Земные громы (Повесть)
На первой же встрече с приезжими Радкевич решил внести ясность в этот вопрос. Он подробно рассказал о том, что в строительстве завода возникли непредвиденные осложнения. Германская машиностроительная фирма неожиданно расторгла заключенный контракт и отказалась поставлять станки специального назначения. Приходится многое менять, приспосабливать отечественное оборудование. План по выпуску орудий не уменьшен, его надо выполнять.
— Коллектив у вас большой, — заключил Радкевич, — будете помогать цехам выполнять поступающие заказы. Знаю, что вы мечтаете об опытно-конструкторской работе. Сам бы с удовольствием занялся ею. Но сейчас не до этого. Дать план — вот наша задача.
Расходились с этой встречи понурые. То, для чего приехали на завод, о чем мечтали, оказалось под запретом.
— Что приуныли? — Грабин старался приободрить товарищей. — Москва не сразу строилась. Разберемся в заводских делах, наладим выпуск своей полууниверсалки, тогда и двинем дивизионку.
На другой день на заводе было создано самостоятельное конструкторское бюро, начальником которого стал Василий Гаврилович Грабин.
— Наша мечта в наших руках, — сказал он своим конструкторам, собрав их на первое деловое совещание. — Покажем себя в деле, завоюем авторитет, а вместе с ним и право на творчество, на опытную работу.
В механическом цехе стояло десять пушек, подготовленных к сдаче. Грабину бросилось в глаза, что стоят они основательно, будто навечно прописаны на заводе.
— Почему не сдаете? — поинтересовался у первого встречного.
— Сдашь их! — отчаянно махнул рукой тот. — Не пушки, а сплошное недоразумение. То одна неполадка, то другая. Почти год стоят, место занимают.
Начальник цеха Михаил Федорович Семичастнов тоже сетовал на стечение обстоятельств. Большая партия таких же пушек была сдана без особого труда. А эти десять словно заколдованы. Сколько с ними бьются, а результатов нет. Подгонят одну деталь — она не стыкуется с другой, начнут исправлять ту — третью приходится тоже переделывать.
— Легче изготовить десять новых, чем мучиться с этими, — вздохнул Семичастнов.
— Давайте попробуем с нашей помощью, — предложил Грабин.
— А что, это идея, — загорелся начальник цеха, — у конструкторов глаз наметан. А я выделю в помощь вам пяток слесарей.
— И попросите в ОТК прикрепить к нам контрольного мастера. Это ускорит дело.
Оценив обстановку, Грабин выяснил, что прежде никто не пытался систематизировать работу. Делали все кто во что горазд, не имея общей картины состояния всех пушек. Устранив одну неисправность, обнаруживали вторую. А главное, оказывалось, что они взаимосвязаны и начинать доработку следовало с неисправности, обнаруженной позже. Все это усложняло дело, увеличивало сроки подготовки пушек к сдаче заказчику.
Досконально, не торопясь, Грабин со своими помощниками разобрали и осмотрели каждую пушку, отмечая в специальной тетради малейшие замечания по состоянию деталей, узлов и агрегатов. Постепенно была создана общая картина необходимых доработок, определен их объем, выявлена потребность в специалистах, запасном материале, инструментах. Некоторые детали, которые уже неоднократно побывали в руках доработчиков и были мало похожи на то, что вычертили конструкторы, решили изготовить заново.
Прошло немного времени, и первые две пушки покинули заводскую территорию. Вслед за ними в руки заказчика перешли еще семь. И только с последней произошла заминка.
— Может, спишем ее в брак? — предложил директор. — Вам и без нее досталось. За какие-то недели сделали то, над чем мы бились год.
— Готовую пушку — в брак! Это будет не по-хозяйски, — ответил Грабин и почувствовал, что Радкевичу понравились эти его слова.
После значительной переделки и десятая пушка была принята заказчиком. Завод получил оплату за сданную продукцию, в цехе стало просторнее. О конструкторах заговорили:
— Башковитые парни эти москвичи. Дело знают.
— И черновой работы не гнушаются.
В конструкторское бюро стали заходить начальники цехов, технологи, рабочие. Рассказывали о своих проблемах и неурядицах, просили совета и помощи.
