Черная заря
— Много книг брать будете? — услышал он из-за спины голос продавца, который уже вытер всю пыль и с интересом наблюдал за тем, как Андрей завороженно смотрел на стеллажи.
Андрей молча продолжал рассматривать книжный строй.
— А то русские приезжие помногу берут. — Продавец скосил глаза на чемодан Андрея и продолжил быстро говорить: — Чемоданами берут. Наши берут, когда к вам в Россию едут. Говорят, хорошо продать там можно или поменять на что-нибудь.
— Нет, я потом. Дайте томик Омара Хайяма. — Андрей снял с полки небольшую книжицу в коричневом переплете с золотистыми буквами и, посмотрев на прилавок, добавил: — И блокнот с шариковой ручкой.
— Жаль, а то выручка была бы, — вздохнул продавец. — Взяли бы Пушкина, все полное собрание есть.
— Нет, Пушкина я дома читать буду. Вот на обратном пути накуплю чемодан и буду читать. А пока что восточную поэзию и философию почитаю.
С трудом всунув небольшой томик стихов в чемодан, Андрей вышел из магазина и, проехав несколько остановок на автобусе, прибыл в комендатуру.
Дежурный офицер указал на дверь, в которую следовало обратиться по его вопросу.
Постучавшись, Андрей вошел в небольшой кабинет. Подполковник, лет сорока, седой полный человек с пышными седыми усами, выслушав его рапорт о прибытии, предложил присесть, указав кивком на стул. Затем он не торопясь открыл сейф с бумагами, отыскал документы и положил их на стол.
— Так, Ласточкин, значит? Ну что, Ласточкин, нормально добрался, без происшествий?
— Так точно, без.
— Хорошо. Молодец. А то иногда бывают и происшествия. Мол, на войну еду, могу и нахлебаться как скотина, и в морду кому-нибудь заехать. А вместо войны — на губу или, чего хуже — под трибунал… Сам понимаешь, люди разные. — И он покрутил указательным пальцем у виска.
— Да нет, все нормально, — подтвердил Андрей.
— Верю. Просто предостерегаю. Хочешь на войну, значит, должен доехать туда в добром здравии, без выкрутасов. Понятно? — Подполковник пристально посмотрел на него.
— Так точно, понятно, товарищ подполковник! — Андрей встал со стула.
— Да ты сядь, сядь. Чего прыгаешь? Значит, вот твои документы и продовольственный аттестат. Распишись в журнале, — он протянул Андрею ручку. Потом отложил журнал в сторону и продолжил: — Сейчас, товарищ старший лейтенант, вы поедете в город Чирчик. Это рядом с Ташкентом, туда рейсовый автобус ходит. В Чирчике пересядете на другой рейсовый автобус и доедете до поселка Азадбаш, это недалеко от Чирчика. Там находится часть. Эта часть в настоящее время является перевалочной базой для переправки за границу. Доложитесь о прибытии в штабе, станете на довольствие и будете спокойно ждать отправки к месту дальнейшего прохождения службы. Вам ясно?
— Ясно, а сколько ждать придется?
— Не знаю, парень, как команда соберется, как транспорт. Самолетом полетите в Кабул. А оттуда по своим частям. Больше сведениями не располагаю. У тебя в документах обозначен номер полевой почты, тебе там скажут, куда двигаться. Ладно, бывай здоров, ни пуха… — Подполковник протянул Андрею руку.
К обеду Андрей уже был в Чирчике. Это был небольшой тихий городок. Андрей поставил чемодан на тротуар и закурил, осматриваясь вокруг. Автобус на Азадбаш должен был пойти только через час. Желудок подавал тревожные сигналы. Андрей вспомнил про утренний кусок дыни, сглотнул слюну и пошел по улице в надежде найти столовую. Он отошел достаточно далеко, но такого рода заведения так и не встретил. Раздосадованный, он повернул на другую улицу и пошел вдоль длинного казенного металлического забора. Пройдя метров сто, он дошел до КПП военной части. Рядом с входом была вывеска «Ташкентское высшее танковое командное училище». Дальше идти не было смысла, и он уже собрался топать назад.
В это время из ворот КПП выехал грузовой автомобиль «ЗиЛ» с крытым верхом и, свернув, остановился у тротуара. Через несколько секунд из дверей вышел офицер, высокий, слегка сутулый молодой человек, равный Андрею по возрасту и званию. За ним три курсанта с патрульными нарукавными повязками.
