Казнить или помиловать? (СИ)

Я окинула спальню Руслана взглядом, отмечая, что его кровать была вполовину больше моей, учитывая, что и моя двухместная была далеко не маленькой. По бокам от кровати стояли две тумбочки со светильниками, а непосредственно перед ней располагалась встроенная в стену плазменная панель. Комната была выполнена в черно-белых тонах, и единственным цветным пятном в ней был фикус, разросшийся до размера декоративного дерева, стоявший одиночкой недалеко от панели. Я подняла свой взгляд на потолок и окаменела: прямо над кроватью я увидела встроенное зеркало, и мне не составило труда догадаться, в чем было его истинное предназначение. Я никогда не была ханжой, но почему-то сам факт наличия у него декора такого рода наталкивал меня на мысли о том, что на самом-то деле Руслан явно любил ублажать свои физические потребности отнюдь не в миссионерской позе. Хотя, впрочем, почему меня это так волнует? Каждый развлекается как хочет, и моего мнения никто не спрашивал.
Сидеть на одном месте не входило в мои привычки, и поэтому я со спокойной душой стала исследовать и другие смежные комнаты. Одной из таких оказалась ванная комната, которая поразила меня размером ванны. Второй комнатой была гардеробная, далее я снова вышла в комнату со столом из красного дерева и пистолетами на нем, и здесь я остановилась. Я пробежалась изучающим взглядом по полкам с книгами, позаглядывала в открытые шухлядки (любопытство — страшная вещь, а я им в избытке страдала). В одном из ящиков стола я наткнулась на книжку в кожаном переплете, где велось повествование от первого лица, да еще и ручкой. Я бы даже восприняла это за личный дневник, только он явно принадлежал девушке, потому как рассказчиком выступала она. Я забралась на кресло, подобрала под себя ноги и принялась за чтение.
«10.03.
Дорогой дневник, это снова я, твоя Розали. Я не смогла уберечь от огня твоего предшественника, но тебя я надежно спрячу. Никто не будет знать о твоем существовании.
К отцу вчера снова приезжал его партнер по бизнесу, но уже со своим сыном. У него ужасно ледяные глаза и ожесточенный взгляд. Он пугает меня. Я знаю, что у папы проблемы с бизнесом, но я надеюсь, что он не отдаст меня замуж за него, потому как я не смогу жить с нелюбимым мужчиной…»
«13.03.
Мой единственный друг, если бы ты знал, как тяжко ощущать себя покинутой… никому не нужной. Папа в последнее время постоянно пьет, очень много пьет и часто срывается на всех, кто его окружает. А мама… ох, моя любимая мамочка! Ей достается больше других, я каждую ночь слышу, как она рыдает. Я пытаюсь ее утешить, но у меня ничего не получается.
Сегодня опять должен приехать папин партнер, и я боюсь, боюсь до дрожи…»
«18.03.
Меня предали! Предали самые близкие и любимые люди! Моя семья! Меня продали, продали как какую-то вещь за акции для компании отца, за материальную поддержку!
Я собираюсь бежать сегодня ночью, иначе завтра я буду принадлежать ненавистному мне человеку, не вправе отказать ему!»
«24.03.
…несколько дней как в тумане… побег не удался… он поймал меня на границе и изнасиловал… прямо на глазах у своих людей…»
«27.03
…мое тело похоже на кровавое месиво… я не нашла сегодня в зеркале ни одного участка кожи без ушибов или синяков… моя спина исполосована плетью… а ночью я чуть ли не умерла от потери крови из-за открывшегося кровотечения… и мне жаль, что я все еще жива, что я продолжаю существовать…»
«30.03
«…Арчибальд… я ненавижу это имя… оно отдает прогнившим душком, мерзостью, грязью… я желаю ему смерти.»
«02.04.
Сегодня он не стал меня насиловать, это сделали трое его подчиненных… они насиловали меня пока я не потеряла сознание, хотя, может, продолжили и после этого…»
«06.04.
Мне удалось украсть нож из столовой. Я решилась. Я наконец-то решилась попрощаться с этим миром и сегодняшней ночью я стану СВОБОДНОЙ!
Я не помню, когда в последний раз была так счастлива. Если бы ты знал, дорогой дневник, скольких усилий мне стоит скрывать улыбку, чтобы никто ничего не заподозрил. Чтобы моему освобождению никто не смог помешать…»
— Начиталась, кукла?!
