Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Программа называлась «Инструменты достижения успеха». Цель заключалась в том, чтобы донести до детей без инвалидности: позитивное мышление и упорство способны преодолеть любое препятствие. Фокусируемся не на инвалидности, а на позитиве. Конечно, если это говорит парализованный парень, сидящий в инвалидной коляске, на слушателей его слова производят сильное впечатление.
И я начал выступать. Нужно ведь помогать другим. В конце одного из моих выступлений мальчик-подросток встал, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: «Как вы думаете, вы сможете снова ходить?» Я замялся. Мне не хотелось внушать ему пессимизм. Наконец я сказал: «Если мое сегодняшнее выступление заставило тебя о чем-то задуматься, может быть, тебе удастся меня вылечить. Может быть, ты станешь врачом, который найдет решение этой проблемы. Пусть не для меня, но для других, в будущем».
Джим смотрит на Нэпала.
— Знаешь, что случилось потом? Мальчик широко-широко улыбнулся, и его лицо засияло. Это было так чудесно. У меня было более ста выступлений, и, как и в беседах с тобой, я просто рассказывал слушателям свою историю: как я получил травму, как пришел в норму, как преодолевал все это — в таком духе. Я был на лекции под названием «Побудьте один день на нашем месте» в школе в округе Ориндж. Там также присутствовал представитель СПНВ, Эл Райс. Когда мы оба закончили свои выступления, он подошел ко мне и познакомил со своей собакой, большим золотистым ретривером по кличке Мэнни. Я спросил у Эла, что нужно для того, чтобы работать в СПНВ. Меня захватила идея воспитывать собак и помогать детям. Так я мог бы объединить две свои страсти. Я подумал: «Я люблю детей. И собак. Если бы я мог помогать СПНВ, то убил бы двух зайцев одним выстрелом. А еще я мог бы на школьных выступлениях рассказывать о собаках — все дети любят истории о собаках. Ведь это было бы очень хорошо». И я позвонил в СПНВ. Сказал, что хотел бы выращивать щенков. И в самом конце разговора добавил: «Кстати, ничего, что я в инвалидной коляске?» Тот парень засмеялся. «Ну, не знаю. Это, конечно, будет интересно. Думаю, раньше никто не пытался воспитать собаку для СПНВ, сидя в инвалидной коляске». Первую собаку я получил лишь в двухтысячном, через двадцать три года после несчастного случая. Это была Джиджи. А потом был Теренс. Потом ты. Все, конец истории. Знаешь, все это для детей. Поэтому лежи тихо, не волнуйся и выздоравливай.
Джим почесывает Нэпалу шею — любимое место пса.
— Вот почему ты просто обязан поправиться. Где-то далеко есть маленькая жизнь, которую мы изменим.
 Глава пятнадцатая 
 
Я решил, что мое желание снова начать ходить достаточно сильно и я готов рискнуть и поехать в Эквадор. Но сначала нужно было собрать тридцать тысяч долларов. Моя семья взялась за дело, основав фонд «Поможем Джейсону Моргану встать на ноги». Две недели длился аукцион пожертвованных разными людьми подарков и услуг (в частности, на продажу был выставлен мяч с автографом Роджера Стаубаха, бывшего квотербека «Даллас ковбойз»), украшений и произведений искусства. И нам удалось собрать нужную сумму.
Возник вопрос: кто со мной поедет? Отец хотел сопровождать меня, но нельзя было оставлять офис без присмотра, пока Джим Лейк-старший восстанавливал силы после операции. Жена тоже хотела бы поехать, но с кем оставить троих маленьких детей? Она решила, что Блейк, Остин и Грант и так пережили слишком много, поэтому не могла рисковать, оставляя их надолго.
А вот у моей мамы таких ограничений не было. Она уже успела вырастить своих детей, а от бизнеса отказалась. К тому же она немного говорила по-испански. Но сама мысль о поездке в страну, где чуть не погиб ее младший сын, превращала маму в комок нервов, особенно учитывая то, что за операцию можно было заплатить только наличными. Наведя справки, она узнала, что перевозить через границу более десяти тысяч долларов запрещено законом. Мама купила себе пояс для хранения денег, сложила туда тридцать тысяч долларов и встала перед высоким зеркалом, проверяя, не видно ли его. В конце концов она решила, что все в порядке.
