Севильский любовник (СИ)

— Нет, не знала, — заинтересовалась Марианна, отставляя бокал. Подалась вперед, зачарованно слушая историю этого необычного тореро.
Да, многие получали страшные шрамы и даже смертельные раны, но отвага и смелость этих мужчин, вступающих в схватку, зная, что могут остаться на арене навсегда, поражали и восхищали. Правда, не так много мест осталось и в самой Испании — все больше было запретов относительно корриды. Но ее популярность в этой стране сравнима разве что с популярностью в остальной Европе футбола.
Энрике то и дело подливал девушке вина, и она вскоре поняла, что еще бокал — и ему придется нести ее в гостиницу, а позориться на первом же свидании — это ведь свидание, не так ли? — не стоит. И при этом одиночество пустого номера пугало. Но разве могла Марианна позволить себе в первую же ночь остаться с этим мужчиной? Особенно, если хочет чего-то большего, чем курортный роман?
Эти мысли напугали ее, и пока Энрике продолжал свой рассказ, Марианна пыталась взять себя в руки и успокоиться. У нее и прежде были мужчины, она взрослая самостоятельная женщина, которая точно знает, чего хочет. И если она захочет провести ночь с этим испанцем — что в этом такого? Тем более, в этой стране весьма просто относятся к любви, и никого не смущает секс на первом свидании. Но почему-то Марианне не хотелось, чтобы Альмавива решил, что она легкомысленна.
Ароматы южной ночи кружили голову, голос Энрике завораживал, и хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. Как оживленно сейчас на улицах! Звучат песни, кто-то танцует прямо на мостовых, все кафе переполнены, слышится гул голосов, что похож на морской прибой… и хочется танцевать всю ночь напролет!
Но вечер заканчивался, и вот уже новая деталь мозаики — Марианна и Энрике стоят перед дверью ее гостиницы, и где-то неподалеку стонет и плачет гитара. Легкий поцелуй в щеку, долгий взгляд черных, как эта ночь, глаз, обещание встретиться здесь же завтрашним вечером. И он уходит, то и дело оборачиваясь, словно ждет, что она позовет его, заставит задержаться. Не отпустит.
Отпустила. Но знала, что завтра все будет иначе.
Марианна зашла в номер и устало сняла туфли, отбросив их в строну. Осмотрелась, словно впервые видела обстановку — когда заселялась, не обращала ни на что внимания, лишь бы скорее отправиться на экскурсию. Старомодная роскошь гостиницы — высокие кресла, широкая кровать, взбитые подушки, добротный стол с толстыми ножками и огромное зеркало на стене — поражала и немного давила. С балкона открывается вид на набережную — россыпь огней, темные здания, огромная луна, заливающая призрачным светом Севилью.
И где-то там красивый и галантный испанец, укравший сердце Марианны.
Ночью Марианна плохо спала — ей все казалось, что кто-то пристально смотрит на нее в окно из душной севильской ночи, пропитанной запахами мандаринов. С реки несло илом и влагой, и сны были очень тревожными — почему-то виделся мужчина в маске и широкополой шляпе, морды разъяренных быков, окровавленные плащи тореро, алые с золотым шитьем, на которых кровь почти не видна. И эти быки мчались по солнечным улицам Ронды, и летели под копыта им бархатные розы и желтые левкои, и женщины в длинных платьях с воланами поигрывали веерами, улыбаясь с балконов с решетками, и гитара стонала и плакала, и всадники на арене дразнили быков мулетами. И снова кровь — алые брызги на песок, и кажется, словно красная река течет по испанским городам… а у тореро в окровавленной одежде — глаза Альмавивы. И бедро его пропорото рогом взбешенного быка, и на боку — следы от удара, и гаснут его глаза, и плащ укрывает его с головой… И чинно вышагивают матадоры похоронной процессией. И ярко горит в синем небе желтый шар солнца. И бледно лицо Энрике, когда спадает с его тела плащ. И слышится рев раненого быка.
Марианна часто просыпалась, и под утро уже не легла — вышла на балкон, чтобы освежиться. После таких жутких снов она сомневалась в том, что идея попасть на корриду так уж удачна — если ей сейчас снились кошмары только после разговоров про бои быков, то что будет после самого посещения арены?
