Запутанное течение (ЛП)
Он достал из холодильника коробку с тортом и поставил ее на стол. Открыв кухонный ящик, он вынул оттуда две, завернутые в розовую и зеленую бумагу, коробочки. Одна была плоская и прямоугольной формы, Другая — маленькая и квадратная.
— Вы не должны мне ничего дарить. Вы и так дали мне слишком много.
Я повторяла одно и то же каждый год, прежде чем открыть подарки, и каждый год он улыбался и, молча, наблюдал. Первой я открыла плоскую коробочку. Было такое ощущение, словно в конверте находились какие-то бумаги.
— Что это? Контракт на миллион долларов?
Я сморщила губы и повернулась, дотрагиваясь подбородком плеча — моя лучшая поза для обложки альбома.
— К несчастью, нет. Однако, твой голос звучит мягче последние пару дней. Возможно, эта особенность взросления сделает из тебя достойную рок-звезду.
— Правда? Я по-другому говорю?
Я пыталась сосредоточиться на печатном документе, лежащем передо мной, и сохранять спокойствие. Мои волосы посветлели, голос изменился. Конечно же, у дяди Ллойда начали появляться подозрения.
— О, Боже мой! — выпалила я, поняв, наконец, смысл слов на бумаге. — Это документ на мамин дом. Тут мое имя.
— Теперь это твой дом по праву.
Это была одна из миллиона других причин, почему дядя Ллойд был моим супергероем.
— Это… Это слишком. Я не могу принять…
— Яра, мы оба знаем, что дни мои сочтены. Мне совсем не нравится то, что ты вынуждена взрослеть так быстро, но мне нужно убедиться, что о тебе позаботятся, когда меня не станет.
— Вы обещали не говорить подобных вещей. Иначе они быстро сбудутся.
— Хорошо, — он сложил перед собой руки. — Как на счет очевидных вещей? Ты заслужила право на собственность этого дома уже давно. У тебя не было нормального детства, малыш.
Он был прав. Моя мама никогда не готовила, не делала уборку и не стирала. По сути, она никогда не делала и большинства из этого. Несколько дней она не вставала с постели, потому что была слишком уставшей. У нее было слабое сердце. Я думала, это моя вина, пока дядя Ллойд не рассказал правду. Я бы каждую ночь приходила к ее комнате, чтобы пожелать спокойной ночи, а она бы говорила мне, что ее сердце болит из-за меня и моего папы. Я почти не помнила своего отца. Он умер, когда мне было три, но в те времена он и я были воображаемой командой. Вместе мы причиняли боль маме.
После ее смерти мой дядя объяснил, что ее слабое сердце было таким по состоянию здоровья. При этом она была подавлена — что отличается от больного сердца — из-за смерти папы и от того, что не могла дать мне лучшую жизнь. Я все спрашивала, правда ли это.
B течение первых нескольких лет после переезда к дяде Ллойду, я каждый день ходила в свой старый дом, надеясь, что мама волшебным образом появится снова. Когда мне исполнилось тринадцать, мой дядя разрешал мне проводить выходные в одиночестве, когда я того хотела. В шестнадцать он позволил жить там одной постоянно, при условии, что я буду навещать его каждый день. Это был наш секрет, и если бы кто-нибудь спросил, то мне пришлось бы сказать, что я живу с ним. Но никто никогда не спрашивал.
Сейчас мне восемнадцать, и это уже никакой не секрет. Его место заняла новая тайна, которую мы не могли разделить. Мне приходилось скрывать правду от человека, который никогда ничего не скрывал от меня. Я бы вернулась через несколько дней и притворилась бы, что ничего не изменилось. Дядя Ллойд никогда бы не узнал об этой русалочьей ерунде, и мы бы могли вернуться к нашей обычной жизни.
— Спасибо, — сказала я. — Это много для меня значит.
Я помнила угрозу Трейгана прийти и забрать меня, если я задержусь, и мой пульс тут же участился. Я не хотела, чтобы он появлялся, не хотела объяснять дяде Ллойду, кто он такой. Мои руки тряслись, пока я торопливо разворачивала следующий подарок.
Это был кулон, сделанный из сероватого камня. Через его отполированную поверхность пробивались темно-красные жилки.
— Спасибо, он мне нравится, — сказала я в спешке, презирая Трейгана за то, что приходится второпях праздновать свой день рожденья.
