Сага о Форсайтах, том 1

Солидные, почтенные жены! Мысль эта снова разбудила в Сомсе какое-то неясное беспокойство.
Что сказать дяде? Как ответить на это письмо?..
– Если кто-нибудь из акционеров желает задать вопрос, я готов ответить.
Мягкий стук. Старый Джолион бросил отчёт на стол и замолчал, поворачивая большим и указательным пальцами очки в черепаховой оправе.
На губах Сомса промелькнула улыбка. Пусть поторопятся со своими вопросами! Он прекрасно знал, что дядя сейчас же скажет (идеальный метод): «В таком случае предлагаю считать отчёт утверждённым!» Не надо давать им возможности прицепиться к чему-нибудь – акционеры народ медлительный!
Поднялся высокий седобородый человек с измождённым, недовольным лицом.
– Господин председатель, мне кажется, я имею право задать вопрос относительно указанной в отчёте суммы в пять тысяч фунтов стерлингов «Вдове и семье (он сердито посмотрел по сторонам) покойного управляющего», который совершил такой… э-э… неблагоразумный (я подчёркиваю: неблагоразумный) поступок, покончив с собой в то время, когда компания так нуждалась в его работе. Вы сказали, что договор, так злополучно расторгнутый им же самим, был подписан на пять лет, из которых истёк только один год, и я…
Старый Джолион сделал нетерпеливый жест.
– Господин председатель, мне кажется, я имею право… я хотел бы знать, рассматривает ли правление выданную или назначенную к выдаче сумму как вознаграждение… э-э… покойному за те услуги, которые он мог бы оказать компании, если бы не покончил с собой, или нет?
– За прошлые услуги, которые, как известно всем нам и вам в том числе, очень ценились правлением.
– В таком случае, сэр, я должен сказать, что, поскольку услуги нашего управляющего дело прошлое, я считаю такую сумму чрезмерной.
Акционер сел на место.
Старый Джолион переждал минуту и начал:
– Предлагаю считать…
Акционер снова встал:
– Осмелюсь спросить, отдают ли члены правления себе отчёт в том, что они распоряжаются не своими… я не побоюсь сказать, что будь это их деньги…
Второй акционер, круглолицый, упрямый на вид – Сомс узнал в нём зятя покойного управляющего, – встал и заявил с жаром:
– Я считаю сумму недостаточной, сэр!
Тогда поднялся его преподобие мистер Бомз.
– Осмеливаясь высказать своё мнение, – начал он, – я должен отметить, что наш достойнейший председатель учитывает – по всей вероятности, учитывает – самый факт самоубийства, совершенного… э-э… покойным управляющим. Я не сомневаюсь, что председатель принял этот факт во внимание, так как – я говорю от своего имени, думаю, и от имени всех присутствующих («Браво, браво») – он пользуется нашим глубочайшим доверием. Никто из нас не откажется, надеюсь, совершить акт милосердия. Но я уверен – он строго посмотрел на зятя покойного управляющего, – что наш председатель сумеет как-нибудь отметить, занесением ли в протокол или, быть может, лучше уплатой несколько меньшей суммы, наше глубочайшее сожаление, что столь нужный и ценный человек столь неблагочестивым путём покинул ту сферу, в которой дальнейшая его деятельность была бы в интересах как его самого, так и, смею сказать, в наших собственных. Мы не должны – нет, мы не можем! – поощрять такое пренебрежение долгом по отношению к человечеству и всевышнему.
Его преподобие мистер Бомз опустился на место. Зять покойного управляющего снова встал.
– Я настаиваю на своих словах, – сказал он, – сумма недостаточна!
Заговорил первый акционер:
– Я оспариваю законность такой выплаты. Я считаю её незаконной. Здесь присутствует поверенный компании: полагаю, что я вправе осведомиться у него.
Взоры всех обратились на Сомса. Недоразумение возникло!
Он встал, сжав губы; от всей его фигуры веяло холодом, нервы были натянуты, он наконец-то оторвался от созерцания облака, которое смутно маячило у него в мозгу.
– Вопрос отнюдь не ясен, – сказал он тихим, тонким голосом. – И поскольку дальнейшее расследование этого дела не представляется возможным, законность такой выплаты вызывает большие сомнения. Если это признают желательным, дело можно передать в суд.
