Золотой Человек (СИ)
В городе, через ор людей, повсюду начал слышаться стук кирок, лопат и ломов по брусчатке. Совсем новой брусчатке, которую император подарил городу в честь его тысячелетия. Новые фонари, лавки, камни от тротуаров — все шло в дело, все это летело в тех немногих, кто призывал к порядку… пока только словами, наивно рассчитывая на что-то. Палка и камень, это убогое, но по-прежнему смертоносное с древних времен оружие, теперь было в руках у каждого человека. Получи он что-нибудь из этого, как сразу, прямо на майском ночном холоде, оголял грязное мускулистое тело, скалился и рычал, словно дикий зверь. Он готов был действовать. Мирных и спокойных людей, которые вышли сюда поначалу с плакатами и своими требованиями, оставались единицы. Они испугались серьезных дел и серьезных последствий, убежав обратно по своим домам, если было еще куда возвращаться. Они не хотели иметь ничего общего с этими зверьми, а их же потом и обвинят в том, что они поддались на внушение веридасской религии, нашли место для семи свитков, поверили в Истину. Нет… они просто не хотели крови. Восстание продолжалось без них, таким только и оставалось, что наблюдать, как по огненным разрушенным улицам бегают черные силуэты.
Ближе к часу ночи все началось по-настоящему.
Толпа стала организовываться маленькими кучками и пробираться в южную часть города через руины и уцелевшие улицы. Кто-то просто хотел посмотреть, что там, а кто-то уже знал и был готов. Какие только слухи не ходили, некоторые заговорили, что на стороне восставших снова появились отряды людей в черных мантиях, владевшие непонятной силой и то, что они одним щелчком поражают целые части веридасцев. Кто-то сказал, что Волуптас ввел свои войска в город на помощь восставшим, и многие даже верили в это, ведь до границы и дюжины миль не будет. Но не один из этих слухов не был правдив, кроме одного, самого страшного — в город вошли части третьей армии штаб-генерала Обручева… или, как его прозвали за войну двадцатилетней давности, генерал-мясник. Энтузиазма сразу поубавилось. К тому же вскоре эти слухи добавились тем, что с восточной черты города собирается наступать карательный отряд добровольцев из северного отделения Золотого Общества. Хороши просветители, ничего не скажешь.
Под угрозой быть раздавленными подобно стадным животным, люди начали формировать управляемые отряды, с избранным руководителем, названием, некоторые даже придумывали себе флаги, надевали повязки на руки. Был создан целый штаб сопротивления в уцелевшем крыле бывшего здания мэрии, где женщины и дети начали готовить зажигательные бутылки и складировать добытое оружие, щиты, палки, камни, спирт, бензин и хлеб — все то, что нужно было сейчас человеку. Ресурсы начали распределять по «фронтам», оружие и ящики доставали на вчерашних хлебовозках. Из маленьких отрядов формировали подразделения, а из них свои армии. Выстрелы и крики становились все ближе и ближе к центру города. Но были еще и такие люди, кто даже не слышал, что восставшие организовали собственную армию сопротивления. Они по-прежнему толпой бегали по улицам и громили все подряд, а кое-кто даже наживался на мародерстве.
Одна из таких групп забрела слишком далеко, в не очень широкую улочку прямо на границе северной и южной коммуны города. Дома на ней были высокие, прямо как представительные десятиэтажные небоскребы Централа. Они еще не тронуты огнем и в некоторых даже горел свет. Грабить то тут вроде и нечего было, но зато через нее можно быстро перебежать из одного квартала в другой — краткий путь к торговому району. Где-то около пятидесяти человек, почти без оружия как раз собирались проникнуть туда, сделать дело и уйти. Они почти прошли до середины улицы, как вдруг, на их несчастье, в самом ее конце появился небольшой отряд солдат третей армии. Они как раз завернули беглым маршем в эту улочку и уперлись в бунтовщиков. Солдаты, в серых летних форменных пальто до пола, красных погонах и беретах, под которыми виднелись напуганные, покрасневшие лица, слезившиеся глаза то ли от холода, то ли от недавней другой такой встречи. За спиной, на ремне у каждого по карабину. Толпа остановилась, с замиранием сердца уставившись на солдат, напуганных мальчишек, намуштрованных настолько, что даже пар изо рта выпускался у всех разом. Послышалась команда перестроиться и тут же солдаты из маршевой колонны перекрыли собой улицу, выстроившись в три шеренги. Тут же в домах на улице повсюду начал гаснуть свет, хлопать дополнительные деревянные ставни. У протестующих еще была возможность повернуть обратно и уйти в центр города, но один из них, здоровый кабан, встал вперед и обратился к своим.
