Ближе, бандерлоги!
— Вывеску еще надо было сшибить, — фыркнул Лаврик.
— Время тратить… — сказал Мазур. — Чует мое сердце, приедут «бармалеи», они и вывеску обдерут, и шлагбаум изведут под самый корешок…
Глава третья
И снова — старый знакомый
Иногда излишняя конспирация, что греха таить, бывает глупой, а иногда без нее попросту не обойтись…
Скрупулезно следуя инструкциям Лаврика, Мазур доехал на автобусе указанного номера до нужной остановки (Лаврик написал ему название на листочке, и Мазур запомнил). Вылезши в январскую слякоть (единственный на этой остановке), он оказался опять-таки единственным прохожим на неширокой улочке, где с двух сторон тянулись казавшиеся бесконечными заводские бетонные заборы. В такой обстановке можно было со всей уверенностью утверждать, что слежки за ним нет — а если и была, ее давно стряхнул немногословный помощник Лаврика, изрядно покрутивший Мазура по городу на таких же, как у Лаврика, неприметных «жигулях» с местными номерами и форсированным движком. Потом — автобусная остановка, минут двадцать езды…
Буквально через минуту рядом с остановкой резко затормозил «зилок» с глухим кунгом и прочно впечатанными в память военными номерами, и человек в морской форме распахнул дверцу еще до того, как машина остановилась. Мазур запрыгнул и тут же прошел в самый хвост, где с улицы его не смогла бы увидеть ни одна живая душа. Самую чуточку рискованно было бы, пребывая в облике фрилансера из страны кенгуру, ехать на базу — но еще неосмотрительнее, тут Лаврик крутом прав, было бы таскать по городу ворох оперативных материалов… И дело тут не только в бандерлогах, отнюдь не в них…
Что интересно, вчера днем, в отсутствие Мазура, его номер в отеле обыскали очень тщательно и квалифицированно. Из врожденного недоверия к человечеству он, как проделывал это не раз (правда, под другими широтами, иногда на противоположной стороне глобуса), оставил с полдюжины «секреток», чему его в свое время учили неплохо. Все до одной исчезли — а сумки с одеждой и аппаратурой он ставил в гардероб ровнехонько на расстоянии трех спичечных коробков от края. А теперь обе стояли примерно на полмиллиметра дальше. Кто-то любопытный пробыл в его номере достаточно долго. И обыск устроил самый тщательный.
Самое забавное, что грешить на бандерлогов вряд ли следовало. Он еще не только не наступил пока что никому на хвост, вообще с ними не пересекался и ничем не мог привлечь их внимания. Да и спецслужба, которую они пытались создавать лихорадочными темпами, еще безусловно не набрала такого размаха и силы, чтобы мастерски обыскивать номер всякого заезжего иностранца, — а для бандерлогов он пока что именно «всякий заезжий иностранец». К тому же с их точки зрения, наверняка иностранец вполне благонадежный — австралиец как-никак, журналист, а к западным журналистам они относятся со всем пиететом.
А вот здешние внучата Железного Феликса в нынешних непростых условиях как раз и могли на всякий случай поинтересоваться, не найдется ли чего-то любопытного в номере «варяжского гостя». Нельзя сказать, чтобы физиономия портье так уж Мазуру не понравилась — встречались рожи и похабнее, — но, как человек с солидным и специфическим жизненным опытом, он знал, что портье сплошь и рядом работают на местные спецслужбы, полицию, а то и на кого-нибудь импортного. Пусть даже дело происходит в маленькой, но гордой республике, возжаждавшей независимости и ненавидящей «оккупантов».
Гипотеза вполне вероятная. Вполне могли и полюбопытствовать профилактики для — вдруг он такой какой-нибудь… Как ни парадоксально, но при нынешнем раскладе от своих приходится таиться почище, чем от чужих. Фоторепортеры дипломатическим иммунитетом не обладают, и обыскивать их можно хоть на каждом углу, пока не надоест. И Лаврик, попади он под случайный обыск с чем-нибудь интересным, чему у иностранного виртуоза объектива быть вовсе не полагается, попал бы в крайне пикантное положение. В конце концов, конечно, выяснили бы, что к чему и отпустили — но это если и не провал, то жуткое неудобство в работе. Так и расшифроваться недолго. Так что, коли уж ты австралиец, то и содержимое карманов-сумок должно соответствовать…
Машина притормозила. Мазур слышал со своего места, как со скрипом разъехались железные ворота. Потом ЗИЛ на невысокой скорости принялся петлять — несомненно, среди строений. Снова скрип ворот, через минуту — еще раз… Ну, конечно, где и обосноваться Лаврику, как не в какой-нибудь спецчасти, надежно укрытой в лабиринтах весьма даже немаленькой военно-морской базы?
