Антитело (СИ)

Дан резко приподнял голову, вскинул руку, упершись ладонью ему в макушку. Он поймал чужую ладонь, коснулся губами пальцев.
– Ты… что ты?.. – Дан заговорил сиплым со сна голосом, заёрзал.
– Дан, – Рытов не давил, не наваливался, он аккуратно гладил его одной рукой, продолжая целовать напряжённые пальцы. – Дан…
Эти секунды решали всё. Дан мог его оттолкнуть, прикрикнуть, сказать ледяное «нет». Рытов боялся, очень, но желание вытесняло страх. Он закрыл глаза и почувствовал отзыв, слабый, скорее на уровне ощущений, – ритм дыхания, замедленные движения. Его хотели в ответ, может, не так сильно, как он, но хотели. Рытов медленно опустил голову и откинул в сторону одеяло. Дан дёрнулся, когда его дыхание пощекотало голый живот. Упрямая рука опять коснулась его волос, показалось, что Дан вот-вот его оттолкнёт. Рытов провёл носом от пупка вниз и потёрся щекой о широкую резинку трусов. Есть контакт – Дан машинально толкнулся бёдрами вверх. Рытова повело как пьяного, он подцепил чужие бёдра руками, словно обнял, прижался губами к горячему через ткань. Ещё секунда – и претензии не принимаются. Рытов стянул трусы вниз, твёрдое доказательство капитуляции упруго ткнулось ему в лицо. Он всосал так стремительно, с таким жаром, что Дан сжал его за плечи. У самого Рытова член звенел от напряжения. Он водил по нему свободной рукой, стараясь не сорваться в быстрый темп. Тело Дана под его ласками шло волной, короткие ногти норовили впиться в плечи.
Если бы не реальность ощущений, Рытов решил бы, что спит. Или в раю. Происходящее казалось ожившей выстраданной фантазией. Всё происходило так быстро, они оба взвинтились за секунды. Рытов ошалел от согласия, от того гигантского прыжка, который они только что совершили, от перевернувшегося мира. Он ублажал ртом своего неприступного аналитика, с ума сойти! Дан тихо простонал, коротко, будто оборвал сам себя, и Рытов чуть сам не ослеп от вспышек под веками. Он неожиданно кончил себе же на бедро, как подросток, и продолжал кончать вместе с Даном, когда тот попытался отпихнуть его на пике. Он провёл языком снизу вверх, собирая солёное, улёгся щекой на живот. Под ухом гулко стучало, будто сердце у Дана упало в желудок. Стоп! Он рывком поднялся, навис над кроватью.
– Ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
Дан сглотнул, провёл ладонью по лицу.
– Голова?..
– Врач сказал – никаких оргазмов, – “вовремя” озаботился Рытов.
– Так и сказал?
– Ну, не твой врач, а другой. Стоматолог.
– Куру меси, – Дан засмеялся, прижимая руки к груди, будто его щекочут.
Рытов не знал, что такое «куру меси», но тоже заржал. Смех разрядил обстановку, но вскоре, когда они оба затихли, повисла пауза. Рытов встал с кровати.
– Так, я за полотенцем, лежи.
Дан не ответил. Он откашлялся после смеха и подтянулся на руках, чтобы сесть в кровати. Рытов метнулся в ванную, намочил полотенце и вернулся так быстро, будто всерьёз опасался побега. После процедур Рытов натянул трусы и встал посередь комнаты в нерешительности. К любому другому в такой ситуации он бы без всяких сомнений завалился под бок, но Дан умел останавливать одним молчанием.
– Хочешь воды?
– Да, спасибо.
«Да, спасибо». Что ж он такой весь, словно кубик льда, всё из рук выскальзывает. Рытов принёс стакан, угрюмо посмотрел на непробиваемое лицо. От недавней эйфории осталось только подрагивание в мышцах. Дан на ощупь опустил стакан на тумбочку и сполз вниз, укладываясь. Рытов, щёлкнул по выключателю, стараясь не вколотить его в стену, и завалился на свою кровать. Вот тебе и двойка мечей.
– Олег!
Рытов резко открыл глаза, сел, осмотрелся. Дан сидел на кровати, свесив ноги, в ярком солнечном свете. Рытов чуть не грохнулся, запутавшись в простыне.
– Что?! Дан, что случилось?!
Тот поднял ладонь и прикрыл глаза.
– Я могу различать свет! Вот сейчас, – он опустил ладонь, – ярко, а если закрываю, то темнеет!
Рытов наклонился, зачем-то разглядывая серые глаза.
– Серьёзно?! Слушай, ну это же хорошо, да? Я сейчас врачу позвоню! Офигеть!
Он метнулся к телефону, открыл контакты.
– Да! Вижу! Ну то есть не вижу, а как через веки! – продолжал выкрикивать Дан, крутя головой из стороны в сторону. – А сколько времени?
Рытов посмотрел на правый верхний угол экрана.
– Э-э… Четыре пятьдесят шесть, – и посмотрел на Дана. – Он, наверное, не возьмёт?
