Земные громы (Повесть)

— Есть новость. Сегодня утром к нам приехал маршал Кулик. Он хотел бы видеть вас, Василий Гаврилович.
— Какие документы нужны?
— Не знаю. Об этом ничего не говорилось.
Собрав в папку сведения о выпуске продукции и освоении принятых на вооружение артиллерийских систем, Грабин заглянул к директору завода. Елян уже знал о приезде Кулика.
— Хороший случай, Василий Гаврилович, поговорить о ЗИС-три, — сказал он Грабину. — Попытайтесь сделать это.
— Буду ориентироваться по настроению маршала, Амо Сергеевич. Вы ведь знаете, Кулик может тут же сказать «нет», и тогда никакая сила нам не поможет…
Маршал выглядел озабоченным, но Грабина принял приветливо. После короткого разговора о здоровье и о погоде Василий Гаврилович раскрыл папку, готовый доложить о состоянии дел в КБ и на заводе, но Григорий Иванович решительно положил руку на его документы:
— Хочу посоветоваться с вами, товарищ Грабин. Есть мнение, что танку КВ нужна более мощная пушка.
— Мы над этим думали, товарищ маршал.
— Если уже думали, то я не ошибся, планируя поручить вашему КБ проектирование нового танкового орудия. Вы сделали неплохую пушку для среднего танка. Она превосходит по боевым качествам ту, которая поставлена на КВ. Получается парадокс: более тяжелый танк вооружен слабее.
— По нашему мнению, калибр и мощность орудия должны соответствовать типу танка.
— Правильное мнение, — одобрил Кулик. — Буду докладывать правительству о вашем согласии сделать для КВ новое орудие. А вас прошу высказать свои предложения о калибре, мощности и сроках. Времени, Василий Гаврилович, мало, обстановка в мире сложная.
Решив, что более удобной минуты для решения вопроса о ЗИС-3 не подобрать, Грабин попытался заговорить о дивизионке.
— Нашу Ф-двадцать два УСВ, товарищ маршал, сняли с производства. Правильно ли это?
— Правильно, — отрезал Кулик. — Дивизионных пушек в войсках много, лишние нам не нужны. И вам нечего о них думать. Сейчас все внимание уделите танковому орудию.
Грабин поднялся. Говорить о ЗИС-3 было опасно.
Так и не побывав на заводе, маршал Кулик заторопился в Москву. Выходило, что он приезжал только за тем, чтобы заручиться согласием Грабина работать над пушкой для тяжелого танка. Но ведь для этого хватило бы телефонного звонка. Значит, готовится какое-то важное решение? Будет ли оно касаться только танкового вооружения, или речь идет о всей артиллерии? Повлияет ли оно на судьбу дивизионки?
Елян, с нетерпением ожидавший возвращения Грабина, был не меньше его удивлен необычным приездом Кулика.
— О заводских делах не расспрашивал? — первым делом поинтересовался он.
— Нет.
— А о дивизионке?
— Сказал, что дивизионных пушек в армии хватает.
Директор тряхнул густой шевелюрой и развел руками:
— Ничего не понимаю. Во всяком случае, приезжал он неспроста. Чувствую, что придется нам переключаться на танковое вооружение.
Грабина подмывало заговорить о перестройке взаимоотношений конструкторского бюро с заводом. Но он сдержал себя. Появилась надежда, что новые, более сложные задачи помогут ускорить внедрение более прогрессивных методов создания и производства артиллерийского вооружения. Успокаивало и то, что сама жизнь подталкивает к этому. Не в кабинетных переговорах, а в цехах и отделах шла постепенная перестройка сложного процесса создания новых систем вооружения.
Слухи о скоростном проектировании и производстве артиллерийских орудий распространились довольно быстро. На завод зачастили представители из академий и научных учреждений, нередко приезжали за опытом представители других конструкторских бюро. Грабин не делал секрета из своих новшеств, охотно рассказывал о том, что достигнуто, что не удалось, о чем он мечтает.
По просьбе директора Ленинградского института усовершенствования инженерно-технических работников Василий Гаврилович Грабин подготовил доклад о новых методах проектирования и производства в машиностроении.
