Зови меня Шинигами

– Ты хочешь?
– Нет! – выдохнула Кира. Чересчур поспешно, чересчур громко.
Но это потому… потому что он всё не так понял, поменял знаки с минуса на плюс.
Нужно учиться не говорить коротко, а вообще молчать. Молчать в тряпочку, не задавать глупых вопросов. Чтобы не чувствовать себя потом полной дурой или ещё кем похлеще.
– Утром приду, – невозмутимо сообщил Ши и сиганул с подоконника вниз. Легко, без страха.
Подумаешь, второй этаж! Не третий же.
Приземлился твёрдо на обе ноги, даже не пошатнулся.
Зачем утруждать себя хождением по коридору, лестницам, вестибюлю, когда есть короткий путь? Раз – и на свободе.
Кира проводила Ши настороженным, полным сомнения взглядом. Сдёрнула с плеч рюкзак, поставила на единственный стул.
Если бы она ответила «да»? Вот интересно. Он бы остался и…
А-а-а-а-а! Что за мысли лезут в голову?
Укатился, и ладно. Тёмный колобок. Спать одной в номере в сто раз спокойнее. А от него у Киры по-прежнему мурашки по коже. Словно в самом напряжённом эпизоде фильма ужасов. Но надёжней спутника она навряд ли найдёт. Если нечисть предпочитает с ним не связываться, людей, когда он рядом, совершенно не стоит опасаться. В данной ситуации самое страшное – как раз он. Но и самое оптимальное.
Ши. Что за имечко? Никогда Кира не сможет воспринимать его серьёзно.
 