Офицер, заметив стоящего рядом Андрея, подошел к нему и, глядя на чемодан, отрывисто спросил:
— В Азадбаш, что ли?
Андрей молча кивнул.
— Ну, тогда подвезем. Мы туда же. Бросайте чемодан в кузов, сами — в кабину. Скоро поедем.
Андрей, радостный от подвернувшейся удачи, передал чемодан курсантам, которые к тому времени уже сидели в кузове, а сам влез в кабину и сел рядом с солдатом-водителем.
Начальник патруля стоял у машины, посматривал на часы, потом за ограду училища. Наконец минут через пять он, увидев кого-то, крикнул и махнул кулаком:
— Давай быстрее! Черт! Бегом!
За оградой показался солдат, который бежал к машине. Запыхавшись, запрыгивая в кузов, он крикнул:
— Виноват! Товарищ старший…
Офицер быстро сел в кабину рядом с Андреем и скомандовал водителю:
— Вперед!
Водитель молча повел машину.
Офицер похлопал себя по карманам:
— Вот, елки, сигареты забыл!
Андрей протянул ему свои папиросы, и тот, закурив, сказал:
— Концерт! Сам его в самоволку привез! Сам назад везу, а он еще и опаздывает! Зараза!
Андрей вопросительно посмотрел на начальника патруля, который бросил недокуренную папиросу за окно со словами:
— Крепкая, я лучше по дороге сигарет куплю.
После минутного молчания он объяснил:
— С утра мы ездили в Азадбаш, в ту часть, куда и вам. Это теперь наша зона ответственности. Проверили, все нормально. На губу никого везти не надо. Возвращаемся через час. Смотрим, по дороге этот боец в самоволку шагает, и уже почти до Чирчика дошел. Обычно они по Азадбашу бегают, винища гадкого понапьются в такую жару, поблюют, защитнички отечества! Песни про дембель горланят на всю округу! Большинство, конечно, в часть сами приходят, а какие не могут, тех мы на губу отвозим. А там их уже брать не хотят! Хоть вытрезвитель для них организовывай! — Он побарабанил пальцами по дверце машины и продолжил: — Хотя раньше там при части тоже губа была, когда там нормальные войска стояли. Потом, когда эти нормальные войска перекочевали туда же, куда и вы следуете, на базе этой части сделали перевалку. Здесь в основном солдатики после госпиталей ожидают отправки назад. Порой дней по десять ждут. А чего им остается делать? Часть нестроевая. Занятий с ними не проводят, на работах не используют, потому что они после болезни или ранений. А раз так, что делать вольным людям? Только диету нарушать! Местные им тут под забор ведрами свое самодельное дерьмо приносят. Ведро — десятка! Я раз попробовал — отрава! И башка от нее моментально слетает. Уже и с местными беседы проводились — бесполезно. Теперь вокруг части постоянно наряды ходят, местных кудесников отгоняют.
Но какое-то время губа все же там оставалась. Прапорщик один ею заведовал. У него в подчинении несколько караульных солдат было. Туда этих орлов запойных и определяли на пару суток каждого. Но в один прекрасный момент прапорщик куда-то отлучился, так эти больные сами там напились и караульных напоили. Потом вскрыли кабинет прапорщика, стащили свои документы, журнал учета задержанных и разбежались. С того времени губу как учреждение ликвидировали. Теперь мы их возим.
Он умолк, потом продолжил, спохватившись:
— Ну вот, значит, шагает боец в самоволку. Думали, пьяный, масштабов Азадбаша, видно, мало, решил до Ташкента прогуляться. Мы тормознулись рядом, а он и не убегает. Причем трезвый, как стекло! Наоборот, просит подвезти его в танковое училище! Мол, у него там друг детства учится на третьем курсе, и фамилию назвал. Правда, есть такой. Ну, вот и довезли. Друга нашли, наш танковый музей ему показали. Теперь назад едем, заодно и его везем.
Машина подкатила к части и остановилась у ворот.
— Приехали. Вам сюда. Штаб в здании слева от входа. Счастливо. А мы по поселку прокатимся, — сказал начальник патруля, выпуская Андрея из кабины.
Позади машины рядом с его чемоданом стоял солдат-самовольщик — невысокий кареглазый парень в хорошо подогнанной форме. Панама, франтовато сидевшая у него на затылке, приотпущенный ремень и сапоги в гармошечку выдавали в нем солдата второго года службы.