Но ведь сны… это всего лишь сны. Она переволновалась, еще и читала на ночь не слишком веселую книгу — Перес-Реверто и его роман про испанскую революцию оказались не лучшим выбором. Лучше бы она позависала в социальных сетях или созвонилась с подругой — Марианна еще вчера обещала ей рассказать про своего испанского ухажера, но сначала слишком устала, а потом… потом ей почему-то захотелось сохранить все подробности в тайне. Словно бы боялась сглазить. Все складывалось слишком хорошо, и слишком быстро развивался этот странный и жаркий роман.
Марианна стояла, встречая рассвет, и пыталась забыть о своих кошмарах. Но побывать в Испании и не оказаться на корриде… это казалось неправильным. Да и слишком мало остается в мире мест, где бои быков еще разрешены. Неизвестно, что будет с Рондой и Малагой, другими испанскими городами, что будет с мексиканскими аренами в ближайшем будущем, ведь все меньше остается поклонников этого действа, все меньше остается мальчишек, поступающих учиться на тореадоров, а ведь еще недавно почти в каждом селении, даже совсем небольшом, были такие школы. Вспомнилось, с каким удовольствием Марианна когда-то учила горячий пасадобль — танец, который имитирует корриду, вспомнилось, как познакомилась с Альмавивой во время уличных танцев.
День прошел в неспешных прогулках по городу и ожидании звонка Энрике. Он позвонил ближе к вечеру и не терпящим возражений тоном заявил, что заберет ее из гостиницы к восьми часам. Отключился до того, как Марианна могла бы отказаться. Она ощутила себя шестнадцатилетней девчонкой, которую впервые пригласили на свидание. Долго выбирала наряд и бижутерию, остановившись на красном коротком платье, выгодно подчеркивающем ее фигуру, и на гарнитуре из красных агатов. Волосы распустила по плечам, сбоку приколов заколку с изящной розой. Покрутилась перед зеркалом и осталась довольна своим видом.
Вечером снова были прогулки по набережной, снова Альмавива рассказывал о своей стране, и снова Марианне не верилось, что все это происходит на самом деле. Когда опустились серой шалью сумерки, Энрике повел ее в дымный и шумный бар, где в этот вечер танцевали фламенко. Бешеные аплодисменты посетителей сопровождали почти каждый номер — настолько зажигательно кружились на сцене танцоры. В их движениях виделась страсть и отчаянная жажда свободы, и черные глаза сверкали со смуглых узких лиц, и казалось, что Марианна оказалась в прошлом, когда по городам Испании ездили труппы с танцорами и повсеместно проводились традиционные бои быков, где матадоры доказывали мужество и смелость. И снова Энрике рассказывал о корриде и о самых известных матадорах.
— Ты покорила меня еще тогда, когда я увидел, как ты танцуешь, — прошептал Альмавива, придвинувшись ближе. Положил руку на ладонь Марианны, сжал ее пальцы, потом скользнул к обнаженному плечу девушки, огладил его. Вторая рука по-хозяйски обняла ее талию. Глаза мужчины горели страстью.
— Я думала, что никогда больше не увижу тебя, — она вздрогнула, когда Энрике будто невзначай скользнул по ее груди своими тонкими музыкальными пальцами, на миг задержавшись на ключице. Декольтированное платье давало мало простора воображению — впрочем, девушка специально сегодня надела именно его — вызывающе-короткое, почти полностью обнажающее спину.
— Когда я ушел, то тут же пожалел об этом, но когда вернулся туда, к уличному оркестру, тебя уже не было.
Теперь он гладил ее спину, и Марианна выгнулась, ощутив, как медленное пламя разгорается в ней, потушить которое сможет только этот мужчина.
— Мне кажется, на нас смотрят, — пробормотала она, замерев в объятиях Альмавивы. К черту смущение и сдержанность — она хочет этого мужчину, и если наступит своим чувствам на горло, то будет жалеть об этом. Пусть будет всего ночь жаркой огненной страсти, пусть — миг, но это стоит того. Потом, когда она вернется домой, у нее будут воспоминания, которые иногда больше целой жизни.