Глава 4
 
Время пришло
 
Когда всё началось, Кира могла сказать уверенно. Не назвать точно месяц, число и день недели, а соотнести с определённым событием. А если по датам, то в конце пятого класса, незадолго до того, как Кире исполнилось двенадцать.
С утра она себя чувствовала не очень хорошо, живот немного побаливал, и, в целом, какая-то вялость. Делать ничего не хотелось, особенно в школу тащиться. Но мама не прониклась несчастным Кириным видом, не поверила в недомогание. Объяснила обыкновенной ленью и чуть-чуть усталостью.
– Ну, Кирюш. Всего-то день осталось перетерпеть. Уже завтра выходной.
Тогда ещё Кира училась в гимназии, располагавшейся от дома на довольно приличном расстоянии. Двадцать пять минут не слишком быстрой ходьбы или три остановки на автобусе.
Обычно Кира ходила пешком, а тут свернула к остановке. Но на автобус она так и не села. Из-за человека, который прошёл мимо неё.
Высокий такой широкоплечий мужчина, средних лет. Кира не могла точно сказать, сколько ему. Потому что для неё тогда возраст старше восемнадцати казался действительно неопределённым, средним, между юностью и старостью.
Сначала Кира выдвинулась поближе к краю дороги, чтобы заглянуть поглубже в перспективу: не мелькает ли там нужный автобус? Потом отступила назад к стеклянному павильону остановки. Так спиной вперёд и отступила и едва не налетела на проходящего мимо человека.
Тот в последний момент сумел ловко обогнуть Киру. Она вскинула голову под влиянием извечного девчачьего любопытства: кого это она чуть не задавила? И чтобы извиниться, конечно. Человек тоже бросил на Киру мимолётный взгляд, и она торопливо отступила ещё на шаг, мгновенно забыв про вежливость. Потому что… потому что это был не совсем человек.
Сквозь привычные людские черты проступили совсем другие. Будто два изображения наложились друг на друга. Два слоя на одной фотографии. Верхний – самый обычный, а под ним таилось что-то загадочное, непонятное, страшное. Серая морщинистая кожа, приплюснутый, словно раздавленный нос, сильно выступающие надбровные дуги, глубоко под которыми прятались горящие синим глаза.
Кира ошарашенно смотрела вслед прохожему. Покрытый густыми тёмными волосами затылок на самом деле был абсолютно лысым, неестественно широким и тоже морщинистым и серым.
Любая нормальная девчонка на месте Киры помотала бы головой, протёрла глаза, чтобы избавиться от неприятного наваждения, списала бы галлюцинацию на плохое самочувствие или фильм ужасов, просмотренный перед сном, отмахнулась бы: «Вот ведь померещится!» – и продолжала бы спокойно жить дальше. Но Кира нормальной не была. Правда, тогда она ещё об этом не знала.
Кира, как заворожённая, двинулась вслед за странным прохожим.
Зачем? Знать бы самой. А с «почему» всё просто.
С головой у неё не в порядке. И с остальным тоже. Сейчас это как никогда понятно.
Прохожий шёл неторопливо, но уверенно, по аллейке, засаженной тремя рядами дубов, к парку. И Кира тащилась следом, на приличном расстоянии. И боясь, и изумляясь, и не в силах остановиться. И даже намекающе давящий на плечо ремень школьной сумки, взявший на себя роль угрызений совести, не образумил её. Словно там, на остановке, во время случайного столкновения Кира зацепилась за конец невидимой верёвки, которую прохожий нёс в руках, и теперь, хочешь не хочешь, послушно волоклась за ним, как собачка на поводке.
В парке в такое время пустынно, встретишь разве что одинокого бегуна или бомжа, совершающего водные процедуры на дальнем берегу большого пруда. Один такой как раз стоял на широких каменных ступенях, уходящих с невысокого берега прямо под воду, протирал мокрое лицо грязноватой, неприятной на вид тряпицей.
На длинной и толстой росшей почти абсолютно горизонтально ветке ближайшего дерева висела потрёпанная, вконец засаленная зимняя куртка и ещё какое-то барахло.
Прохожий двинулся по тропинке вдоль пруда. Крадущуюся за ним Киру он не замечал. Да и она старалась сильно не отсвечивать, не нагоняла, не выскакивала на открытые места. И по-прежнему не могла объяснить, зачем она преследует его, что она надеется узнать, каких добиться объяснений.
Бежать надо было. Прочь и подальше. Хотя сейчас-то Кира прекрасно осознавала: не в тот раз, так в другой, позже, гораздо или не очень, но она всё равно непременно вляпалась бы в подобное приключение. Наверное, она должна была обязательно это увидеть, уяснить, что существует другой мир, скрытый от большинства, но не менее реальный. И Кира имеет к нему непосредственное отношение.
Бомж не обращал внимания на прохожего, он уже давно не стыдился своего положения. К тому же он и не представлял, что у весьма приличного на вид человека есть к нему какие-то дела.
Береговая линия круто заворачивала, и Кира не пошла дальше, боясь, что её обнаружат, спряталась за старым деревом с толстым стволом. Непонятно откуда возникла уверенность: прохожий направляется именно к бомжу и сейчас непременно что-то произойдёт.
Прохожий не сбавлял шага, и Кира уже решила, что сейчас он проскочит мимо каменных ступеней, мимо по-прежнему игнорировавшего его существование бомжа, но всё-таки он свернул, резко, стремительно. Бомж не успел оглянуться, а прохожий быстро вскинул руки, ухватил мужичка за голову и с силой крутанул её.
Даже до Киры долетел глухой хруст, с которым разломились шейные позвонки.
В глазах на мгновение потемнело, содержимое желудка перевернулось, и Кире пришлось изо всех сил вцепиться пальцами в толстые складки древесной коры, чтобы удержаться на ногах.
Тело бомжа запрокинулось назад, ударилось о твёрдые ступени и даже подскочило немного, прежде чем застыть окончательно. Прохожий чуть отступил в сторону, чтобы не оказаться задетым, но не ушёл. Склонился над растянувшимся на камне мертвецом, присел на корточки и положил ладонь ему на грудь. Кажется, именно на то место, где несколько секунд назад ясно ощущалось биение сердца.
Но, может, оно и сейчас ещё билось. Совершало последние толчки, не веря, что уже нет смысла, трепыхалось в агонии. Уже не живое, но пока и не до конца мёртвое. И Кирино сердце вторило ему, готовое вот-вот остановиться. От страха.
Прохожий не шевелился и руки не убирал, и его скрытая внешность проявлялась всё ярче, растворяя в себе нормальные человеческие черты. А тело под рукой как будто начало сдуваться, оседало, темнело, морщилось, с каждой секундой становясь всё больше похожим на высохшую древнюю мумию. А потом по нему побежали синие огоньки, едва заметные при дневном свете.
Прохожий распрямился, отодвинулся, пламя вспыхнуло, целиком охватив мертвеца, и через несколько минут от бомжа остались только изломанный силуэт, нарисованный на каменных ступенях белёсым пеплом, да куртка, траурным флагом висящая на ветке. А жуткая внешность опять спряталась под привычной человеческой. Едва просматривалась. Для Киры. Остальные наверняка бы её не разглядели, приняли бы прохожего за самого обычного мужчину средних лет.