Наконец ЗИЛ остановился, водитель мотора не выключил, но спутник, старший лейтенант, впервые за все время поездки открыл рот, сказал совершенно нейтральным тоном:
— Прибыли. Пожалуйста, на второй этаж, в десятый кабинет.
Мазур кивнул, подхватил фотоаппарат, забросил ремешок на плечо и спрыгнул на чуть потрескавшийся асфальт в пятнах зимней слякоти. Быстро огляделся — конечно, не вертя головой, одни глаза работали.
Пятачок метров тридцать на тридцать, со всех сторон наглухо замкнутый стенами из железа метра в три с половиной высотой, со спиралью Бруно по гребню. Столь же высокие ворота, и возле них — небольшая будка КПП. Ага! Такое мы сто раз видывали. Ворота, несомненно, двойные — и меж ними ровно столько места, чтобы могла остановиться машина, даже такой грузовик. Последняя проверка документов, ага.
Рядом — небольшое здание складского типа с крохотными зарешеченными окнами и огромной красной надписью во всю стену — НЕ КУРИТЬ!
И тут же — небольшой трехэтажный домик канцелярского вида, очень похоже, постройки еще довоенной, времен той самой независимости, которую сегодня куча народу тут вожделеет. Вывески ж никакой. Ну что же, плавали — знаем. Для всей базы здесь находится какой-нибудь особо засекреченный склад или центр связи (каких и настоящих на многих базах хватает), а на деле — совсем другое заведение…
Часового в небольшом вестибюле не обнаружилось. Мазур пошел по неширокому тихому коридору. Неподалеку распахнулась дверь, вышел капитан третьего ранга с толстой папкой под мышкой — и, нехарактерно, прошел мимо Мазура так, словно вообще его не видел. Ну да, выучка и опыт, должен был привыкнуть к самым разнообразным визитерам, пожалуй, ничуть не удивился бы попадись ему не австралиец, а натуральная австралийская кенгуру, — есть профессии, где люди намертво отучены удивляться чему бы то ни было…
Мазур был уже у самой лестницы на второй этаж, когда оттуда вышел человек в адмиральской форме. На сей раз Мазур, чтобы поддержать традиции неведомого, но безусловно серьезного заведения, — ну, коли уж такие тут завели — нацелился было пройти мимо, не то что не встречаясь взглядом, вообще не глядя на встречного. Однако тот вдруг, распахнув объятия, загородив дорогу и жизнерадостно воскликнул:
— Кирюша! Богатый будешь! Я тебя и не узнал сначала, а потом смотрю — ты! Что это с тобой вытворили? — он огляделся и понизил голос: — Ну да, понятно, это я сразу, старый дурак, не сообразил… Сколько лет, сколько зим! — патетически, едва ли не шепотом сказал он, улыбаясь во весь рот. — Это когда ж последний раз виделись? В Африке, точно, года три назад…
Вот уж кого бы всю оставшуюся жизнь не видеть… Вице-адмирал Панкратов собственной персоной, попивший немало кровушки пятнадцать лет назад на Ахатинских островах, но, слава богу, не причинивший особенного беспокойства в Африке — так, мелкие пустячки… Тварь редкостная, «старый фронтовик», с сорок второго года просидевший на балтийских берегах в политорганах, и в море выходивший всего дважды, в обстановке совершенно мирной. Ну, и «участник боевых действий» возле Ахатинских осторовов — правда, свелись все «боевые действия» к тому, что Панкратов, ползя по коридору обстреливаемого судна, получил легкую царапину от случайной пули — сам он, правда, искренне считает, что все обстояло совершенно иначе, и они с Мазуром едва ли не на пулеметы с гранатами бросались, а потом Мазур на своей широкой спинушке вытащил его, тяжко раненного, из-под огня…