Чужое лицо
Ровно два месяца назад в Москве корреспондент «Вашингтон геральд» случайно встретил на Новодевичьем кладбище помощника начальника Генерального штаба СССР полковника Юрышева. И этот Юрышев сказал ему, что хочет бежать на Запад. За этот побег, за то, чтоб мы вывезли его из СССР, он готов передать нам все секреты советского командования. И он назначил срок побега – в начале октября, когда у берегов Швеции сядет на мель советская подводная лодка, он уходит в отпуск, уезжает в Кировскую область, в какой-то заповедник «Разбойный бор» и в течение этого отпуска ждет от нас сигнала. Поэтому всю первую половину октября мы сидели как на иголках и ждали эту подводную лодку. Но ее не было, мы решили, что дело сорвалось, и отпустили вас. Но сегодня ночью эта лодка появилась. Она села на мель именно у берегов Швеции, командир лодки говорит, что это случайность, что у них испортилась навигационная аппаратура и так далее. Но мы-то знаем, что это вранье, это было запланировано еще два месяца назад, хотя никто не знает, зачем им это нужно. Знает Юрышев, знает не только это, он знает все о военных планах СССР. И сегодня этот Юрышев – одно лицо с вами, Роман, смотрите. – Мак Кери вытащил из кармана конверт с подлинными фотографиями Юрышева, сделанными Стивенсоном на Новодевичьем кладбище. Действительно, с фотографий смотрело на них лицо Ставинского – такое же хмуро-решительное, волевое, с напряженным взглядом.
Сегодня в мире есть только один человек, который может вытащить этого Юрышева оттуда, – это вы. Вся операция готова, все документы у нас на руках, и уже пошел отсчет дней – с сегодняшнего дня в нашем распоряжении три недели, срок его отпуска. Вот и все, я вам все сказал. Конечно, трудно отсюда, от этого тепла и океана, ехать в какую-то Россию, но два месяца назад вы согласились на это сами, добровольно. И у нас уже нет времени искать вам замену. Вся операция привязана к вам.
– Вы зря приехали, Дэвид, – сказал Ставинский. – Позавчера вы отпустили нас, рассчитались. Теперь у меня уже нет никаких обязательств перед вашей организацией. Вы скажете, что прошел всего день, но иногда за один день случается то, чего ждешь всю жизнь. И со мной это случилось. Я люблю эту женщину, и ради нее я остаюсь в Америке. Скажем еще точнее: я люблю ее уже месяц, с того момента, как увидел, но до позавчерашнего дня я принадлежал вам. Позавчера вы сами расторгли наш контракт. И с этой минуты я уже вам не принадлежу, я принадлежу ей. Я не изменял вам, пока у меня был контракт с вами, тем более я не изменю ей. Это логично, не так ли?
– Может быть, это и логично, – сказал Мак Кери, – но есть вещи, которые…
– Послушайте, – перебил Ставинский. – Пока я не знал, кого я там должен подменить, пока это было тайной для меня, я еще думал, что за этим стоит что-то сверхъестественное. Какой-нибудь ученый с секретом новой атомной бомбы или академик Сахаров. Я гадал, кто это – сын Брежнева? Валленберг? Короче, я думал, что это будет какая-то сенсация, взрыв. А это всего-навсего какой-то вшивый полковник, который знает какие-то секреты Генштаба. Как говорят в Одессе, агицын трактор! Слушайте, я вам скажу: будете вы знать секреты Генштаба или не будете – Америка все равно проиграла Советам, уже проиграла. Они оторвали у вас полмира, и каждый день отрывают все новые и новые страны, и даже не отрывают – вы сами отдаете. Вы ведете себя, как богачи, которые хотят отделаться на улице от наглого нищего, – ладно, брошу ему дайм – пусть отстанет. А нищий все наглеет и наглеет – за даймом тянет из вас доллар, сто долларов, пальто, дом, машину, жену и, наконец, детей. А вы все отступаете и отступаете, вы хотите спрятаться от этого, хотите, как вот эти люди на этих яхтах, жить без проблем. Лишь бы сегодня вам было хорошо, лишь бы сегодня Советы не бросили танки на Бродвей, за это вы им отдадите и деньги, и зерно, и жену, и любовницу, и Кубу, и Израиль, и Европу, и даже эту Флориду. И поэтому вы проиграли – именно потому, что вы богатые, сытые, разнеженные