Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Когда Джим с Нэпалом возвращаются в Санти, их ожидает письмо из СПНВ. Еще не вскрыв конверт, Джим уже знает, о чем идет там речь. Это предупреждение, рассылаемое за полгода до того, как воспитатель должен вернуть собаку: «Люди, не забудьте, что через полгода нужно отдать нам питомца. У вас шесть месяцев. Запущен обратный отсчет».
Это письмо наталкивает Джима на мысль. Он чувствует, что нужно принять чрезвычайные меры, чтобы облегчить боль от предстоящей разлуки. Может быть, попросить в СПНВ еще одного щенка до того, как настанет время вернуть Нэпала? Может быть, удастся организовать что-то вроде переходного периода, чтобы на момент расставания с Нэпалом у него уже был новый питомец? После Нэпала Джиму тяжело будет жить без собаки. Он будет чувствовать себя опустошенным. Но если отвлечься на нового щенка, может быть, это смягчит боль и заполнит пустоту?
Джим пишет электронное письмо в СПНВ, предлагая эту идею.
Он всегда хотел воспитать как можно больше собак, но в данный момент это вопрос выживания…
 Глава тринадцатая 
 
В семействе Морган никогда не иссякнет надежда.
Спустя всего несколько месяцев после моей выписки из госпиталя эта надежда воплотилась в особенной поездке.
Отцу исполнялось шестьдесят лет. Мой брат Джон и зять Скотт решили отвезти его половить окуней на озеро Тексома (наша семья уже много лет держит там лодку). Озеро Тексома — полоса воды, захватывающая территории Оклахомы и Техаса.
Была весна, вода еще не прогрелась, и окуней нужно было выманивать из глубин на живца.
Но на самом деле рыбалка была лишь предлогом. Пока отец, брат и зять ловили окуней, женщины собирались организовать вечеринку-сюрприз на причале. Скотт решил подойти к делу основательно. Он арендовал портативный автомат для приготовления коктейлей, погрузил его в прицеп и привез на берег озера. И все это — тайком, ведь отец ничего не должен был знать ни о каких приготовлениях.
А мне была уготована особая роль. Я должен был на своей машине проехать весь путь от Сан-Антонио до озера, — а это несколько сотен миль, — чтобы на вечеринке-сюрпризе для отца самому стать сюрпризом. Это должно было стать моим первым выходом в люди с тех пор, как я получил травму. А еще — первой попыткой проехать более-менее значительное расстояние на машине.
Прорыбачив целый день, мужчины направились к берегу. Пристань была украшена воздушными шарами и плакатами. Собрались почти все наши друзья и родственники, а еще множество соседей по лодочной станции. Пристань была битком набита людьми разных вероисповеданий. Были там и неверующие, но так или иначе почти все они молились за мое выздоровление, особенно когда я лежал в коме. При этом большинство из них не были знакомы со мной лично.
Я выписался из госпиталя всего полгода назад, но был намерен преодолеть весь этот путь — приехать самому на шестидесятый день рождения отца было бы символично. Для меня это было важно, и Карла меня поняла. Что касается мальчиков, они просто радовались новому приключению.
Мне приходилось останавливаться каждый раз, когда боль терзала меня особенно сильно. Поэтому ехали мы так: час в дороге, час на обочине. Человек в нормальном состоянии доехал бы до озера Тексома часов за шесть. Мне же потребовалось вдвое больше времени, но в конце концов мы добрались. Можно было подъехать прямо к пристани, однако мы остановились чуть поодаль. Карла заранее созвонилась с Джоном и Скоттом, поэтому они точно знали время и место нашего прибытия.
Старший брат организовал все так, что меня окружала толпа людей, пока я ехал по дорожке к пристани родителей.
Отец уже успел открыть все подарки. Я катился по деревянному настилу, а Джон тем временем вышел вперед и попросил минутку внимания:
— Я должен кое-что объявить. Папа, у нас для тебя еще один подарок. Сюрприз.
При этих словах окружавшие меня люди расступились и я выехал на открытое пространство. Отец впервые увидел, как я самостоятельно передвигаюсь на своей коляске вне госпиталя. На этом озере я чувствовал себя почти как дома. Когда я был ребенком, мы проводили здесь много времени, и я надеялся, что выгляжу теперь чуть более похожим на мальчика из отцовских воспоминаний.
