Семь дней страсти

Для Ланкастера не было ничего более мучительного, чем вечера в клубе в окружении накачанных виски, шумных и тучных джентльменов, наполнявших помещение дымом сигар и грубыми жестами.
Да, он любил женщин. И это была величайшая трагедия его жизни. Эмоции, которые он никогда не сможет забыть. Неизбежное ощущение того, что выбило из состояния равновесия.
Если бы он по-прежнему был обычным и невредимым, Ланкастер знал, какая жизнь у него была бы. Он ясно представлял себе яркие бурные сцены его жизни в пестрых тонах.
Он бы уже десятки раз влюбился, веря, что каждая женщина – самая любимая, будь то скромная девственница или пресытившаяся жена мужиковатого лорда. Он бы любил их всех, с удовольствием и основательно. А когда бы пришло время жениться, он бы любил свою жену, пусть даже в браке по расчету.
И все его ночи… Все его ночи были бы абсолютно разными. Часы удовольствия и дружеского общения. Смеха и тепла. Переплетение тел, рук и поцелуи.
Он бы отдал все, чтобы просто лежать рядом с женщиной и осязать эту ее близость. Чтобы его целовали и ласкали. Гладили и держали в объятиях.
Ланкастер закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на стальной обруч, сжимавший его грудь. Не важно, что и как могло бы быть. Он не был внимательным и заботливым любовником. Он был мужчиной, которому требовалось нечто более порочное.
Он думал, что мог бы контролировать себя рядом с Имоджин. Стиснуть зубы и игнорировать собственные потребности. Но с Синтией… с Синтией он потерял контроль при первом же поцелуе.
Но он не может хотеть ее подобным образом. Он не может позволить этого. И все же его тело непроизвольно напряглось от одной только мысли о ней, ее теле, подмятом под него, и руках, заведенных высоко над головой. Он хотел, чтобы все это повторилось. Ему хотелось взять ее прямо там, на песке, грубо, как порочную женщину.
Но это была его Син, и даже если бы он не был помолвлен, он не смог бы сделать этого с ней.
Ненавидя себя, Ланкастер медленно провел рукой по своему телу и взял в руки свою плоть. Ему было мерзко от мысли о том, чего он хотел, но это отсекало желания. Никогда.
 
Глава 8
Прижавшись лицом к скале, Ланкастер вздрогнул и попытался освободить пальцы.
– Прости, но не могла бы ты убрать ногу с моей руки?
– Что? – крикнула Синтия.
– Твоя нога! – завопил он.
Она бросила хмурый взгляд через плечо, словно не поняла его слов, но ногу, в конце концов, подняла. Ланкастер надеялся, что воющий ветер заглушил его стон.
– Давай поторапливайся, мы уже почти на месте.
– Мне не нравится это, – пробормотал Ник, посмотрев вниз.
До песка было около десяти футов. Ему не нравилась эта затея, но чувство вины возобладало над разумом. Чувство вины и вспыльчивый характер Синтии. И вот они здесь, сидят высоко на этой проклятой скале, а ветер изо всех сил старается сбросить их вниз.
– Син! Остановись! Это намного выше, чем мы предполагали!
– Я уже на месте! – донесся ее голос откуда-то сверху.
– Проклятие! – Ланкастер очень осторожно поставил ногу в следующую нишу в скале и поднялся выше. Если она собирается убить его, что ж, очень хорошо. Его братец сможет жениться на Имоджин Брандисс и спасти семью. Волна гнева помогла ему преодолеть последние несколько футов. Когда он поднялся на выступ, несколько камней сорвались и полетели вниз.
Пещера была не такой большой, как казалась, если смотреть на нее снизу. Синтия не могла выпрямиться во весь рост, и вместе им там будет довольно тесно. Ник сразу подумал о том, как близко они будут друг к другу, но она нарушила его крамольные мысли.
– Здесь что-то есть!
– Правда?
Несмотря на то что они охотились за кладом, он будет чертовски удивлен, если они найдут его.
– Минутку, – выдохнула Синтия. – Мне кажется… это…
Он пробирался следом за ней, когда она взвизгнула. Ланкастер покачнулся, а внутри все оборвалось.
– Синтия!
