Земные громы (Повесть)

Отличные результаты показала Ф-22 УСВ на марше, при стрельбе по различным целям и на других этапах испытаний. Расчеты, как и надеялся Грабин, быстро освоили заряжание и остались довольны пушкой. Она по большинству показателей превосходила пушку Кировского завода.
В решении Совета Труда и Обороны, принятом вскоре после испытаний, говорилось о том, что вместо 76-миллиметровой пушки Ф-22 образца 1936 года на вооружение РККА принимается 76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 УСВ.
Врачи, наблюдавшие за состоянием здоровья Грабина, были удивлены, как быстро пошли у него дела на поправку. С каждым днем он становился бодрее. Лицо уже не казалось таким скуластым, на щеках появился румянец, морщины на широком лбу не были такими резкими, как в первые дни после возвращения из госпиталя.
— Помогают наши лекарства? — с улыбкой спросила однажды медсестра.
— Очень помогают, — кивнул в ответ Грабин и, хитровато прищурив глаза, добавил: — Особенно Ф-22 УСВ.
— Врачи такого не прописывали вам, — не поняла она шутки.
— Это особое лекарство, — захохотал Василий Гаврилович. — Оно, вроде корня жизни, на весь организм действует.
  
Глава пятая
 
ТАНКОВЫЙ ВАРИАНТ
   
Броня крепка…
 
Вскоре после того, как дивизионка была принята на вооружение, Василий Гаврилович по настоянию врачей выехал в Крым. Но отвлечься от повседневных дел и конструкторских забот, как хотелось и врачам, и ему самому, не удалось.
Грабин никак не предполагал, что случайный разговор в холле санатория будет иметь для него, для конструкторского бюро и для всего завода такие важные последствия.
Сразу же после завтрака, когда между процедурами образовалось «окно», к Грабину подошел конструктор Доровлев и представил молодого человека.
— Соркин, — назвал тот себя, — инженер ГАУ.
Разговор зашел о пушке Ф-22. По долгу службы Соркин был знаком и с ее конструкцией, и с конструкцией пушек такого же типа, созданных и создаваемых на других заводах.
— Ваша дивизионка, Василий Гаврилович, очень заинтересовала меня, — признался Соркин. — Я все время искал встречи с вами. Если с двадцать второй поработать, она может стать отличной танковой пушкой. У нее большая мощность, а откат не так уж велик, хорошая скорострельность, она проста в обращении…
Данные своей Ф-22 Грабин знал, конечно, лучше.
Но ему как-то не приходило в голову искать для нее другого применения. Соркин заставил конструктора шире взглянуть на дело. Отпуск неожиданно был испорчен. Куда бы ни шел Грабин, чем бы ни занимался, он думал о танках. Он пытался уяснить закономерности, которые обусловят в дальнейшем развитие танкостроения. Что будет главным для этого рода войск? Существовало несколько мнений, похожих и непохожих одно на другое. Считалось, например, что танк предназначен исключительно для сопровождения пехоты, поэтому ему нужна скорость пешехода. Затем мнение изменилось. Стали создаваться так называемые «кавалерийские» танки, не уступающие в скорости автомобилям. Но вооружение и броня у них оставались весьма легкими, перед артиллерией они были беззащитны.
Постепенно формула «танк против пехоты» стала дополняться другой формулой — «танк против танка». В соревнование вступили все три компонента, характеризующие эту боевую машину: огонь, маневр, броня. Появились тяжелые танки, надежно защищенные не только от стрелкового оружия, но и от артиллерии, способные быстро передвигаться на поле боя, имеющие на вооружении пулеметы и пушки. Грабину было известно, что в последние годы теоретики и практики спорят не о назначении танков и их роли на войне, а о том, какой их боевой компонент важнее. Одни на первое место ставили маневренность. Другие считали главным огневые возможности танка. Третьи ратовали за увеличение броневой защиты. Споры имели весьма важное значение, в ходе их определялась стратегическая направленность в конструировании танков и их боевом применении.
