Земные громы (Повесть)
— Мы, товарищ Сталин, можем дать без ущерба для качества к концу года в пять раз больше пушек, чем сейчас.
— Это хорошо. Желаю успеха.
Разговор закончился. В телефоне пульсировали короткие гудки, а Грабин все держал трубку возле уха. Только теперь, из разговора со Сталиным, он со всей остротой понял, как нужна на фронте в эти дни каждая пушка. Любая пушка. Так вот почему маршал Кулик отказался от ЗИС-3. Зная о потребностях фронта, он гнал даже саму мысль об улучшении орудий. Все его заботы свелись к заботам о количестве стволов.
Из раздумий Василия Гавриловича вывел голос Еляна:
— А не слишком ли большую цифру вы назвали Сталину? К концу года выпускать в пять раз больше орудий, чем сейчас… А до конца года всего три с половиной месяца. Рискованное, скажу вам, обещание.
— Здесь, Амо Сергеевич, — Грабин показал на чертежи, оставленные им на столе, — все подсчитано и обосновано. Если без раскачки выполнять программу, никакого риска не будет.
Елян вздохнул, бросил в пепельницу докуренную папиросу и сразу же достал новую. Волнуясь, он курил почти непрерывно. Решительно встав из-за стола, директор сказал:
— Отступать нам уже некуда. Будем работать!
На другой день состоялось расширенное техническое совещание отдела главного конструктора. Были приглашены начальники и секретари партийных организаций всех цехов и отделов. Открыв совещание, Елян коротко изложил задачи, стоявшие перед заводом, и предоставил слово Грабину.
Как быть? Рассказать все, о чем говорил Сталин? Но это был откровенный телефонный разговор. О нехватке оружия не писали газеты, не сообщало радио. И не придется ли завтра держать ответ за разглашение секретных сведений? А как еще передать людям ту огромную озабоченность, которая волнует партию и правительство? И Василий Гаврилович со всеми подробностями пересказал то, о чем говорил Сталин.
Елян и Грабин не думали превращать совещание в митинг. Но неожиданно руку поднял пожилой рабочий Степан Федорович Антонов.
— Это было в гражданскую, — начал он, волнуясь. — Владимир Ильич Ленин обратился тогда к сормовичам с просьбой дать Красной Армии танки. Сормовичи никогда танков не выпускали, но дали слово — сделаем. И сделали! Первый танк назвали «Борец за свободу товарищ Ленин». А сейчас снова партия обращается к нам с призывом: фронту нужны пушки. И мы дадим их, дадим столько, сколько требуется. Но снижать качество орудий не будем. Не по-нашенски это!
Раздались аплодисменты. Елян поднял руку, успокаивая зал:
— Во время обеденного перерыва соберем общезаводской митинг, там будем аплодировать, а сейчас давайте обсудим цифры и сроки, названные главным конструктором.
Совещание затянулось. Выступили почти все начальники отделов и цехов. Уточняли задания. Жаловались на нехватку материалов, на тесноту, на задержку с поставкой деталей. Требовали. Спорили. Но в конце концов все вопросы были согласованы. Прямо с совещания пошли на митинг…
Вечером, когда еще раз в отделе распределяли обязанности между конструкторами, Горшков сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Раньше мы отстаивали свое право заниматься чисто конструкторской работой. Теперь наоборот, начинаем подменять и технологов, и производственников.
— Это, Иван Андреевич, временное явление, — ответил ему за всех Грабин. — В данный момент самая главная задача — увеличить производство орудий. И я не советую делить обязанности на «твое» и «мое».
Но, оставшись наедине, Василий Гаврилович никак не мог отделаться от сомнений. Ведь он не постороннее лицо, а руководитель большого коллектива. И каждый свой шаг он должен сверять не только с движениями своей души, со своим пониманием долга, ему необходимо учитывать, как воспринимают его решения подчиненные, как отразятся они на работе конструкторского бюро и всего завода.