Зять управляющего нахмурился и сказал значительным тоном:
– Мы не сомневаемся, что дело может быть передано в суд. Могу я узнать фамилию джентльмена, давшего нам такую полезную справку? Мистер Сомс Форсайт? Ах вот как!
Он перевёл выразительный взгляд с Сомса на старого Джолиона.
Бледные щеки Сомса вспыхнули, но надменность его осталась непоколебленной. Старый Джолион пристально посмотрел на говорившего.
– Если, – начал он, – зять покойного управляющего не имеет ничего сказать больше, я предлагаю считать отчёт правления…
Но в эту минуту встал один из тех пяти молчаливых солидных акционеров, которые внушали симпатию Сомсу. Акционер сказал:
– Я категорически возражаю против этого пункта.
Нам предлагают сделать пожертвование в пользу жены и детей этого человека, которых, как говорят, он содержал. Возможно, что так оно и было; но меня это совершенно не касается. Я возражаю с принципиальной точки зрения. Пора, наконец, покончить с этой сентиментальной филантропией. Она губит страну. Я не желаю, чтобы мои деньги попадали к людям, о которых мне ничего не известно, которые никак не заслужили этих денег. Я протестую in toto [45]; это не деловая постановка вопроса. Предлагаю отложить утверждение отчёта и изъять из него этот пункт.
Старый Джолион стоя выслушал речь солидного молчаливого акционера. Она нашла отклик в сердцах присутствующих – в ней звучал культ солидного человека, протест против великодушной щедрости, уже возникавший в те времена у здравых умов общества.
Слова «это не деловая постановка вопроса» нашли отклик даже среди членов правления; в глубине души каждый чувствовал, что так оно и есть на самом деле. Но все они знали властный характер и упрямство председателя. А он, вероятно, тоже понимал, что это не деловая постановка вопроса, но чувствовал себя связанным. Откажется он от своего предложения? Весьма сомнительно.
Все с интересом ждали, что будет дальше. Старый Джолион поднял руку; зажатые между большим и указательным пальцем очки в тёмной оправе угрожающе дрогнули.
Он обратился к солидному молчаливому акционеру:
– Зная заслуги нашего покойного управляющего во время взрыва на рудниках, сэр, вы всё-таки с полной серьёзностью предлагаете изъять эту сумму из отчёта?
– Да.
Старый Джолион поставил вопрос на голосование.
– Кто поддерживает это предложение? – спросил он, спокойно оглядывая акционеров.
И в эту минуту, глядя на дядю Джолиона, Сомс понял, какой силой воли обладает этот старик. Никто не шелохнулся. Не сводя глаз с молчаливого солидного акционера, старый Джолион сказал:
– Предлагаю считать отчёт правления за тысяча восемьсот восемьдесят шестой год принятым. Поддерживаете? Кто за? Кто против? Никого. Принято. Следующий вопрос, джентльмены…
Сомс улыбнулся. Дядя Джолион умеет поставить на своём!
Но тут внимание Сомса опять переключилось на Босини. Как странно, что мысли об этом человеке преследуют его даже в часы работы.
Поездка Ирэн в Робин-Хилл… ничего особенного тут нет, хотя она могла бы всё-таки сказать ему об этом; но ведь она никогда ничего не рассказывает. С каждым днём Ирэн становится все молчаливее, все неприветливее. Поскорее бы достроить дом, переехать туда, разделаться с Лондоном. Ей не годится жить в городе; у неё не такие уж крепкие нервы. Опять начались глупые разговоры об отдельной комнате!
Акционеры стали расходиться. Стоя под фотографией злосчастной шахты, его преподобие мистер Бомз донимал Хэммингса разговорами. Сердито улыбаясь и морща лохматые брови, маленький мистер Букер сцепился на прощание с дряхлым Скрабсоулом. Они не терпели друг друга. Неприязнь эта возникла из-за договора на поставку дёгтя, который правление заключило с племянником маленького мистера Букера, обойдя старика Скрабсоула. Сомс знал об этом от Хэммингса, любившего посплетничать, в особенности на счёт членов правления, исключая, конечно, старого Джолиона, которого он побаивался.