Инженер-лейтенант

– Но ведь за все время мы никого не встретили.
– Вот это и прекрасно. И дальше бы так шло. А то нарвемся на архов или на кого пострашнее – и все. Ведь дикий космос исследуют многие. Многие улетают, а вот возвращаются единицы. И знаем мы о диком космосе только с их слов. Но они-то потому и вернулись, что никого не встретили. А вот кого встретили те, что не вернулись? Мы ведь, когда будем сидеть в кабаке на станции после возвращения, тоже будем говорить: ну и что дикий космос, летали мы там несколько месяцев и никого не видели. Это если вернемся, конечно. Вот так.
– Это выходит, что оба экипажа у нас – больные на всю голову люди?
– А ты это только заметил?
А я все никак не мог понять наших ребят. Чем-то неуловимым они отличались от остальных. А все просто. Оказывается, у них у всех шило в заднице. Даже Хорт, в свои двести с лишним, не может усидеть на месте. Потому они и ко мне отнеслись вполне нормально. Да они такие же дикие, как и я. И они это прекрасно понимают. Но по-другому жить уже не могут. Неужели и я превращусь в такого же бродягу? Хотелось бы иметь дом, жену, детей. Как там у нас говорили: построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Да, похоже, мне это не светит. Через десять лет я буду иметь то же шило и в том же месте. Ну и ладно. Эти десять лет еще прожить надо.
Во второй системе мы тоже никого не встретили и ничего не нашли. И в третьей также. Через два с половиной месяца вернулись на свою станцию. Мы с Хортом провели профилактику своих кораблей за день и присоединились к остальным. Походили по кабакам, борделям, пару раз подрались. Фингал под глаз я, конечно, получил, но и моим противникам досталось. Да и что синяк, на тренировках больше прилетало. Зато сколько потом было смеха и незлых подначек. В общем, повеселились. И ушли в поход.
До первой системы мы летели около месяца. Наконец я добил базы и привел в порядок Марфу. Закладки, конечно, были, и я их убрал. В корабельный искин пока не лез. Придем на базу и разберусь. В первой системе ничего не нашли. Пошли в следующую. Порядок движения уже определился. Пока были в гипере, я или учился, или занимался профилактикой корабля. Перед выходом из гипера приходил в рубку и занимал свое кресло. После входа в систему я проверял ее на наличие людей. Потом мы разгонялись и уходили в следующий прыжок. Максимальный прыжок у наших крейсеров был в семь систем. Так и прыгали, как кузнечики.
В этот раз было как всегда. Я находился в рубке, сидел в своем кресле и ждал выхода из гипера в систему. Система была транзитной, мы рассчитывали быстренько проскочить ее и идти дальше. После входа в систему я сразу определил, что в системе находятся люди. Только какие-то они были не такие. Что-то в них было не то.
– Капитан, слева на десять часов группа людей, семьдесят-восемьдесят человек. Дистанция средняя.
– Ничего не вижу, сканер ничего не показывает. Пустой космос.
– Точно есть.
– Хорт, подай на десять градусов вправо, разгоняемся и уходим. Нам проблемы не нужны.
– Понял, Дэр.
Мы ушли вправо и стали разгоняться для прыжка. Но не успели. Незнакомцы открыли огонь. Хорт летел слева, ближе к ним. Ему и досталось. Его щит мигнул и пропал, а потом на месте его корабля вспух ярко-огненный шар. На тактическом табло было все прекрасно видно. Живых там остаться просто не могло. Я вскочил с кресла и закричал:
– Хорт! Они сожгли Хорта!
Меня переполняла ненависть. Нет. Меня переполняла НЕНАВИСТЬ. Каждую клетку моего тела. Она меня заполнила и рвалась наружу. Казалось, еще мгновение – и меня разорвет на мельчайшие частицы, заполненные ненавистью. Кричать я уже не мог, и я захрипел.
– Чтоб вы сдохли! Чтоб вы сдохли! – повторял я как заклинание.
И меня отпустило. Ненависть никуда не ушла, но она уже не грозила взорвать меня изнутри. Большая часть ненависти куда-то все-таки ушла. И в тот же миг в левой полусфере мигнул и пропал силовой щит неизвестного корабля. Я увидел чужой корабль – это была какая-то хитро перекрученная призма.
