Мастер поцелуев (Ночной путь)
Женщины говорили так громко, что разговор, очевидно, заглушил звук открывшейся входной двери, а потому ни Вера, ни ее собеседница не заметили Сокола, застывшего на пороге гостиной. А он во все глаза глядел на удивительную женщину, сидевшую на длинном диване. Она была стройной, тонкой и гибкой, ее руки двигались плавно и грациозно, как ветви ивы на ветру. Ее светло-русые, как шкурка новорожденного олененка, волосы отброшены назад с лица и падали на плечи длинными шелковистыми волнами. Лицо, гладкое и светлое, сияло каким-то золотистым светом, а губы были алыми, как Красные Скалы. Она была одета в белый просторный свитер грубой вязки с высоким воротником, закрывающим шею, и – что вообще было самым удивительным – мужские брюки. Сокола настолько изумила эта белая женщина, что он едва обратил внимание на высокого мальчика, который сидел рядом с ней.
– Муж убежден, что в Фениксе скоро начнется новый земельный бум, – говорила женщина. – Можешь себе представить? Летом это место сущий ад, хотя признаю: зимой там – просто рай небесный. Как бы то ни было, он поговаривает о том, чтобы купить в городе землю… может быть, даже построить дом и проводить зимы в Фениксе. Говорит, что на этой неделе поедет в город, чтобы разузнать все получше.
Ее зубы казались такими белыми, а губы такими алыми, что Сокол не мог оторвать взгляда от этого рта.
– Неужели он решится? – спросила Вера Ролинз.
– Думаю, да. Это ранчо всегда было нашим домом, но ты знаешь, как уныло и одиноко бывает здесь зимой – снег иногда отрезает от всего мира на несколько дней, и никаких развлечений. А в Фениксе мы могли бы завести знакомых, сходить куда-нибудь пообедать и потанцевать.
Лицо ее осветилось улыбкой, которая мгновенно погасла, когда она наконец заметила Сокола, стоящего в дверях. Губы женщины сжались, их мягкий изгиб превратился в жесткую линию.
Эта внезапная перемена в лице собеседницы заставила Веру Ролинз обернуться. Глаза ее недобро блеснули, когда она увидела Сокола.
– Сколько раз я говорила тебе, не появляйся здесь, как из воздуха! Все вынюхиваешь, все подслушиваешь?!
Когда Вера Ролинз не успевала услышать, как он приближается – а так оно обычно и бывало, – она обвиняла его в том, что он следит за ней.
– Это и есть тот осиротевший полукровка, которого вы с Томом взяли на воспитание? – спросила Кэтрин.
– Да, это он, – казалось, Веру смутило это признание.
– Подойди поближе. Я хочу посмотреть на тебя, – женщина жестом велела Соколу приблизиться.
И хотя Сокол подчинился приказу, он почувствовал, как переменилась атмосфера в комнате, словно запахло грозой и перед ним засверкали невидимые сполохи молний. Он остановился перед женщиной, глядя в ее карие, отливавшие золотом глаза. Издали Соколу казалось, что они светятся теплым солнечным светом, но отсюда, с близкого расстояния он увидел в глазах женщины гневные молнии. Пристальный оценивающий взгляд словно обжигал его.
Когда Сокол вдохнул, он ощутил аромат, исходящий от женщины.
– Вы пахнете, как лужайка в горах, где растут дикие цветы, – благоговейно пробормотал он.
– Как тебя зовут? – спросила она, пропустив мимо ушей его комплимент.
– Сокол.
Женщина скривилась от неудовольствия, и тогда он сообщил ей свое имя полностью, чтобы она не смотрела на него так:
– Джим Белый Сокол.
– Кто дал тебе это имя? – спросила она требовательно.
– Я сам. – Сокол мог бы объяснить ей, как это было на самом деле, но женщина не дала ему такой возможности.
– У тебя есть еще какое-нибудь имя?
– Да, – кивнул Сокол.
– Какое?
Он заколебался. Возможно, если он сообщит свое тайное имя и тем самым даст ей власть над собой, то она перестанет поджимать губы и солнечный свет опять вернется в ее глаза.
– Тот-Кто-Должен-Идти-Двумя-Путями.
– Но ты зовешься Соколом, – подвела она итог, не оценив его откровенности. – А меня зовут Кэтрин Фолкнер. Мой муж – владелец этого ранчо. Ты знаешь это?
Сокол покачал головой. Он не знал, что эта женщина – первая жена его отца.
– Ты знаешь, что означает фамилия «Фолкнер»? – спросила она.