После несчастного случая прошло полгода. Мы собирались в Эквадор, из Далласа в Кито. В аэропорт меня отвезла Карла. Мы были уже на полпути, когда я случайно оглянулся. Моей коляски в машине не было.
— Карла, где моя коляска?
Я был в панике. «Разве я смогу попасть без коляски в самолет? — думал я. — Разве я вообще куда-то смогу попасть?»
Карла была уверена, что погрузила ее. Видимо, коляска каким-то образом вывалилась. Мы развернулись и поехали назад. Коляску мы нашли на переезде через железнодорожные пути. Вероятно, фургон немного подбросило, задняя дверца приоткрылась и коляска выпала. Она чудом приземлилась на колеса и не пострадала. Карла снова погрузила ее в машину, мы убедились, что она надежно закреплена, и поехали дальше.
В аэропорту мы встретились с мамой и папой и подбодрили друг друга перед расставанием. Я был растерян. Обычно я ездил в такие места как боец элитного спецподразделения, со своими товарищами, а теперь не мог защитить даже себя, не говоря уже о маме.
А она была ни жива ни мертва. Она не отходила от отца, пока не закончили объявлять посадку на рейс «Continental Airlines». Мама знала, что, расставшись с мужем, останется наедине с прикованным к инвалидной коляске сыном и отправится с ним в страну, которая едва его не убила. Она не знала, справится ли.
В конце концов, выбора не осталось: либо пройти через металлоискатель, либо отказаться от полета.
Мама заставила себя оторваться от отца, зная, что на поясе у нее тридцать тысяч долларов. Она не помнила себя от волнения. Вдруг сканеры еще до посадки покажут, что она везет деньги? Или еще хуже: вдруг ее задержат на таможне в Кито? «Что они сделают с пожилой американкой, пытающейся незаконно провезти в их страну тридцать тысяч долларов? — думала она. — Какое обвинение мне выдвинут?» Могло случиться что угодно. Ее могли обвинить даже в том, что она приехала в Эквадор, чтобы купить наркотики.
Когда мы добрались до самолета, мама рыдала. Ей было очень страшно и тяжело под грузом такой ответственности. Прежде она путешествовала с большим и сильным мужем или большими и сильными сыновьями. А теперь все встало с ног на голову. Она должна была отвечать за меня и мою инвалидную коляску. За тридцать тысяч долларов. За специальный складной матрас, который защищал меня от пролежней. За наш с ней багаж, в котором лежало все необходимое для того, чтобы провести три недели в Эквадоре. Утешением маме могло служить только электронное письмо от одной из сотрудниц доктора Као. Она писала, что встретит нас в аэропорту Эквадора.
Незнакомка в чужом городе, населенном большим количеством людей.
В городе, где полгода назад я едва не умер.
Но мои мама с папой часто повторяли, что их надежда сильнее, чем все страхи вместе взятые, и это помогало им идти вперед. Мама разузнала больше о докторе Као и его работе. Он был одним из ведущих специалистов Института позвоночника при Университете Майами. Доктор Као добился таких потрясающих результатов, возвращая подвижность парализованным, что спрос на его услуги увеличивался с огромной скоростью.
Мы летели уже час, как вдруг услышали роковые слова: «Это ваш пилот. Хочу сообщить, что в Кито сильный туман. Мы не можем приземлиться, поэтому направляемся к ближайшему аэропорту. Это город Гуаякиль, расположенный на тихоокеанском побережье Эквадора».
Это было невероятно.
Мама взглянула на меня. Лицо у нее было пепельно-серое, нижняя губа дрожала.
— Гуая… как там? Господи, где это? Джейсон, дай мне парашют и вытолкни из самолета.
— Гуаякиль далеко от Кито, это я точно знаю. Мы влипли.
Она смотрела на меня широко раскрытыми, полными отчаяния глазами.
— Мы даже не можем позвонить и сказать, что нас не будет. И когда мы приземлимся, никто нас не встретит. Джейсон, что делать?
— Мама, они просто обязаны посадить самолет в Кито. Нельзя менять направление. У меня завтра операция.