Я вздрогнула, смотря в горящие гневом глаза Руслана, в то время как он отбросил дневник в сторону стола. Я настолько увлеклась, что даже не услышала, как он вошел. Он притянул меня за футболку к себе, а я уперлась руками в его грудь, чувствуя, как гулко бьется его сердце, ощущая, что его черная футболка насквозь в чем-то промокла. Но за окном дождя не было, да и куртка была практически сухой, в незначительных каплях. Я отняла одну руку от его груди и взвизгнула: она была окрашена кровью.
 Глава 10 
 
Сердце бешено забилось в груди, я задышала коротко и часто, конвульсивно пытаясь вырваться из рук Руслана, крепко сдерживающих меня. В какой-то момент он зафиксировал обе мои руки в одну свою за моей спиной и, очистив стол от оружия, с силой впечатал меня лицом в деревянную поверхность так, что я взвыла от пронзившей меня боли. Послышался треск разрывающейся футболки под напором острия кинжала, чье ледяное лезвие прикоснулось к моей коже; мгновенно лохмотья ткани полети на пол, а я возобновила попытки вырваться, истошно крича при этом.
Палач сжал мои волосы свободной рукой и болезненно оттянул мою голову назад, продолжая второй рукой прижимать меня к столу.
Я всхлипнула, ощущая, как в горле запершило, а все тело пронимает мелкая дрожь, вызванная страхом и отчаянием. Я не должна была читать этот чертов дневник, не должна была рыться по его шухлядкам, безмозглая идиотка! Оружие, я должна была найти чертовы боеприпасы, или же любой остро-колющий предмет, и защищаться, а не стоять фактически раком и рыдать навзрыд.
— Не нужно, пожалуйста, не нужно, — слезно взмолилась я, не ожидая милостыни от него.
— Не нужно что? Пороть тебя, увечить, трахать? Что не нужно, уверенная моя?! — гневно рыкнул Руслан надо мной.
— Ничего… ничего не нужно, — захлебываясь собственными слезами, сбивчиво прошептала я. — Прости… прости, я не должна была читать…
Он не дал мне договорить, а в очередной раз приложил головой об поверхность стола так, что перед глазами потемнело, и я замолкла. В какой-то момент я подумала, что потеряю сознание, но, к сожалению, этого не случилось. Голова раскалывалась, а все мысли путались, не давая возможности разумно мыслить. Я попыталась сфокусировать свой взгляд на чем угодно, но все мои попытки были тщетны, перед глазами все плыло.
На пол полетели пуговицы от джинсов, и они вместе с трусиками были спущены до колен. Я чувствовала блуждающие пальцы парня по внутренней стороне бедра, задевающие мою промежность, но не стремившиеся проникнуть в меня. Я не сжималась и не напрягалась, прекрасно понимая, что от этого сделаю только себе хуже. Я попыталась отвлечься, но ощущение возбужденной плоти моего наставника упирающейся в левую ягодицу, не давало мне этого сделать.
Ему нравилась моя беспомощность, ему нравилось ощущение власти надо мной, его заводила мысль о том, что он может отыметь меня так, как того захочет. Он воплощал свою больную фантазию в жизнь, не беспокоясь о моих чувствах. Ему было плевать на меня, я была для него пустым местом. Очередной игрушкой, доступной для его постели, для его утех. Только меня такой расклад не устраивал, я не собиралась становиться пленницей его похоти, только не с моим нравом.
Когда его пальцы проскользнули внутрь меня, я зашипела, но он сильнее надавил на мою руку в захвате, причиняя ни с чем несравнимую боль, и резко заменил свои пальцы на самого себя. Я вскрикнула, не в силах принять его всего и закусила указательный палец, в то время как он даже не старался дать мне время на то, чтобы привыкнуть к его размерам. Он снова вбился в меня с большей силой, и я не смогла сдержаться. Я взвыла, возобновляя попытки вырваться, причиняя себе нестерпимую боль, в то время как он все еще оставался во мне. Руслан натянул мои волосы, оттягивая мою голову назад и насаживая меня полностью на свой член, продолжая сдерживать меня второй рукой. Слезы градом покатились из моих глаз, а с губ в очередной раз сорвался болезненный крик отчаяния. Я заскребла ногтями по дереву, ломая их под мясо, но эта боль ни в какую не могла сравниться с той, что я ощущала внизу живота. Чувство было такое, будто он разорвет меня к чертям. Я была слишком сухой для того, чтобы принять его нормально, и, похоже, ему это доставляло удовольствие.