Дядя Ллойд раздался своим глубоким, раздутым смехом.
— Ты не увидела самую приятную часть. Открой его. Это медальон.
Внутри надтреснутого камня я нашла фотографию своих мамы и папы. Они выглядели молодыми и счастливыми. Я поближе изучила бы отца, потому что для меня он был неким незнакомцем.
— Ох, — это все, что я могла сказать.
— Он тебе не понравился?
— Я бы предпочла, чтобы их фото было у меня.
— Яра, они твои родители. Они дали тебе жизнь. Всегда храни память о них.
Я закрыла медальон, потирая большим пальцем по гладкой поверхности.
— Что это за камень?
— Это старый морской камень. Защищает тех, кто xранит его у своего сердца.
Я не хотела оставлять его. Что если ему станет хуже, пока меня нет? Или что если… Я не могла даже думать о том, что потеряю его. Это была бы жизнь без солнца. Я протянула украшение дяде.
— Вы поможете мне надеть его?
Дядя Ллойд закреплял застежку, пока я держала волосы. Камень низко висел на моей груди, и я чувствовала кожей его холод. Когда я повернулась, чтобы поблагодарить его, у меня сильно закружилась голова и качнулась вперед.
— Осторожно, — он держал меня за плечи. — Ты в порядке?
Я несколько раз зажмурила глаза, пытаясь отогнать головокружение.
— Да, прости… просто слабое головокружение.
Хотя на самом деле оно было не слабое. Оттенки синего и красного вспыхивали в моем взоре, a мои конечности напоминали липких червей. Трейган говорил, что нам может стать плохо, если проводим слишком много времени не в воде. Если это то, что он имел ввиду, и вылечить это мог дым от водорослей на фестивале.
— Наверно тебе лучше присесть, — сказал дядя Ллойд.
— Я в порядке. Просто я не ела с тех пор, как… Черт, я не ела весь вчерашний и сегодняшний день.
Как я могла забыть о еде? Мой живот даже ни разу не урчал. Никакой боли от голода или других признаков. Если морские жители не ели, то я бы просто взбесилась. Я любила вкус еды и не хотела с ним расставаться просто потому, что я частично превратилась в рыбу.
— Должно быть, упал уровень сахара в крови. Как насчет торта?
Я заставила себя улыбнуться.
— Именинный торт?
— Лучший в своем роде, — он отрезал два кусочка и положил их на тарелки.
— Что? Без именинной песни? — передразнивала я, до сих пор чувствуя головокружение.
— Ты у нас певец, не я. Я бы не хотел мучить тебя в твой особенный день.
Он был прав. Пение не входило в число его талантов. Садоводство, резьба по дереву, починка лодок — это то, что он делал лучше всех.
Я воткнула свою вилку в первый кусочек торта, надеясь, что смогу его распробовать. Если я не чувствовала больше голода, не потеряла ли я чувство вкуса? Сыроватый кусочек из темного шоколада c застывшим сливочным кремом скользнул на мой язык. Упав, он разлился сладким, более глубоким, чем когда-либо, вкусом по всему рту.
— Ммм, — протянула я с удовольствием. — Это самый вкусный торт, который я когда-либо пробовала.
Определенно, я не потеряла свои вкусовые ощущения. Во всяком случае, они усилились… или же торт был слишком замечательный. Я не была уверена.
— Рад, что тебе нравится. Я заказал его в семейной пекарне в Кисе. Местные жители восхищаются тем, какая замечательная у них выпечка.
— Они не врут. Чертовски верно.
— Приятно слышать такие похвалы, — он ухмыльнулся, пока я заталкивала в рот кусочек, на котором было больше шоколада.
Я не могла поверить, как быстро я закончила. Я боролась с желанием облизать свою тарелку.
— Можно мне еще кусочек?
Он толкнул коробку через весь стол.
— Угощайся. Не хочешь отдохнуть? Ты выглядишь так, словно готова выбежать за дверь сию же минуту.
Чувство вины — странная штука. Мой живот заполнила тревога, окончательно отбив у меня аппетит. Hа оставшемся торте можно было прочитать «Счастливого Рождения, Яра», выведенное розовой глазурью. Слово «День» мы уж съели. Совпадение, потому что несколько коротких минут были всем, что я оставила своему дяде.