Он подошел ко мне, опустился на колени, протянул руки и крепко обнял.
Воцарилась такая тишина, что слышно было бы падение булавки. У отца вздрагивали плечи. Это был массивный, крепкий, грубоватый техасец и просто невероятный отец. Но он был не из тех, кто выворачивает душу наизнанку. Думаю, это у нас семейное. Однако в тот день не было рукопожатий. Вместо этого мы добрых пять минут обнимались, и я чувствовал, как у отца вздрагивают плечи.
Наконец он нашел в себе силы заговорить:
— Знаешь, сынок, лучшего подарка я не мог бы и желать. Это самый приятный для меня сюрприз. Я так тобой горжусь! Черт, так горжусь!..
— Папа, ты ведь уже можешь встать, — проговорил я сквозь слезы. — Ты можешь подняться с колен. Можешь отпустить меня, папа.
— Не хочу, чтобы кто-то видел, как я плачу, — ответил он.
Я взглянул ему через плечо.
— Папа, ты не один такой. У всех, кто собрался на пристани, глаза на мокром месте.
Как любой сын, я всегда хотел, чтобы отец мной гордился. Для меня это было очень важно. Раньше я не знал, так ли это. Отец никогда ничего такого не говорил и не показывал. По правде говоря, мне казалось, что он расстроен тем, что я участвую в спецоперациях, и беспокоится из-за того, что я рискую. Что ж, в тот вечер я узнал, что отец на самом деле думает обо мне и о моей службе.
Позже мне пришлось отправиться к машине, чтобы вдали от людей воспользоваться катетером. Под рукой оказалась лишь бутылка из-под газировки.
«Нужно отлучиться», — сказал я Скотту и Джону, которые были рядом. Я решил, что содержимое бутылки можно будет выплеснуть в кусты за парковкой. Но тут мимо меня прошел какой-то парень. Я чуть не намочил ему туфли.
— О, простите, — сказал я. — У меня тут просто негазированный лимонад.
Мы вернулись на праздник, и, конечно, вскоре слух об этом приключении разлетелся среди собравшихся. Кое-кто засмеялся, и я видел, что отец снова начал улыбаться. В семье Морган эта фраза вошла в поговорку: стоило кому-то ошибиться, мы говорили: «Ой, это всего лишь лимонад».
Через несколько дней мы с мамой и Джули были в Ричардсоне, пригороде Далласа. Они пригласили меня в мексиканский ресторан «Pappasito’s». Я очень активно тренировался в коляске с ручными педалями и старался изо всех сил на сеансах с ФТ — даже учился преодолевать на коляске полосу препятствий.
Думаю, я начал чувствовать себя увереннее — примерно как тот баскетболист, который выехал из моей палаты, поставив коляску на задние колеса. А еще я хотел вести себя так, будто могу смеяться над своими травмами. В «Pappasito’s», как и во всех хороших ресторанах, был пандус для инвалидных колясок, но я выбрал другой путь.
— Мама! Джули! Я поеду не так. Смотрите!
Я направился к ступенькам, ведущим в ресторан.
— Джейсон, нет! Не надо! — попыталась остановить меня Джули.
— Нет-нет, я знаю, что делаю, — смеялся я. — Смотрите!
Чтобы ехать на задних колесах в инвалидной коляске, нужно прокрутить обруч вперед, а корпус откинуть назад, и тогда вы можете балансировать на задних колесах. Я приготовился и двинулся к первой ступеньке.
Хрясь!
Я восстановил равновесие и рванулся ко второй ступеньке.
Клац!
И тут я перестарался. Я попытался перескочить сразу две ступеньки и секунду спустя полностью потерял управление. Подтянувшись на руках, я не успел вовремя опуститься и здорово грохнулся. Коляска выскользнула из-под меня, и я упал, загораживая проход. Хорошо, что я упал на бок и смог схватиться за перила. Если бы я перевернулся и упал на спину, то мог бы сильно разбить голову.
Я взглянул на Джули и маму.
— Ну, как я и говорил, над этим еще нужно поработать.
Убедившись, что со мной все в порядке, они вынуждены были сесть на ступеньки, потому что от смеха не могли стоять на ногах. Для моргановского чувства юмора этот эпизод — настоящая находка. Вот он я, такой крутой и самоуверенный. А в следующую секунду валяюсь, абсолютно беспомощный, словно перевернутая на спину черепаха.