— Посмотрели бы, Василий Гаврилович, что-то не ладится у нас с муфтой, — обратился однажды Семичастнов. — По два месяца уходит на обработку, а приемщик все равно бракует.
Муфта — деталь фигурная. Множество разного рода выступов и скосов усложняли не только ее обработку, но и доставляли много хлопот при сдаче заказчику. Допуски, определенные конструкторами, очень малы.
На станках того времени такой точности добиться было тяжело.
Внимательно исследовав чертежи и уже готовые детали, Грабин не определил, как улучшить качество изготовления муфты. Но возникла мысль: «А нужна ли такая исключительная точность? Что произойдет, если муфта будет сдана с небольшими отклонениями от размеров, указанных конструкторами?» Теоретические расчеты показали, что никаких задержек, а тем более бед, это не принесет. Попробовали практически использовать в пушке одну из муфт, не отвечающих требованиям чертежей. Все работало хорошо. Но представитель заказчика и слышать не хотел об изменении условий приемки.
— Мой документ — вот эти чертежи, — объяснял он. — Здесь проставлены допуски, которыми я руководствуюсь. Самостоятельно изменить их я не могу. Это подсудное дело.
Подготовив необходимую документацию, Грабин выехал в Москву, в Главное артиллерийское управление. Разговор был долгим. Но обмеры и расчеты, сделанные заводскими конструкторами, выглядели убедительно.
— Перемудрили мы с этими муфтами, — согласились наконец в управлении и дали указание расширить пределы допусков.
На заводе Грабина встречали радостно. Даже приемщик благодарил его за помощь, а в механическом цехе каждый стремился пожать руку. Авторитет конструкторов вырос еще больше.
К этому времени в кузнечно-прессовый цех стали поступать чертежи полууниверсальной пушки А-51. Грабину не сиделось в кабинете. Хотелось посмотреть, как выглядят в металле те детали и агрегаты, которые до этого были созданы мысленно и воспроизведены только на бумаге. Начальник цеха Конопасов встретил его понимающе:
— Не терпится посмотреть свое творение? Понимаю. Но пока что поступили только ободья колес.
— Хоть на них пойду посмотрю.
Сколько ни смотрел Грабин, ободьев в цехе не было. Может, их уже передали в механический на обработку? Но Конопасов должен был знать об этом. Вернулся, посетовал начальнику цеха, что не поспел вовремя.
— Как не поспел? — удивился тот и, выйдя из конторки, показал на груду массивных металлических заготовок. — Вот же они.
— Ободья? — Грабин оторопел.
— Они самые.
— Так ведь это же какая-то необъятная махина. В каждой из них не меньше тонны.
— Не меньше, — согласился Конопасов.
— А по нашим расчетам обод весит всего сорок килограммов.
— Так это после обработки.
Оказалось, что кузнечно-прессовый цех и остальные заготовки делает с не меньшей щедростью. И беда не только в том, что десятки тонн металла уходят в стружку. Это усложняет обработку, требует немало лишних рук, увеличивает расход режущего инструмента. Но главное было в том, что верхний слой металла, наиболее уплотненный на прессах, во время обработки снимался. Деталь изготовлялась из менее качественного материала.
— А вот это что? — Грабин указал Конопасову еще на одну заготовку, меньшую по размерам.
— Выбрасыватель.
— Выбрасыватель?!
Небольшая деталь затвора должна была весить семьсот граммов. То, что лежало в цехе, весило не меньше пуда.
Когда Грабин рассказал обо всем директору завода, тот недоверчиво пожал плечами.
— Кузнечно-прессовый цех у нас считается лучшим. План выполняет и перевыполняет. Регулярно награждается переходящим Красным знаменем.
— И по каким же показателям определяется план?
— В тоннах металла, поступившего на обработку.
Грабин понимал, что причины не только в издержках планирования. Дело было глубже и серьезнее. Заводу не хватало общей культуры производства. Кузнечно-прессовый цех выдавал почти бесформенные заготовки. В механическом цехе равнодушно принимали их. Никто не пытался научно обосновать, в каком виде должна быть продукция, сколько металла необходимо тратить на ту или иную заготовку.