своей легкой жизнью. Вам есть что отдавать день за днем. А что будет завтра – вы не думаете, не хотите думать. Предложите любому американцу такой выбор: сегодня выиграть в лотерее сто долларов или через пять лет миллион – и каждый вам скажет: дай мне сто долларов сегодня. А в СССР ежедневно каждый отдает государству все за обещания, что через двадцать, через тридцать, через сто лет будет такая жизнь, как у вас здесь. Они там были голодные вчера, голодные сегодня и будут голодные завтра, и поэтому они победят вас, голодный всегда сильней сытого, это закон природы. Вы обречены на гибель – через десять, максимум пятнадцать лет русские ребята будут петь «Шумел камыш» в вашем Белом доме. Так какая разница – узнаете вы их планы или нет. Как в одном еврейском анекдоте сказал один раввин девушке, которая пришла к нему перед брачной ночью: «Голая ты ляжешь к жениху в постель или в ночной сорочке, это уже не имеет значения – он тебя все равно трахнет». А если вы уж так хотите узнать планы СССР, так я вам их скажу не сходя с этого места – засоветить весь мир. Забрать у вас нефть, золото, заводы, землю, реки, города – все. Вы где-нибудь видели бандита, который идет грабить прохожего и забирает у него только половину? Если вы хотите узнать их планы, откройте Ленина, у него все изложено – свержение капиталистических правительств во всем мире. Вот и все. В России это знает каждый школьник. Но когда говоришь об этом вам, американцам, вы отмахиваетесь. Вы говорите, что русские эмигранты заражены комплексом ненависти к коммунистам и занимаются пропагандой. А коммунисты тем временем делают свое дело – за шестьдесят лет у них в руках уже больше, чем полмира, – от Китая до Югославии и от Вьетнама до Никарагуа. А вы все гадаете, какие у них планы. Смешно. Поэтому я никуда не поеду. Давайте есть креветки, пока они есть. Когда русские придут сюда, это все кончится. Но пока… Я уже тоже стал американцем, я хочу жить сегодняшним днем. Ваше здоровье! – Ставинский налил в бокалы холодное итальянское вино, но Мак Кери отодвинул запотевший бокал.
– Видите ли, Роман, – сказал он, – все, что вы говорили сейчас об Америке, может быть, и справедливо. Но не забывайте, что если русские действительно придут сюда, то Америка кончится не только для американцев. Она кончится для вас и для вашей дочери. Вы же понимаете, что русские в первую очередь прикончат эмигрантов из России. В лучшем случае всех вас просто загонят на Аляску в очередной ГУЛАГ. Если вы действительно любите Вирджинию и захотите вернуться к ней из России, мы вас оттуда вытащим. Вытащить простого зубного техника куда легче, чем полковника Генштаба, и к тому же у нас будет не какое-то время. А сейчас мы в цейтноте. Запомните: наша страна, Америка, дала вам гражданство, когда вы бежали из СССР. Она дала образование вашей дочери и сейчас подарила вам одну из своих лучших женщин. И эта же страна нуждается в вас, именно в вас и именно сегодня. Уж вы-то знаете, что такое советская угроза. Подумайте об этом и позвоните мне завтра в Вашингтон. До свидания, Вирджиния, извините, если я немножко испортил вам отдых. – Мак Кери поднялся из-за столика и, не оглядываясь, ушел по длинному причалу.
Ставинский и Вирджиния смотрели ему вслед. Флоридское солнце дрожало в бокале вина, которое не допил Мак Кери.
25
Весь день Ставинский не вспоминал о разговоре с Мак Кери. И Вирджиния тоже. На парусной яхте они уплыли далеко в океан («Сорок долларов в час, сэр, всего сорок долларов!»), затем обедали в кубинском ресторане («Очень острая кухня, Вирджиния, ну их к чертям!»), а вечером в ночном баре Ставинский остановился у телевизора, по которому передавали новости. «Советские войска в Анголе… Советские танки в Афганистане… войдут или не войдут советские войска в Польшу… Советская подводная лодка у берегов Швеции – есть ли на ней атомное оружие?..»
Ставинский махнул официанту и заказал себе двойную порцию чистой водки. Молча выпил и тут же заказал еще. После третьей рюмки Вирджиния остановила его: