Октябрь, который ноябрь (СИ)

- Да, это тоже верно, опасный примусок. Ну, ладно чай можно и там попить. Но фломастеры зачем?
- Светлоледя, ты чего придираешься? Эту письменную принадлежность я своим штурманам для разрисовки новых карт принесла, но фломастеры бумагу насквозь прошибают. Сугубо не картографического они назначения. А девчонка пусть малюет, жалко, что ли...
- Не жалко. Но канцпренадлежность вопиюще не аутентичная.
- И чего теперь? Тоже нашла небывалое искажение темпоральной логики. Мелочная ты, боквоедистая. Вон, у Клеопатры на стене зеркало из "Экеи" висит, и ничего, все равно великая царица. Приставила к зеркалу двух евнухов с копьями, и порядок.
- Что, действительно, "экеевское" зеркало у царицы?
- Ценник, по-крайней мере, ихний. Я ногтем поковыряла.
- Гм, ну а сама египтянка, она как?
- Вот об этом бы и спрашивала. Понятный интерес. А то "фломастеры, фломастеры"... Но про внешность красавицы я разъяснить затрудняюсь. Там макияж просто панцирный. И ногтем не поковыряешь, все ж царица, легенда, нужно уважать. Впрочем, на ней если слоями начнешь отковыривать...
- Понятно. Непонятно зачем тебя к ней занесло. Вроде не входит царица в круг твоих взыскательных научных интересов.
- Бернард попросил. Сочинял пьеску, говорит "не могу уловить атмосферу". Я пересказала что и как, посодействовала сотворению классики. Нужное дело, нам ли, педагогам, не понимать?!
Шпионки поднялись в номера.
- О, а к нам наведывались, - прошептала, доставшая ключ, Лоуд.
Действительно, на замке виднелись свежие царапины - пытались вскрыть, но не успели.
- Нехорошо, - признала Катрин, запирая дверь изнутри. - Нагловат сосед, да еще и криворукий. Ножом, что ли, ковырял?
- Сказала бы я, чем он ковырял... Некоторым глуховатым дамочкам хорошо дрыхнуть, а мне пришлось полночь слушать как решают: бариться им или идти клиентов искать? Его зовут Яцех, ее - Махдачка. Шляхецкая кровь! Шмондюки и прощелыги. Надо их того... отселить.
- Будет или грязно, или шумно, - предостерегла Катрин.
- Будет быстро, - заверила напарница. - Ты тут еще раз прикинь план аудиенции, а я займусь. Ненавижу, когда в моем белье норовят покопаться!
С бельем у оборотня-имитатора было не густо - в этом отношении Лоуд была максималисткой. Либо треники, либо комплект термобелья, но чаще ничего, поскольку "поддевание мешает быстрому преображению", как объясняла специалистка. Но в принципе права Лоуд - спокойно работать, когда на собственной базе мелкий лиходей норовит твои вещи подчистить, сложно. Все ценное из оборудования перепрятано на хозяйской половине, тем не менее...
Катрин разглядывала фото: пятеро, вернее, четверо, все похожие и все разные, но все слишком молодые. Кто из них решится и решится ли?
За дверью что-то происходило, к счастью, не особо шумное. Вот кто-то с придушенным визгом выскочил в коридор, просеменил по коридорчику. Эта, как ее... Магдачка. На лестнице что-то уронила - покатилось по ступенькам, беглянка в ужасе мы-мыкнула. Хлопнула дверь на улицу...
Жених пришел к решению покинуть номера минут через пять. Стремительно проклацал копытами штиблет по коридору, безмолвно ссыпался по лестнице.
Зашла Лоуд:
- Они нас покинули. По-английски. Но оставили деньги за житье и вот - папироски. Тебе надо?
- Не стану я такую дрянь курить. Я вообще завязываю. А что их вспугнуло?
- Да как обычно - люди полны предрассудков, - проворчала Лоуд, освобождая потертый бумажник от радужных керенок.
- Рассказывай-рассказывай, интересно все ж.
- Особо быстро не получилось, поскольку пришлось ждать пока разойдутся. Возвращается Махдочка, извиняюсь, из уборной, а милый друг-сутенер, поилец-кормилец, сидит на стуле и горло себе вскрывает - вот такенной финкой. Кровь так и брызжет, так и брызжет! Махдочка чемодан хвать, свое манто с вешалки - цап! И ходу!
