Новое платье Леони
– Это было бы замечательно.
– А она, значит, говорит по-английски?
– Точно! Догадался, – улыбнулся Адриан.
– Не волнуйся, я все в конце концов узнаю. Я упорный парень. «I Shall Be Released» [2], как тебе?
Адриан подозрительно посмотрел на Милана.
– Зачем ты мне это сказал? – спросил он.
– Я ничего не сказал, это название песни, – ответил Милан.
– А…
– Ты на нервах, дружище!
– Я устал, и все.
– Называй это как хочешь…
Когда Адриан устает быть один, спать в одиночестве, трястись с другими рабочими в грузовичке, надрывать спину, отвечать на вопросы Милана, он хлопает дверью и идет гулять на Монмартр. Бегает с фуникулером наперегонки. Частенько Адриан побеждает, это поднимает его самооценку. Он не просто парень, который должен ходить по стеночке. Он быстрее фуникулера.
Потом он садится на скамью, окруженную зеленью, возле плакучей ивы или осины, закрывает глаза и дремлет на солнышке.
Он вспоминает тот вечер…
Это было вскоре после убийства Медка, он приехал на ферму и обнаружил Стеллу, свернувшуюся в клубок, ее сотрясали рыдания, подушка была мокрой от слез.
Он склонился над ней, погладил по плечу, прошептал:
– Ты объяснишь мне, что происходит?
– Не трогай меня.
– Стелла!
– Не трогай меня, сказала!
– Но скажи, в чем дело, черт подери! Ты никогда мне ничего не рассказываешь. Я тебе зачем вообще нужен, а? Просто тип, который приходит ночью и тебя трахает? Да? И с утра улетает на всех парах, чтобы его никто не увидел. Потому что наша история уже, в конце концов, так выглядит, заметь! Или ты мне объяснишь, в чем дело, или я свалю отсюда.
Она вжалась лицом в подушку и зарыдала пуще прежнего.
– Оставь меня в покое, мне не хочется ничего рассказывать, – всхлипнула она.
– Ну уж нет, ты должна мне рассказать. Поняла? А иначе пойми, нам нечего больше делать вместе.
Она обождала несколько секунд, потом отодвинула подушку, перевернулась и спросила:
– А тебе что нужно, Адриан? Ты хочешь поплакать, слушая про мое детство, про мать, которую избивали, и до кучи еще про мою собаку, которую прирезали?
– Я все это знаю. И еще много чего.
– Ничего ты не знаешь! Я тебе ничего не говорила!
– Я догадался, Стелла. Я видел, как кривятся твои губы, как скользит в сторону взгляд, я слышал, что ты говоришь вслух во сне, я слышу, как ты плачешь в голос… В какой-то момент тебе нужно поговорить со мной. А иначе что я такое? Племенной бык? Не самая шикарная роль.
Она шмыгнула носом и улыбнулась.
И прошептала: «Я знаю», – таким детским, таким беззащитным голосом, и протянула к нему руки, и они обнялись.
Через некоторое время, когда они лежали рядом бок о бок, она сказала просто:
– Это ведь был Медок, ты понимаешь, это был Медок… Они убили его, а я его любила. Я любила его.
Это была надгробная речь погибшему другу.
Сюзон сидела на кухне. Она утирала глаза краешком передника.
– Нянюшка! Что случилось? Что-то с Жоржем?
Сюзон помотала головой и произнесла сквозь слезы:
– С твоей матерью.
– Мама! Что с ней?
– Позвонила Амина. Он вновь пытался забрать ее силой.
– Кто он? Рэй?
– Я не знаю.
– И никого не было на страже?
Сюзон тряхнула головой, она не знала.
– Она сказала, что тебе нужно позвонить ей как можно скорее. Что Леони по-прежнему в больнице, но дело плохо, очень плохо. Она не могла тебе дозвониться, она звонила раз шесть, не меньше. Она была вообще вне себя.
– Я забыла включить телефон.
Сюзон свернула платок в пальцах, развернула, дернула за угол и нервно выпалила:
– А я вообще не знала, где тебя искать! Куда это ты все ездишь? А вдруг с тобой что-нибудь случится? Я не могу больше, не могу, это не жизнь!
Она подняла на Стеллу глаза и взмолилась:
– Надо что-то сделать со всем этим, деточка моя, для Леони все плохо кончится, а я этого не переживу. А если нам забрать ее к себе? Я бы хорошо о ней заботилась, ты знаешь.