Знал Грабин и о том, что за рубежом и у нас более интенсивно идут работы по модернизации броневой защиты и улучшению маневренности танков. Огневые их возможности совершенствуются медленнее, как бы во вторую очередь. Мощность танковых пушек остается невысокой.
Идея, высказанная Соркиным, сразу же заинтересовала Грабина. Он с азартом заговорил о том, какие придется произвести расчеты и доработки, чтобы Ф-22 не просто вросла в башню танка, а стала его неотъемлемой частью. Но Соркин при этом не светлел лицом, а все больше хмурился, будто ему не нравилось, с каким жаром конструктор подхватил высказанную им мысль.
— Видите ли, Василий Гаврилович, дело, о котором идет у нас разговор, сложное. И не только в конструкторском плане. Я умышленно не сказал, какую пушку планируется поставить на тяжелые и средние танки. Она практически уже создана. Опытный образец проходит заводские испытания.
— Так чего же мы толчем воду в ступе? — рассердился Грабин. — Ведь пушка уже создана.
— И создана, и нашла поддержку в ГАУ. Сам Кулик за нее голосует обеими руками.
— В чем же тогда дело?
— В самой пушке. Она уже сейчас не отвечает требованиям времени. Тяжелый танк с таким орудием будет напоминать исполина с детским пугачом в руке.
— Ну, это вы зря. Кто же будет ставить на танк заведомо устаревшую систему?
— Сдаюсь, кое-что я преувеличил, — Соркин поднял руки, — но в принципе прав. Для современных танков нужны более мощные орудия, скорострельные, с надежной автоматикой. Так думаю не я один, так считают многие в нашем управлении. И многие говорят о вашей пушке. Нужно только сделать танковый вариант. Слово за вами, Василий Гаврилович.
— И опять вы не то говорите, — Грабин в сердцах переломил ветку, которую держал в руках. — Я ничего не могу делать. Денег нашему КБ никто не даст, пока не будет официального разрешения работать над танковой пушкой. А разрешения мы не получим, потому что такая пушка уже есть.
— Ну а если будет разрешение и будут деньги?
— Тогда начнем работу.
Ударили по рукам, еще раз оговорив, какие тактико-технические данные должна будет приобрести Ф-22 в танковом варианте. И Соркин, специально приезжавший в санаторий для разговора с Грабиным, сразу же выехал в Москву.
Не закончил лечения и Василий Гаврилович. Лечащий врач сразу заметил, что к процедурам он охладел, все чаще забывал приходить на прием, сразу же после завтрака уединялся и проводил время в раздумьях. И когда Грабин на несколько дней раньше решил уехать домой, доктор не стал противиться. Он понимал, что его пациенту необходимо иное лекарство.
Вернувшись на завод, Грабин никому не сказал о встрече с Соркиным. Слишком все было условно и неопределенно. Но забыть о сочинском разговоре Василий Гаврилович не мог. Уж очень полно отвечала Ф-22 всем требованиям, предъявляемым к танковому орудию. Будто специально делалась для этой цели. Приходилось только сожалеть, что сам не подумал об этом и не предложил пушку танкистам раньше. А теперь, возможно, время упущено.
И вдруг Соркин сам появился на заводе. Уже по тому, как он вошел в кабинет, как поздоровался, как положил на стол папку с бумагами, Грабин понял, что приехал он с доброй вестью.
— Ну что? — спросил он, скрывая волнение, а у самого от ожидания замерло сердце.
— Главное артиллерийское управление, — торжественно сообщил тот, — предлагает вашему конструкторскому бюро спроектировать семидесятишестимиллиметровую танковую пушку. Вот документы.
Грабин буквально выхватил из рук Соркина отпечатанные на машинке листы и, позабыв о собеседнике, начал с жадностью вчитываться в скупые цифры тактико-технических требований. Он должен был определить, сумеет ли их конструкторское бюро справиться с заданием, какие необходимо внести изменения в конструкцию орудия, кому и какой участок работы можно поручить. Но чем больше он углублялся в материалы задания, тем острее чувствовал, как вместе с радостью приходят и неуверенность и разочарование.