Тайник

— А у других гостей было алиби на время убийства? — спросил Сент-Джеймс.
Ле Галле вовсе не имел это в виду. Однако когда все улики были собраны, выяснилось, что то, чем занимались в момент смерти Бруара все остальные, не имело никакого отношения к убийству.
Улики против Чайны Ривер были очень серьезны, и Ле Галле, казалось, доставляло удовольствие их перечислять. Четверо офицеров выехали на место преступления и прочесали там все, а команда патологоанатомов обследовала тело. Эта Ривер оставила на месте преступления след: отпечаток подошвы, правда, частично перекрытый стеблем морской травы, но зато в бороздках на подошвах ее ботинок были найдены песчинки, полностью совпадающие с образцами крупного песка с пляжа, и те же самые ботинки совпадали с найденным следом.
— Она могла побывать там и в другое время, — сказал Сент-Джеймс.
— Могла. Верно. Я знаю эту историю. Бруар позволял им бродить где вздумается, когда не водил их сам. Но вот чего он точно не делал, так это не запутывал ее волос в молнии своей спортивной куртки. Да и об ее одежку он вряд ли голову вытирал.
— Какую одежку?
— Черную такую штуку вроде одеяла. С одной пуговицей у горла и без рукавов.
— Плащ?
— А его волосы на нем были, причем именно в таком месте, где и оказались бы, если бы она обхватила его сзади и держала. Глупая корова не догадалась даже щеткой по нему пройтись.
— Способ убийства… немного необычный, как вы считаете? Как это можно поперхнуться камнем? Если он не проглотил его сам по какой-то случайности… — начал Сент-Джеймс.
— Вот это, черт возьми, вряд ли, — перебил Ле Галле.
— …то его насильно засунул ему в горло кто-то другой. Но как? И когда? Они боролись? Где следы борьбы? На пляже? На его теле? На теле этой Ривер, когда вы ее арестовали?
Тот покачал головой.
— Никакой борьбы. Да в ней и нужды не было. Поэтому мы с самого начала искали женщину.
Подойдя к другому столу, он взял с него пластиковый контейнер и вытряхнул его содержимое себе в ладонь. Пошарил пальцем и со словами: «Ага. Вот этот подойдет» — вытащил полупустой пакетик «Поло». Выковырнув один леденец, он показал его Сент-Джеймсу.
— Камень, о котором мы говорим, примерно такой. В середине дырочка, чтобы носить на связке ключей. По бокам какая-нибудь резьба. А теперь смотрите.
Он бросил леденец себе в рот, прижал языком к щеке и сказал:
— С французским поцелуем передаются не только микробы, приятель.
Сент-Джеймс понимал, но все еще сомневался. Теория следователя не казалась ему вполне убедительной.
— Но просто сунуть ему камень в рот недостаточно, — упорствовал он. — Да, я понимаю, что, когда они целовались, сделать это не составило для нее труда. Но ведь надо было еще пропихнуть камень ему в горло. Как это у нее получилось?
— Ей помогла неожиданность, — возразил Ле Галле. — Она застала его врасплох с этим камнем. Не прекращая поцелуя, она поместила ладонь ему на затылок, чтобы его голова заняла нужное положение. Свободную руку положила ему на щеку, и, когда он отшатнулся, внезапно почувствовав во рту камень, она обхватила его локтевым сгибом за шею, запрокинула ему голову, а свободную руку переместила на горло. А там был камень. И он готов.
— Не хочу вас обидеть, но, по-моему, все это очень сомнительно, — сказал Сент-Джеймс- Вряд ли ваши прокуроры всерьез надеются убедить… У вас тут присяжные есть?
— Какая разница. В камень все равно никто не поверит, — сказал Ле Галле. — Это просто теория. В суде она, может, и не прозвучит.
— Почему нет?
Ле Галле еле заметно улыбнулся.
— Потому что у нас есть свидетель, мистер Сент-Джеймс, — сказал он. — А один свидетель стоит сотни экспертов с тысячами заумных теорий, если вы понимаете, о чем я.
В тюрьме, где Чайну держали в блоке предварительного заключения, Чероки и Дебора узнали, что в последние двадцать четыре часа события развивались очень динамично. Адвокату Чайны удалось вытащить ее из тюрьмы под залог, и он поселил ее где-то в другом месте. Разумеется, тюремная администрация знала, где именно, но делиться этой информацией не спешила.