Тот засмеялся. После таких изменений ему было всё равно и на время, и на врача. Он встал с кровати, двинулся по направлению к окну. Рытов подскочил, придержал за локоть.
– Солнце! – улыбнулся Дан от уха до уха.
– Солнце, – согласился Рытов, не отрывая от него глаз.
Дан возбуждённо говорил в трубку, переходя с русского на молдавский и обратно. Рытов раскладывал по тарелкам дымящуюся гречку с полуфабрикатными котлетами на пару. Дан отказался ехать в круглосуточную коммерческую клинику, и к девяти часам они заявились в недавно покинутую неврологию в Склифосовского. Их долго мариновали перед кабинетами, но Дан был такой воодушевлённый, что ни разу не пожаловался. Врач подтвердил «положительную динамику» и выразил «осторожный оптимизм». Всё время после волнительного пробуждения Дана они с Рытовым общались как старинные приятели. Ни один из них не упоминал прошедшую ночь, не дотрагивался до другого. Но если Дана действительно не волновало ничего, кроме замаячившей возможности видеть, то Рытов помнил всё и сверлил того глазами вовсе не по-приятельски.
Дан нарисовался на кухне, сел за стол.
– Мама неожиданно отреагировала на фразу «я вижу свет», – улыбнулся он, крутя головой.
Теперь он постоянно это делал, чтобы поймать свет разной интенсивности. Рытов поставил тарелки на стол, подпихнул ложку ему под руку и наконец решился.
– Тебе не надо сейчас уезжать.
Дан принюхался к тарелке.
– Вкусно. Я такой голодный.
Рытов досчитал до пяти и снова повторил как можно мягче:
– Слышишь, Дан? Ты не должен сейчас уезжать. Тебе надо наблюдаться ввиду последних изменений.
Дан кивнул несколько раз, словно в такт мелодии в своей голове. Хватив слишком горячий кусок, открыл рот и задышал, пытаясь остудить пищу. Рытов ждал. Дан прожевал свою гречку.
– Мы подумаем сегодня с Аурикой. Может, она останется на недельку, посмотрим.
Рытов закрыл глаза, подавляя вспышку гнева. Да почему ж всё так сложно-то?!
– Да при чём тут Аурика? – не сдержался он. – Ну какая «неделька»? Тебе нужна мобильность, быстрый совет, хорошие лекарства! Это же не с простудившимся ребёнком посидеть пару дней!
Дан продолжал жевать с безмятежностью на челе. Рытов отвернулся к окну. Он всегда презирал прилипал. Тех, кто навязывались, кто скандалили, требовали к себе внимания или, что ещё ужаснее, снисхождения. И вот он второй день кряду липнет, скандалит и требует. В голове зазвучал голос Никитоса. «Но не сложилось. И к счастью. По крайней мере, я не потерял себя».
Рытов посмотрел на Дана, тот держал в руке кусок чёрного хлеба, словно забытую сигарету. Надо было принимать решение, отпускать, оставлять то, что не складывалось. Он живёт с собой уже тридцать четыре года. Нельзя бросать кого-то после таких длительных отношений ради хорошенькой мордашки. Сердце заныло от этих горьких мыслей. Надо было рвать зуб одним махом. Сейчас.
– Я тебе морсу налью.
– Спасибо, – Дан улыбнулся и повернул лицо к окну.
Когда Рытов встал за стаканами, зазвонил телефон. «Ну вот и всё», – хэштегом подумал Рытов. Через час Дан уедет из его дома, а к концу недели – из страны. А он будет работать, мотаться с мужиками по дачам и клубам, сделает ремонт в комнате.
– Через час примерно будет тут. У тебя же восьмой дом?
– Восьмой, – Рытов поставил перед Даном стакан. – Ваш морс, коллега.
Он отыграл до занавеса. Маленькая, худенькая Аурика с морщинистым лицом и зелёной обводкой вокруг глаз постоянно держалась за Дана, будто тот упадёт без подпорки в её лице. Рытов подробно доложил про приём лекарств, выдал все контакты врачей, отдела кадров и ещё хрен знает кого. Дан надиктовал свой имейл и скайп для консультаций по своим задачам. Аурика суетилась, постоянно говорила «мэй» и смущённо хихикала, хотя никто не шутил. Рытов настоял на доставке обоих на Анадырский. Дан, казалось, и думать забыл про него, обсуждая с тёткой какие-то их общие дела. Рытов еле тащился от светофора к светофору, хотя на дорогах было почти свободно. Слушал голос Дана с заднего сиденья, не вникая в смысл слов. Он не стал заходить в квартиру, чтобы не затягивать прощание. Улыбающийся Дан несколько раз пожал ему руку и даже приобнял за плечо. Аурика вдруг развела мокроту, целовала Рытова в щёку и всхлипывала «ла реведере». По дороге домой начался дождь. Небо вспыхивало какими-то картинными зарницами и молниями, будто нагнетая мелодраматизма. Вдруг вспомнилось, как Нодари тогда в машине сказал, что «они хотят увидеть его счастливым». Ну, полюбуйтесь, блядь.