– Тяжелый крейсер аграфов, – прорычал капитан.
– Капитан, не стреляй. Там почти все уже сдохли, а остальные еле шевелятся. Посылай абордажников.
Я точно знал, что моя ненависть нашла своих адресатов.
– Ты уверен, Ник?
– Да. Капитан, ту тварь, что сожгла Хорта, отдай мне живым. – И я отключился.
Когда крышка медкапсулы открылась, я увидел над собой капитана и Гэла.
– Как ты? – спросил капитан.
– Бывало и лучше. С корабля Хорта что-нибудь нашли?
– Ник, в таких случаях сгорает даже металл. Им всадили снаряд из трехсотмиллиметрового тоннельника в реакторный отсек. У них не было шансов.
– А что с чужими?
– Когда абордажники до них добрались, половина уже были мертвы, а остальные еле шевелились. Их добили. Взяли только тех, кто был в рубке. Троих аграфов.
– Отдашь их мне?
– Хорошо, Ник.
– Где они?
– Сейчас их привезут, бот уже на подходе.
– Пойдем встретим? Хочу на них посмотреть.
– Хорошо. Одевайся и пошли.
Я оделся, и мы пошли на летную палубу. Чувствовал я себя и в самом деле хреново. Во всем теле была какая-то тяжесть. Когда мы пришли, бот уже стоял на палубе, а рядом наши абордажники и трое каких-то перцев в серебристых комбезах. Так вот ты какой, северный олень. Мужики как мужики, только рожи надменные и уши острые.
– Вот эти трое были в рубке. Капитан, артиллерист и какой-то наблюдатель, – сказал Корин. – Вот этот ножик мы отобрали у наблюдателя. Ух, и верещал он при этом.
– Как вы посмели напасть на корабль аграфов? Вы знаете, что вас теперь ждет? – спросил один из ушастых.
И столько презрения было в его словах, что меня аж передернуло. Они стояли и надменно ухмылялись. Ненависть опять стала накатывать на меня волнами. Я подошел к Корину и протянул руку.
– Дай! Кто из них артиллерист? – спросил я у него.
Корин указал на левого из троицы и протянул мне ножик. Тот был похож на казачью шашку. Я обнажил ее и отбросил ножны в сторону.
– Как ты смеешь, животное, обнажать мой родовой меч, – заорал наблюдатель.
Я молча подошел к артиллеристу и рубанул его по левой ноге. Сталь даже не заметила преграды. Аграф завалился на спину и заверещал. Умный комбез тут же запечатал рану. Я встал возле него на одно колено и рубанул по правой ноге. Комбез запечатал и эту рану. Яростно замигали огоньки аптечки на его левой руке. Я обошел его и рубанул по правой руке. То же проделал с левой. Верещанье прекратилось: аптечку-то я отрубил вместе с рукой, вот он и отключился. Я рубанул его по шее и отрубил голову. Поднял голову за волосы и повернулся к аграфам. Все это время слышно было только верещанье артиллериста, теперь же и его не стало. Лица аграфов позеленели, и в глазах стоял ужас. Я пошел на них с шашкой в одной руке и головой в другой. Они стали отступать от меня, наблюдатель запнулся и сел на задницу, но все равно, отталкиваясь ногами от палубы, отползал даже быстрее, чем капитан отходил ногами. Теперь уже верещал наблюдатель. Ко мне подошел наш капитан и положил мне руку на плечо.
– Не надо, Ник. Потом сам жалеть будешь. Просто убей. Но сначала давай их допросим. А потом убей.
– Хорошо. Но они мои. – Я отбросил шашку и голову и пошел к себе.
Ненависть немного улеглась, но я чувствовал, что она готова накатить вновь. Сейчас бы набраться водки до потери сознания – тогда бы отпустило. Но на корабле спиртного не держали. Или девчонку хорошую, но где же ее взять. Я разделся и залез в душ и так простоял, наверное, час под холодной водой, пока меня не начало колотить от холода. Прошел в каюту, завернулся в одеяло и упал на кровать. Вырубился моментально. Проспал до утра, часов пятнадцать. Умылся и пошел в рубку. Капитан был уже там.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально. В самом деле нормально. Уже отпустило.
– Ну ты и устроил вчера. Аграфы поют без остановки. Особенно наблюдатель.
– И о чем они поют?