наконец появился Семён Толниевич.
— Ну пойдём, что у тебя там... Мне попутно надо струг нанять, пойдём водой в Городец.
— Да, конечно, водой быстрей и безопасней.
Когда подходили к клети, стоявшей на отшибе, даже и это не насторожило Семёна Толниевича, ещё попенял Феофану:
— Что ж ты, не мог на лучшем подворье остановиться?
— Да мне одному-то много ль надо, — промямлил Феофан, у которого от волнения пересохло горло и сел голос: «Готов ли Антоний? Видит ли, что мы идём?»
Антоний был готов. Даже в печке тлел уже конец верёвки, предназначенной для грядущей пытки. И едва в полумрак вступил Семён Толниевич, не успевший там рассмотреть что-либо, как Антоний накинул на него удавку и повалил на пол. Вдвоём они быстро управились, поскольку заранее было условлено, что и как делать. Скрутили ошеломлённому боярину руки, привязали к столбу.
— Ну, здравствуй, Семён Толниевич, — с плохо скрытой издёвкой молвил Антоний.
— Вы что? Разбойники? — спросил наконец пленник.
— Это не важно. Отвечать будешь ты, Семён.
— Что вам надо?
— Первое: зачем ты поехал в Кострому?
— У меня тут должники оставались.
— Врёшь, сволочь.
— Вон Феофан видел, я шёл от Жеребца, заходил на своё подворье, давал деньги гридням на закупку хлеба и овса для коней. Мы ныне отплыть должны.
— Отплывёшь, успеешь, — усмехнулся нехорошо Антоний. — Так скажи всё же, что вы внове затеваете против нашего князя со своим Андреем.
— Ничего мы не затеваем. Князья помирились, и слава Богу.
— Кто из вас надоумил Орду на Русь вести?
— Это надо не меня спрашивать, а моего господина.
— Но ты, ты, дурья башка, разве не понимал, что на Руси есть один великий князь — это Дмитрий Александрович, а не твой сосунок — Андрей?
— Это не вам решать, кто из них великий, а им самим. Они князья, мы слуги.
— И ты служишь честно?
— Да, — твёрдо отвечал Семён Толниевич. — Я служу честно всем князьям, к которым нанимаюсь. Ныне я слуга Андрея Александровича и предать его не посмею.
— Ещё как посмеешь, — сказал недобро Антоний. — Феофан, там в печи верёвка тлеет, подай-ка её сюда.
— А я-то думаю, что это горелым воняет, — наклонился Феофан к жерлу печки и достал обрывок верёвки в два локтя, конец которой тлел.
Антоний взял верёвку, подул на тлеющий конец, пепел осыпался, и конец заалел, как тлеющий берёзовый уголь.
— Ну-ка, расстегни молодцу сорочку, — скомандовал Феофану.
Тот, распахнув на Толниевиче кафтан, не стал мешкаться с пуговками, разорвал сорочку почти до пояса, обнажив волосатую грудь.
— Вы что, с ума сошли, ребята, — сказал пленник.
— Сейчас ты у нас сойдёшь. Феофан, зажми ему пасть, если кричать начнёт.
Антоний стал тыкать в грудь несчастного пылающим концом. Тот застонал, заскрипел зубами, начал вскрикивать от боли. Феофан кинулся зажимать ему рот. Семён вертел головой туда-сюда, не давая насильнику этой возможности.
Однако тот ухватился одной рукой за волосы на затылке жертвы, а другой ладонью накрыл рот. Но, тут же охнув, отдёрнул руку.
— Он меня укусил, скотина.
— Ах, так... — Антоний ткнул огонь Толниевичу прямо в лицо и едва не выжег ему глаз.
— Что вам надо? Что вам надо? — твердил Толниевич.
Антоний кинул тлеющую верёвку к печке.
— Ну, будешь говорить, сука?
— Что говорить? О чём?
— С кем твой князь затевается на Дмитрия Александровича?
— Да ни с кем, я же сказал вам, ни с кем.
Семён Толниевич, кажется, начал понимать, чем кончатся пытки, что ждёт его. Смотрел затравленно на своих мучителей.
— Ваш князь и мой целовали крест на дружбу и любовь, так такова клятва вашего господина? Да? Вы хотите через крест переступить?
Антоний шагнул к двери, кивнув Феофану: «Выйдем». Прикрыв за собой дверь избёнки, остановились.
— Ну, что будем делать? — спросил Антоний. — Из него, видно, и впрямь ничего не вытянешь.
— Забить надо. Лучше удавить. Без крика чтоб.
— А труп?
— В воду.
— Сейчас, что ли? На берегу увидеть могут.
— Как стемнеет. А сами на лодейку и...
— Никто не видел, как ты его сюда вёл?
— Да если и видели... Что, двум приятелям нельзя и по улке пройти?
— Ладно. Волга всё прикроет.
В это время с треском распахнулась дверь, сильно ударив по локтю Антония. Из клети выскочил Семён Толниевич и закричал истошно:

Перейти к странице:

Предыдущая страница

Следующая страница