Он почти добрался до нее, когда она со сдавленным криком уперлась в него спиной.
– Что такое?
– Прости, я просто… Я вытащила это из ямы… – Она вся дрожала, указывая на смутный белый предмет размером примерно с его кулак.
– Что это? – Ланкастер наклонился ближе. – Кошачий череп?
– Я не знаю, что это, – Синтия подвинулась ближе, – но внутри еще есть немного… внутренностей.
– Внутренностей?
Синтия тщательно вытерла руку о свое платье.
– Почему бы тебе не подождать на солнышке, пока я проверю всю эту пещеру? – предложил Ник.
Это не заняло много времени. Еще несколько разбросанных костей, старое птичье гнездо и мышиный помет.
– Боюсь, здесь ничего нет.
Она кивнула, но в глазах читалось разочарование.
– Тогда пошли дальше. Может, нам следует разделиться? Так мы больше мест успеем осмотреть.
– Ни за что.
Когда Ланкастер подошел к ней и осмелился посмотреть вниз, то сразу пожалел об этом. Ему даже в голову не приходило, что спуск может быть страшнее, чем подъем. И веревка, обвязанная вокруг его пояса, была абсолютно бесполезна без дерева, к которому ее надо привязать. Ни одна из скал здесь не казалась достаточно прочной, чтобы выдержать ребенка, не говоря уже о двух взрослых.
– Я пойду первым, ты – за мной.
Синтия кивнула, и Ланкастер, сделав глубокий вдох, повернулся спиной к океану и опустился на колени. Спустившись на четыре фута, он выдохнул. Осталось не более трех ярдов.
– Давай, Синтия, медленно и осторожно.
Она спустила ногу с выступа как-то слишком свободно, по его мнению, потом секунд тридцать искала опору для ноги. У него заныли руки от желания помочь, он ждал, подспудно надеясь, что, если она упадет, он смягчит ее приземление.
Наконец Син нашла прочное положение и стала спускаться.
Юбки задрались еще выше. Показались краешки заштопанных чулок, потом мелькнули обнаженные бедра, дрожащие от напряжения. Спасибо миссис Пелл, что она починила эти чулки. Прошлой ночью ее голые ноги сыграли решающую роль в его фантазиях.
Стоя на выступе скалы и уцепившись в нее пальцами, Ланкастер забыл о высоте и начал думать о бедрах Синтии. Он прищурился, наблюдая, как солнце освещает шелковистую поверхность внутренней части ее бедер. Его взгляд проследовал выше…
– Отлично! – крикнула Синтия, отвлекая его от неучтивой мечтательности. – Теперь можешь спускаться ниже.
В конце концов, чувство вины погубило его. Голова закружилась, он вслепую шагнул вниз и ничего, кроме воздуха, там не обнаружил. Другая нога поскользнулась, потные руки оторвались от скалы. Он падал.
Ветер, свистевший в ушах, заглушил крик Синтии до плача испуганной птицы. Ее лицо становилось все меньше, а грохот волн – громче.
Потом все остановилось.
Мир остановился, но он был жив, несмотря на полное отключение звука, света и воздуха.
Воздух. Он не может дышать.
Его мозг взорвался от страха. Он не может дышать.
Он вдруг почувствовал, как вокруг его шеи затягивается веревка. Он хотел уцепиться за нее, но ему не хватало воздуха, чтобы поднять руки. У него горели легкие, потом эта боль перекинулась на шею. Он умирает. Опять умирает.
Ник. Звенящий колокольчик напоминал звучание его имени.
– Ник! – Теперь кричал хор голосов, каждый голос старался перекричать другой, разнося его имя на многие мили.
Что-то тяжелое опустилось ему на грудь. Вспыхнул свет, в легкие ринулся холодный воздух.
– Ник! Господи, Ник!
Парившее над ним темное пятно превратилось в неясное очертание обеспокоенного лица Синтии.
– Тебе больно?
Он хотел кивнуть, но только мотнул головой из стороны в сторону.
– Где?
Она подвинулась, осматривая его тело. Она прикасалась к нему. Он видел, что она прикасается к нему, но поскольку больше ничего не чувствовал, то мог позволить ей это. Просто знать, что ее руки покоятся у него на груди, потом скользят по рукам и ощупывают ноги.