Нескромное пари
Когда начал трезвонить телефон, на экране появились первые кадры сериала «Биение сердца»: группа стиляг из Уитби ехала на ежегодную ярмарку в Эйденсфилд, чтобы заварить там какую-нибудь кашу. По правде сказать, Джессика практически никогда не отвечала на звонки. Если Флин или Джорди были дома, то они брали трубку, а когда их не было, Джессика обычно дожидалась, пока включится автоответчик. На это у нее было несколько причин, и весьма серьезных. Во-первых, у ее матери была дурацкая привычка звонить по крайней мере один раз в день, и это Джессику безумно раздражало: «Ах, Джессика, chérie[17], как дела, милая?» — начинала она с сильным французским акцентом, а потом принималась расспрашивать дочь, что та делает, как провела день, куда собирается пойти вечером, с кем встречается — вопросы, вопросы, вопросы. Джессика осознала, что это выводит ее из равновесия. Намного легче просто не снимать трубку, ведь в этом случае она не будет чувствовать себя виноватой за то, что нагрубила матери или оскорбила ее чувства. Вторая причина заключалась в том, что ей мог позвонить кто-нибудь вроде Роба или еще какой-нибудь мужчина, с которым ей не хотелось разговаривать. Джессика просто не выносила долгих препирательств по телефону, особенно когда у нее выдавался свободный вечер. Третья причина — довольно часто ей вообще ни с кем не хотелось говорить. Если бы она очутилась на необитаемом острове, то, вероятно, начала бы скучать. Но в целом ей нравилось сидеть в одиночестве и заниматься тем, чем хочется: читать книги и журналы, смотреть телевизор или видео. Поэтому, когда зазвонил телефон, Джессика не обратила на это никакого внимания и продолжила смотреть «Биение сердца», в котором на сцене только что появился констебль Майк Брэдли.
Включился автоответчик:
— Джессика, я же знаю, что ты дома. Пожалуйста, только бы ты была дома. Это я. Возьми трубку. — Вздох. Пауза. — Джессика, да возьми ты эту чертову трубку. Джес…
— Флин, ты отдаешь себе отчет, который сейчас час? Только что начался сериал «Биение сердца»! — пролаяла она в трубку. — Только о себе и думаешь, эгоист.
— Послушай, Джессика, дорогая, прости меня, но мне очень нужна твоя помощь.
— Если ты надеешься, что я поеду за тобой в аэропорт Хитроу, то ошибаешься.
— Послушай, пожалуйста, Джессика, мне и правда нужна твоя помощь. — Когда Флину что-то было нужно, он всегда называл ее по имени. — Автомат проглотил мою карту еще во Флоренции, у меня закончились все дорожные чеки и мне просто не добраться до дома. Ты же знаешь, я бы не стал просить, если бы у меня был выбор. Прошу тебя. — Она молчала, и Флин продолжил: — Разве ты не можешь поставить «Биение сердца» на запись? Это займет всего полчаса, а потом, клянусь, я ничем тебя в воскресный вечер больше не потревожу. Пожалуйста, я тебе отплачу!
Закончив выкрикивать свои призывные мольбы в трубку телефонной будки у выхода № 1, Флин ждал приговора Джессики.
— И как? — наконец произнесла она.
— Что как?
— Как ты будешь мне отплачивать?
— Не знаю. Но я обязательно отплачу, и ты еще будешь рада, что забрала меня отсюда, обещаю! Как насчет подписки на «Джеки»[18] или вроде того?
— Хм, — протянула Джессика. Она понимала, что ей придется за ним поехать. — Ну ладно, уговорил. Но это в последний раз, понял?
— Спасибо тебе, Джессика! Ты самая лучшая. Я буду у первого выхода. Как приятно снова услышать родной голос!
Джессика положила трубку, пошарила по комнате в поисках чистой видеокассеты и вышла из дома. Как же этот Флин достал ее! Хотя чему тут удивляться — только у него автомат может «съесть» карточку. Вполне в его духе рассчитывать на то, что она или Джорди придут и спасут его. «Но что, черт возьми, за излияния насчет „родного голоса“?», — в спешке подкрашивая губы и причесываясь, размышляла она.
Все раздражение сошло не нет, когда Джессика увидела, как Флин беспомощно топчется рядом с телефонной будкой. Невероятно, но при всем своем громадном росте он выглядел потерявшимся мальчишкой. Зрелище было жалкое, но все же Джессика была рада видеть своего друга. Флин сразу же приободрился, завидев Джессику. Он уж и забыл, какая она красавица. Сама элегантность и самый что ни на есть настоящий друг. Часом ранее, успокоенный, он сердечно распрощался с ней по телефону. В ожидании Джессики Флин бродил вокруг аэропорта и радовался возвращению в родную Англию. Его переполняли теплые чувства, и он начал вспоминать свою жизнь до встречи с Поппи.