- Понятно. А второй акт исхода?
- Там же. В номер входит Яцех. Он возбужден. Озирается. Видит возлюбленную, замирает. Махдочка раскачивается в петле над столом: башка набок, по лицу и шее зеленые трупные пятна. Яцех, не веря непоправимой потере, протирает глаза. Скрип-скрип, убеждает его веревка. Герой пятится к шкафу, желая нашарить бумажник и паспорт. Глаза висельницы распахиваются. Они белы и огромны как несвежие вареные яйца. Махдочка умоляюще тянет к возлюбленному пятнистые руки. Герой хватает что попадает под руку, срывает пальто, выбегает из комнаты. Он потрясен! Занавес. Конец второго акта.
- Ужасти какие. С трупными пятнами не перебор?
- Ничего ты не понимаешь в театральном искусстве. Это же гипербола, некое равновесие меж гнетущей реальностью темного настоящего и надеждой на грядущее весеннее очищение с пролесками, чистым небом и катарсисом!
- Хм, и где в этом катарсисе "очищающее и весеннее"?
- Ну, пятна-то зеленые. Ты не тупи, вдумайся, что хотел сказать художник.
- Да, теперь осознала. Идем Прыгать?
Река Тобол
Три месяца до дня Х.
Приятно было вновь почувствовать под ногами легкое покачивание палубы. Неприятно было иное - шпионки явно ошиблись каютой.
- Это... чего это? Кто? - потрясенно пробормотал служивый человек в гимнастерке с распахнутым воротом.
- Не "это", а сестра милосердия, - мрачно объяснила Катрин. На ней действительно было импровизированное сестринское платье - строгой формы одежды у медперсонала все ж не имелось, возможны допущения. Но косынка с красным крестом вполне настоящая. Что тут недоумевать?
- Дык... - солдат был немолодой, повидавший, но внезапное явление красивой незнакомой сестрицы в узком кругу пароходной команды и пассажиров, да еще прямехонько в каюте, его заметно потрясло. Второй служивый пялился на сестрицу не менее ошалело. В принципе, можно понять.
- Мужчины... - проворковала оборотень, давай понять, что на нее тоже позволительно глянуть.
- Ох! - хором сказали служивые мужчины, обернувшись к восхитительному видению.
Катрин двинула ближайшего кавалера по затылку рукоятью маузера. Бедолага бухнулся на колени, его сотоварищ, потрясенный чредой абсолютно необъяснимых событий, глянул на него и в свою очередь схлопотал по темени мешочком дроби - оборотень навострилось вертеть полугуманным оружием весьма ловко.
Оглушенных воинов свалили на жесткий, оббитый кожей диван и положили рядом дубовое диванное навершие.
- Несчастный случай, мебель буржуйская, ненадежная, можно сказать, предательская! Отлежатся, - заверила Лоуд, помахивая кистенем. - Душновато здесь.
- Слушай, с какой стати?!
- Так лето, чего ты хотела.
- Я не об этом.
- А, так ошибочка стандартная: каюты, общаги, камеры тюремные и камеры хранения - они шибко похожи и тесно нагромождены. Различия в номерках, а номерки, они...
- Что ты хихикаешь? С какой стати я перед сомнительными военнослужащими наготой сверкать должна?
- Это не ты, а я сверкала. И не наготой, а стрингами. И вообще, что мне было делать? Внезапность, импровизация, полет фантазии. Подцепила наглядный образец. Они так восхитились тобой одетой, что грех было парнишек не порадовать. Мы ж им по башке, считай, ни за что дали. Пусть хоть глянули. Не будь ханжой!
- Во-первых, узреть себя со стороны и в неглиже довольно странно. Во-вторых,...
- О, поехала арифметика. Что за самомнение такое перераздутое? Блондинка, она и есть блондинка - на нее все клюют. Вот ты сама выпустила прядочку из-под косынки этак откровенно эротичненько, а на других сваливаешь, - обвиняюще ткнула оборотень перстом с ухоженным ногтем.
- Ладно, потом поговорим. Сейчас-то ты чего в этом образе?
- Ты мне зубы заговариваешь и от дела отвлекаешь, - Лоуд превратилась из длинноногой неприличности в балтийского матроса: квадратного телосложения, в широченных клешах, сдвинутой на затылок бескозырке - на ленте значилось воинственное "Хорь". - Как смотрюсь? Могу для интеллигентности бородку добавить.