Поэтому Деборе и Чероки пришлось еще раз проделать весь путь из государственной тюрьмы в Сент-Питер-Порт, а когда у того места, где с Вейл-роуд открывался вид на Бель-Грев-Бей, они увидели телефонную будку, Чероки выскочил из машины, чтобы позвонить адвокату. Наблюдая за ним через стекло, Дебора видела, как он возбужденно стучал кулаком о стенку будки. Не умея читать по губам, Дебора все же разобрала одну фразу: «Нет, мужик, это ты меня послушай». Разговор длился всего три или четыре минуты, так что успокоиться Чероки не успел, зато успел узнать, где находится его сестра.
— Она в какой-то квартире в Сент-Питер-Порте, — доложил Чероки, снова забравшись в машину и рывком тронувшись с места. — Сезонная квартира. «Очень удачно, что она там» — вот как он выразился. Что он хотел этим сказать, понятия не имею.
— Это квартира, которую сдают туристам, — сказала Дебора. — Вероятно, до весны она стоит пустая.
— Да без разницы, — отозвался он. — Мог бы хоть записку мне черкануть, что ли. Я же не посторонний. Я спросил его, почему он не дал мне знать, что собирается вытащить ее под залог, а он сказал… Знаешь, что он сказал? «Мисс Ривер не изъявляла желания сообщать кому-нибудь о своем местопребывании». Можно подумать, это она от меня прячется.
Они снова повернули к Сент-Питер-Порту и отправились на поиски квартиры, что оказалось сродни небольшому подвигу, несмотря на адрес, который у них имелся. Город был настоящим лабиринтом улиц с односторонним движением: узкие переулки взбегали от бухты по склону холма вверх и пронизывали всю столицу, которая возникла задолго до того, как человек придумал автомобиль. Дебора и Чероки миновали несколько георгианских домов и улиц, застроенных викторианскими домами, когда наконец натолкнулись на дом королевы Маргарет, расположенный на самой высокой точке Клифтон-стрит, на ее пересечении с Сомарез-стрит. Оттуда открывался вид, за который любой турист отдаст большие деньги и весной, и летом: внизу раскинулся порт, на узкой косе за ним вырисовывался замок Корнет, некогда хранивший остров от набегов, а в погожие дни, когда хмурые декабрьские тучи не застилали горизонт, вдалеке виднелся французский берег.
Однако в тот день темнеть начало рано, и воды пролива колыхались внизу пепельно-серой жижей. В гавани, где не было ни одного прогулочного суденышка, горели огни, а замок вдали казался нагромождением полосатых детских кубиков.
Труднее всего оказалось найти в доме королевы Маргарет человека, который указал бы им квартиру Чайны. Только в спальне-гостиной на задворках пустующего здания они обнаружили небритого и дурно пахнущего субъекта. Похоже, он выполнял обязанности консьержа, когда отрывался от своего постоянного занятия — игры за двух партнеров сразу во что-то вроде шахмат, только вместо фигур и клеток здесь были черные блестящие камешки, которые нужно загнать в похожие на чашечки углубления на узком деревянном подносе.
Когда Чероки и Дебора возникли на пороге его комнаты, он сказал:
— Погодите… Я только… Черт. Опять он меня съел.
Под «ним» подразумевался, видимо, его оппонент, то есть он сам, только с другой стороны доски. Одним неуловимым движением очистив свою сторону доски от камешков, он поинтересовался:
— Чем могу служить?
Когда они объяснили, что пришли к его единственной жиличке — ибо было ясно как день, что остальные квартиры в доме королевы Маргарет на данный момент стоят пустые, — он сделал вид, будто не понимает, о ком речь. И только когда Чероки велел ему позвонить адвокату Чайны, он слегка расслабился и позволил себе намек на то, что женщина, обвиняемая в убийстве, действительно находится в доме. После этого ему не осталось ничего, кроме как подковылять к телефону и нажать несколько кнопок. Когда на том конце подняли трубку, он сказан:
— Тут один говорит, что он ваш брат… — И, бросив взгляд на Дебору, добавил: — С ним какая-то рыжая.