— Выкладывай, — едва заведя машину, велела Джессика.
— Ты действительно хочешь знать? Все просто ужасно. Настоящая вселенская катастрофа.
— Давай, пропой мне свою оду от начала и до самого конца.
— Джессика, я просто терпеть не могу, когда… и, ради бога, не надо мне этого твоего «я же тебя предупреждала». А то я точно тронусь.
— Хорошо, не буду. Но, как мне кажется, раз уж я так великодушно забрала тебя из аэропорта (в воскресенье вечером!), самое меньшее, что ты можешь сделать, так это рассказать мне, что с тобой стряслось.
Флин сдался и поведал ей о той ошеломительной новости, что рассказала ему Поппи.
— Это просто чудовищно, Джес, — признался он. — Как же ты была права. Она использовала меня, чтобы потешить свое самолюбие, но как же чертовски долго до меня это доходило. Я понял, что она просто сделала из меня дурака, хотя, конечно, во все этом была и моя вина. Не надо было мне так легкомысленно пускаться в эту авантюру. Мне следовало понять, что каникулы любви в Италии слишком хороши, чтобы быть правдой.
— Это могло бы быть правдой, но только не с ней, — пытаясь выразить сочувствие, заметила Джессика.
— Самым же первым утром, как я туда приехал, — начал Флин, прикуривая сигарету из ее пачки, — я встал очень рано, вышел на террасу и подумал, что я бы все отдал, только бы увидеть, как радостные Джорди и Джессика выворачивают из-за угла и идут ко мне. Ну, или еще кто-нибудь из моих друзей, кто-нибудь, с кем бы я мог поговорить по душам. Мне тогда так хотелось, чтобы у меня был с собой мобильник и я мог позвонить кому-нибудь из вас. Надеюсь, Джорди скоро заведет себе сотовый телефон с международным роумингом.
— Ну конечно заведет, — рассмеялась Джессика.
— Но знаешь, самое обидное — там было так красиво! Воздух свежий-свежий, я сидел там, попивая кофе, и наблюдал, как утреннее солнце начинает всходить из-за горизонта, пронзая легкую дымку, подернувшую виноградники. С соседней виллы доносился звук колокола, отсчитывающего время, а я чувствовал себя актером изысканного рекламного ролика или героем фильмов.
— Божественно.
— Так и должно было быть. Но я просто даром потерял время.
— Бедненький мой. А чем вы занимались целую неделю? Только не надо мне рассказывать, что ты сдался и ничего не предпринимал, чтобы поправить дело!
— Не предпринимал. А что мне оставалось? Если бы я ходил с недовольным видом или начал выказывать свое раздражение, то, во-первых, я бы только осложнил себе жизнь, а во-вторых, как бы посмотрели на меня ее родители, которые понятия не имеют, что мы с Поппи несколько больше, чем просто друзья.
— А что представляют собой ее родители?
— Лиз и Дональд? Очень приятные, но, господи, эта Лиз помешана на осмотре достопримечательностей. Она была очень обходительна, но в семье у них она главная, а потому всю неделю мы дни напролет таскались за ней по музеям, монастырям и выслушивали ее экскурсоводческие комментарии. В ней было что-то от Элеонор Лавиш из фильма «Комната с видом». Если бы я хоть что-то понимал в истории искусств, а так это — сплошная нудятина.
Джессика еще раз рассмеялась.
— Ладно, позже обязательно посмеюсь и я над этим, — продолжил Флин. — Но я там с ними чуть умом не двинулся. Расскажу тебе, как прошел один из самых ужасных дней в моей жизни. Мы осматривали церковь Сан-Марко, и Лиз читала нам очередную лекцию: «Только посмотрите, как работает кистью Фра Анджелико, — пропищал он, подражая Лиз. — Можно различить каждый мазок кисти, поскольку он очень тщательно прорисовывал одежды». Так, кажется, она сказала. Но, кроме всего прочего, я уже побывал в этой церкви чуть раньше, когда мы вместе с Джошем ходили в город прогуляться и, честно признаться, если видел какую-нибудь одну фреску, считай, видел их все. Короче, как ты понимаешь, к концу всего этого мне только и хотелось, что вернуться обратно на виллу.