— Ей мужики! Вы че, сдрейфили? Это ж зелень не стрелянная… да они палец на курок не положат, в штаны не намочившись. А ну ка, мужики! Возьмем свое! За свободу! Долой! Долой!
— Долой! — тут же подхватили его остальные люди, большинство из которых даже не стали думать о побеге. Поднялись красные плакаты, где краской были написаны дурные слова об императоре, поднялись горящие факелы и дубинки, у одного даже ружье, и толпа уверенно, почти маршем, направилась на детей. Вооруженный человек вышел впереди всех, направив ружье на солдат. Бойцы ни на шаг не отступали, они знали, что их держит сзади. Сердце билось так, что даже тяжело было вдыхать холодный ночной воздух. Глаза дрожали, некоторые их закрыли, не желая верить в происходящее. Солдаты из первой шеренги заметили, как вооруженный бунтарь, вставил в свое ружье два красных толстых патрона. Он сделал это как будто демонстративно, проверяя их нервы. Толпа знала, на что давить, она словно начала психологическую атаку, идя в шаг с одной скоростью и равномерно барабаня по щитам, слово-в-слово выкрикивая «Смерть. Смерть. Смерть». И, кажется, это начало действовать, бойцы стали переглядываться меж собой, кто-то хоть чуть-чуть, трусцой начал сдавать назад. Первая линяя «незаметно» отошла настолько, что уже начала теснить вторую.
Но теперь настал их черед. Перед отрядом сбоку вышел полненький офицер с тонкими прямыми усиками, в белой гимнастерке, темно-бордовом галифе и накинутом пальто. Поправив свою фуражку, он кивнул успокаивающе солдатам, которые с надеждой смотрели на него. Толпа не останавливалась, даже заметив то, что солдаты находятся под управлением отнюдь не «зеленого» человека. Офицер сделал два широких шага вперед и, поставив ладонями рупор, закричал в сторону толпы.
— А ну стой! Кончайте, устроили тут!
Толпа засвистела, и кто-то даже попытался докинуть камни до него, но пока что расстояние было слишком большое. Только два пути — назад и вперед, по бокам стоят дома, не дающие свернуть.
— Стоять! Не остановитесь, положим всех! Стоять!
Но протестующие и не думали останавливаться, они перешли на бег, обгоняя транспарант. Теперь это была настоящая орущая лавина, с огнем и мечем, с кирками, битами и прочим. Они мчались на солдат и те даже начали гудеть от страха вслух. Офицер отбежал в сторону, в правый бок от своих и махнул рукой какой-то жест. Первая линия тут же встала на колено и сняла карабин с плеча.
В толпе кто-то зажег бутылку с зажигательной смесью и уже замахнулся, чтобы бросить ее в отряд. Офицер махнул рукой, закричав.
Залп.
Громкое эхо отразилось по всей улице, так оглушительно, что даже простые жители в домах начали кричать. Выстрелила только первая линия. Послышался плач напуганных детей в квартирах, но все эти отдаленные звуки не шли ни в какое сравнение с тем криком и диким ором злости, которое с толпы обрушилось на ребят. Замертво упало всего два человека. Солдаты первой линии стреляли, зажмурившись, с силой вжав на курок и не отпуская его, словно палец примерз к холодной стальной жердочке. Никто не целился, в таком страхе на прицел в человека будет смотреть только истинное чудовище, но не двадцатилетний мальчишка. Один из убитых оказался человек, только-только собиравшийся бросить горящую бутылку. Он не успел. Бутылка упала прямо у его ног, и горючее разбрызгалось на рядом бегущих людей. Как сухое сено вспыхнули люди и побежали в разные стороны с диким криком от боли, страха, обреченности и злости. Человек с ружьем был ранен в ногу и выронил оружие куда-то. Оно сразу же исчезло… его кто-то подобрал и скрылся.