Он опять покачал головой:
– Нет.
– Она означает «тот, кто тренирует соколов или ястребов». Забавное совпадение! А ты как думаешь? – Ее голос звенел от напряжения. Она вовсе не ожидала, что Сокол ответит на вопрос, и повернулась к мальчику, сидевшему рядом. – А это мой сын Чэд Фолкнер.
Сокол увидел, как посветлел ее взгляд, а выражение лица стало мягким и теплым, полным гордости, когда женщина посмотрела на своего сына. Как ему хотелось, чтобы она так же взглянула и на него!
Сокол внимательнее посмотрел на своего сводного брата. Он был старше Сокола года на четыре и на несколько дюймов выше. Волосы – темнее, чем у матери, каштановые, но глаза – такие же карие, как и у нее. Рядом с ним сидела маленькая Кэрол, держа на коленях книжку-раскраску. Чэд Фолкнер изучал Сокола с любопытством. Разговор матери с миссис Ролинз, по-видимому, мало интересовал его.
– Здравствуй, – проговорил он с притворным безразличием. – Что ты здесь делаешь?
Этот вопрос напомнил Соколу о поручении, с которым его послали в дом.
– Он… сказал, что собирается днем ехать в город и просил приготовить для него лeнч к половине двенадцатого.
– Кто сказал? – переспросила Вера и, нагнувшись к Кэтрин Фолкнер, объяснила: – Каких трудов мне стоит заставить его, говоря о людях, называть их по имени. – Затем вновь обратилась к Соколу: – Ты хочешь сказать «мистер Ролинз»?
– Да, это просил передать вам мистер Ролинз.
Уголком глаза Сокол видел, как жена его отца поглядела на плоские золотые часики.
– Если тебе надо готовить лeнч, Вера, то мы, пожалуй, пойдем.
Она встала и направилась к двери, старательно обходя Сокола.
– Не уходите, – запротестовала Кэрол, когда с коленей у нее забрали книжку-раскраску. – Я еще не успела закончить раскрашивать для Чэда эту картинку.
– Принесешь ее к нам домой после обеда. – Чэд снисходительно погладил девочку по золотой головке. – Может быть, тогда вместе слепим снеговика.
– Правда? – Лицо девочки вспыхнуло от радости.
– Чэд, ты ее так балуешь! – притворно вздохнула Вера, но Сокол понял, что миссис Ролинз очень этому рада.
Сокол смотрел, как жена его отца надевала тяжелую парку с меховым воротником и слушал ее мягкий голос, когда она благодарила хозяйку и прощалась с ней. Затем хлопнула входная дверь, гости ушли. И только запах, оставшийся в прихожей, напоминал об этой необыкновенной женщине, жене его отца.
Дважды за неделю Сокол видел отца. Всякий раз тот расспрашивал мальчика, как живется на новом месте и не надо ли ему чего-нибудь. Сокол смотрел в голубые глаза и понимал, что отец и не ждет от него ответов на свои вопросы. И он ничего не говорил о том, как ему одиноко здесь, среди чужих людей.
А вскоре он впервые пошел в школу, в которой учились дети белых людей. Он проснулся рано утром и был готов задолго до того, как настала пора отправляться на занятия. Сокол с тревогой ждал этого дня. Что ждет его в новой школе? Будут ли учителя бить линейкой по рукам, если услышат, как кто-нибудь заговорил на языке навахо? О своих новых товарищах по школе он старался не думать.
Уже одетый, с зачесанными назад волосами, он стоял на кухне у окна и ждал с кажущимся бесстрастным спокойствием, пока Вера расчешет золотые волосы маленькой Кэрол и завяжет на них банты. Сегодня Том Ролинз отвезет их в школу сам. А потом они будут ездить туда на автобусе.
– Сокол, ты запаришься здесь в своем пальто. – Ролинз сидел за кухонным столом и допивал кофе. – Почему бы тебе не выйти на улицу и не подождать? – предложил он. – Кэрол скоро будет готова.
Сокол с готовностью принял это предложение и, почти беззвучно ступая, вышел из дома. Морозный воздух покалывал лицо, и при каждом выдохе изо рта мальчика вырывалось белое облачко. Сокол посмотрел в сторону большого белого дома, видневшегося за деревьями. Там жил его отец. И тут он увидел отца. Фолкнер вышел из дома и направился к машине, стоящей у крыльца. Отец был одет необычно. Сегодня на нем было длинное темное пальто, полы которого развевались на ветру, и темные брюки. И Сокол вдруг почувствовал себя маленьким, слабым и одиноким.