В Ленинград он выехал вскоре после разговора с Куликом, успев только в общих чертах обсудить с конструкторами проблемы создания новой танковой пушки.
Доклад заинтересовал слушателей. Грабин, время от времени оглядывая зал, видел, что многие делают записи, никто не занят, как это порой бывает, посторонним делом. И когда к нему на носках торопливо подошел незнакомый мужчина, он посмотрел на него с раздражением.
— Вас к телефону, — шепнул незнакомец и, не оглядываясь, пошел к выходу.
Василий Гаврилович продолжал доклад, стараясь понять странную ситуацию, в которую был поставлен. «Остановиться? Извиниться, сказать, что его просят к телефону? Кто просит? Что за срочность? А вдруг это обычный, не имеющий особой важности, звонок?» Но тот же мужчина снова появился в зале и, подойдя к трибуне, более требовательно повторил просьбу. Прервав доклад, Грабин последовал за ним, шепнув председательствующему, чтобы объявил перерыв.
— Где телефон? — спросил Грабин у незнакомца, который так и не представился ему.
— Телефон в Смольном. Звонят из Москвы. Машина ждет у подъезда, — по-военному ответил тот.
— Скажите, что буду не скоро, — попросил Василий Гаврилович дежурного, выходя из здания.
Ехали молча. Сопровождающий был неразговорчив, а Грабин терялся в догадках: о чем предстоит разговор? В одном он не сомневался, что случилось что-то очень важное. Иначе бы его не стали искать, не вызвали бы в Смольный.
В кабинете секретаря обкома партии Грабина ждали. Не успел он поздороваться, как один из работников уже протянул ему телефонную трубку. Василий Гаврилович по голосу узнал Поскребышева, ему приходилось ранее разговаривать с ним. Тот справился о самочувствии, извинился, что вынужден был вызвать с лекции, и предупредил:
— С вами будет говорить товарищ Сталин.
В аппарате щелкнуло, наступила необычная для телефонной связи тишина, а потом отчетливо и ясно, будто собеседник находился рядом, послышался хрипловатый голос:
— Здравствуйте, товарищ Грабин. Я хочу с вами посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка. В настоящее время рассматривается вопрос о перевооружении его: вместо семидесятишестимиллиметровой пушки предлагается поставить мощную стосемимиллиметровую. Хотелось бы знать вашу точку зрения по этому вопросу. Возможно, вам трудно будет оценить это предложение, так как тяжелый танк вооружен орудием вашей конструкции.
Грабину сразу же вспомнилась недавняя встреча с маршалом Куликом, многозначительное выражение его лица.
«Так вот в чем дело! Вооружением КВ заинтересовался Сталин!» — подумал он.
Ответив Сталину, что готов высказать свое мнение, Василий Гаврилович подробно изложил то, что было много раз обдумано и взвешено. Танковая пушка должна обладать мощностью, необходимой для того, чтобы с расстояния в один километр снаряд мог пробивать броню, равную броне того танка, на который она поставлена. Сталин слушал внимательно, не перебивая. А когда Грабин закончил, сказал:
— Ответьте, пожалуйста, можно ли на тяжелый танк поставить стосемимиллиметровую пушку?
— Можно, товарищ Сталин.
Наступила пауза, а потом, не меняя интонации, Сталин повторил свой вопрос. Василий Гаврилович с той же уверенностью ответил, что он глубоко убежден и в необходимости, и в возможности вооружить КВ мощной пушкой 107-мм калибра. Опять наступила пауза, после чего Сталин как бы подвел итог разговора:
— Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор, пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем. Задачу нужно решать как можно быстрее. Этого требует международная обстановка. Скажите, не смогли бы вы быть завтра в Москве? Вы нам здесь очень нужны.
— Хорошо, товарищ Сталин. Завтра я буду в Москве.
На этом разговор закончился. Грабин вышел из кабинета и опять пошел за тем же сопровождающим. В голове все спуталось. Завтра нужно быть в Москве. В институте надо закончить доклад. Нужен билет на поезд.