Черная ночь
После долгих раздумий и всевозможных согласований директор завода подписал приказ: «…Создавшаяся военная обстановка требует увеличения выпуска пушек. В связи с тем, что прирост мощности завода в дальнейшем будет производиться в весьма ограниченных размерах, увеличение выпуска орудий должно вестись в основном за счет максимального сокращения трудоемкости, конструкторской и технологической модернизации.
В целях проведения модернизации пушек ЗИС-2, Ф-34, Ф-22 УСВ, ЗИС-6 и быстрейшего внедрения усовершенствованных образцов в производство главному конструктору завода В. Г. Грабину приказываю…»
Проект этого приказа Василий Гаврилович готовил сам, сам намечал объем работ и назначал сроки, но когда подписанные директором строки приобрели силу закона, они перестали быть творением его ума, души и таланта, а начали сами руководить им, определяя, что, как и когда он обязан делать.
Борьбу за реконструкцию развернули на широком фронте. Весь заводской коллектив жил обновлением, каждый становился рационализатором и изобретателем. И пушки, не теряя своих тактико-технических качеств, становились совсем не похожими на те, какими были в момент их создания. Так, до модернизации Ф-34 состояла из 801 детали, после проведения переделок их осталось всего 614. Почти вдвое уменьшилось количество изделий из легированной стали, более чем на 600 килограммов снизился расход черных металлов.
Сотрудники отдела главного конструктора пересмотрели около семидесяти наиболее трудоемких технологических процессов и более двухсот операций. На обработке деталей стали шире применяться многошпиндельные станки, сокращалось время на установку и съем обрабатываемых изделий.
Одновременно с модернизацией налаживался выпуск дивизионной пушки ЗИС-3. Сначала Елян и Грабин маскировали процесс ее изготовления. На сборке в цехе ее монтировали без ствола, которым она отличалась от ЗИС-2. Дульный тормоз делали в опытном цехе. Но вскоре, когда первая партия новой дивизионной пушки была подготовлена, чуть ли не весь завод уже знал о необычном эксперименте.
Военный представитель на заводе инженер-полковник И. Ф. Телешов, когда ему предъявили новую пушку, категорически отказался ее принимать. И формально, и по существу он был прав. Орудие не прошло полигонных испытаний у заказчика, не было принято на вооружение. Но Грабин откровенно рассказал Телешову и о неудачной поездке на смотр в Москву, и о разговоре у Кулика, а затем пригласил военпреда на заводской полигон. Показав пушку во время маневрирования и стрельбы, он спросил:
— Скажи, Иван Федорович, нужна такая дивизионка в войсках? Только не криви душой.
— Нужна, — твердо ответил тот.
— Чем она отличается от ЗИС-два? Только тем, что имеет другой ствол и уменьшенный угол возвышения. Согласен, Иван Федорович?
— Согласен.
— Так принимай ее как противотанковую.
Телешов повздыхал, но ничего не ответил. Потом он придирчиво осмотрел ЗИС-3 и опять не сказал ничего определенного. Грабин понимал военпреда. Чтобы принять решение, он должен был доложить о новой продукции своему руководству.
Начальником ГАУ к тому времени стал генерал-полковник артиллерии Н. Д. Яковлев. Человек высокой культуры, опытный специалист, внимательный к людям и отзывчивый, он выгодно отличался от своего предшественника. И Василий Гаврилович втайне надеялся, что доклад Телешова начальнику ГАУ даст положительные результаты. Вряд ли Яковлев согласится, чтобы уже готовые пушки стояли на заводе.
Вскоре эти предположения подтвердились. Военпред не сообщил, с кем он советовался, не объявил никаких решений, просто стал наряду с другими орудиями принимать и ЗИС-3, и самоходную установку. Создалось странное положение. Завод делал пушки, военные представители принимали их, артиллеристы хвалили, а они еще не числились на вооружении.
Но ни Грабину, ни Еляну некогда было заботиться о формальностях. Они, как и все на заводе, работали, не замечая, как день сменяется ночью, а месяц уступает место другому месяцу.
Чем больше давали продукции волжане, тем выше был с них спрос. Росли планы. Расширялась номенклатура выпускаемых изделий. Москва торопила.