Игрушка (СИ)

Наверное, я разучился доверять людям. А как им доверять, когда по сути самые близкие люди для необщительного мальчика становятся врагами? Когда мать, говорившая, что любит, в один прекрасный день собирает вещи и уходит, оставив тебя с отцом, который часто пьян и распускает руки. А отец, в свою очередь, даже не моргнув, отдает тебя какому-то садисту, который на протяжении трех лет измывается над тобой. И даже Альберт сейчас интересуется мной меньше, я его не виню - три года он возился со мной, а теперь у него открылось множество возможностей и перспектив, его отправили учиться, хотя он старается звонить каждый день и разговаривать со мной хотя бы минут по пять.
По сути, не доверять Эдуарду у меня причин нет, он спас меня и ничего не требует взамен, пока. А что если потребует? Что мне делать? Что я могу? Денег у меня нет, разве что расплачиваться натурой? Как это мерзко! Но ведь он ни разу не давал повода для таких мыслей, может быть, я себя накручиваю?
Я плохо знаю людей. Несмотря на то, что пятнадцать лет я жил относительно нормальной жизнью, я почти не общался с другими ребятами. Наверное, из-за неспокойной атмосферы в доме, поэтому я много учился, старался развиваться и читал, пытаясь познать мир по книгам. А последние три года, проведенные в общении с одним единственным человеком, ситуацию не улучшили, зато добавили новых знаний. Каких людей я знаю в своей жизни? Родители, которым я был не нужен, борова, который получал удовольствие, втыкая в мое тело иглы и нанося один за другими болезненные порезы кинжалом, лезвие которого было покрыто каким-то наркотиком, усиливающим боль. Альберта, ставшего мне практически отцом, с теплыми глазами, которые первые разы нашего общения были наполнены лишь жалостью, но постепенно в них появилась отеческая забота, любовь. Слуги, которые также пытаются обо мне заботиться и смотрят с той же неприкрытой жалостью. Нэнси, мой доктор, педантичная и строгая, с отстраненным, но не безразличным взглядом. И Эдуард, в его взгляде нет ничего, что есть у других, там какие-то другие эмоции, другие чувства, с другой окраской, не как у всех. Я их не понимаю.
Так ни в чем и не разобравшись, я провалился в тревожный сон, неясные и пугающие образы мелькали у меня в сознании, я что-то кричал, когда в очередной раз проснулся от кошмара. Кто-то крепко меня обнимал, поглаживая по голове и приговаривая, что все будет хорошо, чтобы я не боялся. Спросонок я не сразу понял, кто это и испугался ещё сильней, начав вырываться и кричать ещё громче. Руки тут же разжались, а я соскочил с кровати, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Когда я осознал, что произошло, то почувствовал, что краснею.
- Прости пожалуйста, – виновато произнес я, возвращаясь на свое место.
- Ничего, – мягко улыбнулся Эдуард, слегка потирая ушибленную мной скулу.
- Очень больно? – задал глупый вопрос я, протягивая руку к его лицу и слегка проводя подушечками пальцев по коже. Он как-то судорожно вздохнул, от чего я отдернул руку, но Эдуард быстро её поймал и поцеловал ладонь, прикрыв глаза. Я смотрел на него, как заворожённый. Он снова улыбнулся.
- Попробуй заснуть, ещё очень рано.
Утром, когда я спустился в столовую вместе с Эдуардом, за столом сидела какая-то женщина, я решил им не мешать и позавтракать позже.
- Присаживайся, Дэни, – мягко сказала, заметившая меня, дама.
- Доброе утро, - неуверенно произнес я.
- Меня зовут Марианна, – приветливо произнесла она, а сама внимательно за мной следила.
- Приятно познакомиться, – вздохнув, сказал я и налил себе стакан сока. – Вы психолог, да?
- Как ты догадался? – спросила она, снова мило улыбаясь.
- Когда-нибудь вы должны были появиться, – ответил я, глядя на сидящего рядом мужчину, который выглядел виноватым. – Все в порядке, я понимаю, – сказал я ему и, слегка улыбнувшись, повернулся к женщине. – И что мы будем делать?
- Разговаривать, – пожала она плечами. – Эдуард выразил желание, если ты, конечно, будешь не против, присутствовать на наших сеансах.