– Не говори глупостей, нянюшка. Они тут же к нам явятся. И устроят бойню.
Стелла понизила голос, ее внезапно поразила новая мысль. Она тихо-тихо спросила:
– А Жорж… Ты уверена, что он согласится?
– Ну конечно же он согласится! Как ты могла в нем усомниться?
– Я бы не стала говорить с такой уверенностью, нянюшка. Он тоже боится. Может, он и не станет за нее драться.
Сюзон не ответила. Она опустила голову и высморкалась. Их разговоры так обычно и кончались.
– Том уже поел? – спросила Стелла, глядя в пустоту, чувствуя, как в ней поднимается шквал гнева.
– Да. И зубы почистил. Он тебя ждал, не хотел ложиться, прежде чем тебя увидит.
– Пусть поспит у вас, я сейчас поеду в больницу.
– Прежде всего позвони Амине.
Стелла кивнула. Обняла Сюзон, погладила, успокаивая, механически шепча ей всякие нежные, привычные словечки. Мысли ее были далеко, нужно составить план, как спрятать от них Леони. Но прежде всего нужно ее увидеть. Возможно, она вообще разодрана на части. Почему никого не было у двери? Эдмон Куртуа обещал, что ее все время будут охранять, что он будет за этим следить.
– Давай, езжай, деточка моя, ты ей сейчас нужнее, чем мне.
– Ты управишься со скотиной? Я понимаю, что это уже наглость, но все-таки… Я хотела сегодня это сделать. По-моему, у Мерлина уже не осталось воды, и Гризли я хотела сделать перевязку – его опять укусил Тото.
– Да все уже сделано. Том мне помогал. Он все помнит, просто удивительно.
– Взрослеет не по дням, а по часам, такое уж время. Ты уж с него глаз не спускай, ладно?
– Договорились.
– И ты запустишь в дом собак.
– Да.
– Он может прийти сюда, посмотреть, что к чему, – произнесла она вслух, но как бы сама с собой.
– Ты думаешь, это опять дело рук Рэя?
– А кого еще, нянюшка?
Она взяла ключи от микроавтобуса, шляпу и пальто. Схватила со стола кусок хлеба с сыром.
– Скажи Жоржу, что я опять взяла его машину.
– Позвони мне, если что-нибудь узнаешь. Я спать не смогу.
– Договорились.
Стелла уже закрывала за собой входную дверь, как Сюзон окликнула ее:
– Знаешь, деточка моя, Жорж уж совсем ни при чем во всей этой истории. И не надо себе воображать, что он…
Стелла растерянно посмотрела на нее. Почему Сюзон это сказала? Потому что хочет обелить своего брата, или это действительно правда? Правда лишь то, что она не сможет знать наверняка, на кого может рассчитывать, а на кого нет. И правда в том, что она подозревает весь мир. Правда в том, что от одиночества у нее уже нервы стали шалить. А Жорж иногда кажется ей простым и чистым, как холст.
Она подошла к Тому, который играл во дворе с собаками. Силач принес палку и вытянулся у его ног, показывая, что готов подчиняться и желает поиграть. Том почесал ему за ухом, молодец, Силач, хороший пес, хороший пес. Он повернул голову к Стелле, взял палку, шагнул к ней.
– Что-то случилось с Леони?
– Да.
– Что-то серьезное?
– Не знаю, нужно позвонить Амине.
– Опять это Рэй устроил?
Стелла посмотрела на него и пожала плечами. Она словно хотела сказать: а еще-то кто, но слова не шли у нее из горла.
– Ты поспишь у Сюзон с Жоржем сегодня, договорились? И, будь любезен, веди себя прилично.
– Я понял, – сказал он, стукая палкой по земле. – Я же не младенец.
Том поднялся в свою комнату, шаркая подошвами ботинок по ступенькам. Надо поговорить с Джимми. Джимми Ган всегда даст хороший совет. Именно беседуя с ним, он понял очень важную вещь: говорить «нет». Нужно говорить НЕТ людям и вещам, если не хочешь допускать их в свою жизнь. Перестать говорить «да» для того, чтобы сохранить мир и покой или чтобы понравиться взрослым. Он хотел, чтобы все это прекратилось, вся эта ложь, что произрастает вокруг. С самых юных лет вокруг него распространяется запах беды. Ему все время хочется с чем-нибудь воевать.