- Не против, – не подумав, ответил я, Марианна даже удивилась.
После завтрака мы закрылись в огромном кабинете, где меня уложили на удобную кожаную кушетку. И начались вопросы. Множество вопросов, сначала про детство, про родителей, про отношения с ними, про школу и друзей, которых не было. Поначалу было трудно рассказывать незнакомому человеку о себе, но тут мне помогло присутствие Эдуарда, я все-таки к нему уже привык. Потом мне показывали картинки, я такие уже видел, когда мне было двенадцать, у школьного психолога. Через три дня мы добрались до моей жизни в последние три года. Ответы на вопросы, касающиеся этих лет, были более красочные и подробные. Кажется, каждая пытка, каждый прожитый там день останутся в моей памяти в мельчайших подробностях, на всю жизнь.
***
- Скажи, что ты чувствовал, когда впервые увидел этого человека?
- Человека? – с сарказмом спросил я, – ничего, в тот момент мне было безразлично абсолютно все, и наркотик, который мне вкололи, чтобы я не сопротивлялся, этому только способствовал.
***
- За три года, что ты там провел, был ли какой-то раз, который выделялся из всех? Например, тем, что он был более жесток или наоборот.
- Каждый раз был неповторимым, особенным, ни одна пытка не повторялась дважды, постоянно было что-то новое, более болезненное. Но был один раз, когда было страшнее всего.
Я провел там примерно полтора года, наверное, даже чуть меньше, когда в «нашей компании» появился третий. Симпатичный парень, блондин с голубыми глазами. Ему было около двадцати на вид. Сначала они вместе развлекались со мной, стегая меня по очереди кнутами. Потом уложили на стол со стеклом, зафиксировали голову так, чтобы я не мог отвернуться. Поставили мне на грудь и живот множество зажженных свечей, свободное от свечей тело облили маслом, наглядно продемонстрировав, насколько легко оно воспламеняется. А потом начали трахаться. Боров всадил блондину нож в ногу, тот, не ожидая подобного, попытался уползти, но этот садист его не отпустил. Через двадцать минут, продолжая заниматься сексом, в блондина было всажено около семи ножей в разные части тела. Он кричал, сопротивлялся, умолял, а мой мучитель продолжал его трахать, еле живого, скулящего и истекающего кровью. А я лежал и молился, чтобы они побыстрей закончили, потому что свечки прогорали очень быстро, и я чувствовал, что скоро вспыхну, как спичка. Наконец-то боров кончил и слез со своего умирающего любовника. А я продолжал лежать на этом гребаном столе, глядя в голубые глаза и буквально наблюдая, как из человека выходит жизнь. Секунда, вторая, третья…и глаза потухли. А через пару мгновений на меня вылили несколько ведер ледяной воды, затушив почти догоревшие свечи. Тогда мне было страшно. Страшно оттого, что было не жалко этого парня, оттого, что я желал его скорейшей смерти ради того, чтобы выжить самому.
Я закончил свой рассказ и ждал следующего вопроса, но его не последовало. Поэтому, я повернулся к своим слушателям. Марианна сидела, как статуя, не мигая и судорожно дышала, Эдуард прикрыл глаза рукой, сидя в кресле. Мой тяжелый вздох вывел его из транса, он посмотрел на меня слегка ошалевшим взглядом, а потом подорвался и подошел ко мне.
- Пойдем погуляем, - сказал он. А потом обратился к женщине, – вы не против?
- Да,да, идите, мне нужен небольшой перерыв, – еле слышно сказала женщина.
Он решительно взял меня за руку и потянул в сад. Теплый воздух и легкий ветерок разогнали ту гнетущую атмосферу, которая клубилась вокруг нас.
- Ты разочаровался во мне…- сказал я мужчине, резко останавливаясь посредине дорожки.
- Что? – удивленно спросил он, резко разворачиваясь ко мне. – Откуда такие бредовые мысли?
- Я желал смерти другому человеку, так нельзя, – пробубнил я себе под нос. Эдуард подошел и обнял меня, крепко прижав к себе.
- Выкинь эти мысли, он мучил тебя, а, возможно, и не только тебя, он заслужил такую смерть, как и этот урод, который пока ещё жив. Но я это исправлю, – последнюю фразу он почти прорычал с ненавистью и какой-то решительностью. Я весь сжался от страха.