Семь дней страсти

Мистер Тергуд совершенно не волновал Синтию, но она позволила затащить себя в комнату Ника.
Ник.
За эти несколько часов они оба, он и миссис Пелл, говорили о ее целомудрии, связывая это с браком. Неужели это единственное препятствие к этому соблазну? Ее несуществующая девственность?
Если она скажет ему правду, возможно, он удовлетворит ее любопытство. Или отшатнется в ужасе и потребует, чтобы она перестала позорить его приличный дом своим присутствием.
Маловероятно, но в ее жизни происходили и более странные вещи. Как она теперь знала, не стоит ожидать слишком много от джентльменов.
– Ну во, – миссис Пелл суетливо погладила плечо Синтии. – Прямо как по тебе сшито.
Синтия оторвалась от собственных мыслей, подняла глаза и увидела себя в зеркале.
– Прекрасно! – задохнулась она от радости.
За ее плечом улыбалась миссис Пелл. Темно-зеленый цвет оттенял бледную кожу Синтии, придавая ей мягкий жемчужный оттенок. Темные волосы казались еще темнее. Губы ярче. А вырез открывал плечи и ключицы.
Звуки шагов предупредили ее о появлении Ника еще до того, как в комнате прозвучал его голос:
– Прошу прощения, я не знал, что вы здесь.
И хоть на ней было вовсе не бальное платье с серебристым кружевом, плывущим за ней следом по ступенькам лестницы, Синтия улыбнулась, сделала глубокий вдох и повернулась к Николасу Кантри.
Ник споткнулся у порога, хотя здесь практически не было разницы в высоте полов. Синтия или какая-то удивительно повзрослевшая копия Синтии спрятала улыбку и нахмурилась.
– Привет, – пролепетал он. – Новое платье?
– Да.
Они во все глаза смотрели друг на друга. И дело было не только в платье. Ее волосы были уложены по-другому. Мягче и женственнее. Ее шея казалась длиннее, а плечи… более обнаженными.
– Мне надо проверить пудинг, – нарушила молчание миссис Пелл и заторопилась из комнаты.
Ник кивнул. Спустя несколько мгновений он понял, что все еще продолжает стоять и неотрывно смотреть на Синтию. Чтобы скрыть свое смущение, он улыбнулся:
– Новое платье должно поднять настроение.
– О да, – Синтия сцепила руки перед собой. – Прости, что мы заняли твою комнату. Просто здесь зеркало.
– Я понимаю.
Удивительно, но у Синтии появились бедра. Или просто в том огромном платье терялась талия? Об этом стоит подумать.
– Ну ладно, – пробормотала она, – я пойду.
– Нет! Подожди!
Синтия даже подпрыгнула от его неожиданно резкого тона, поэтому Ланкастеру пришлось улыбнуться.
– Я хотел поговорить с тобой. О поиске клада. О нашем поиске клада.
Синтия удивленно подняла брови, и Ник заторопился, чтобы она не перебивала его.
– Мне кажется, я должен взглянуть на дневник. Так сказать, свежим взглядом.
– В этом нет необходимости.
– Я не сказал, что это необходимо, просто я думаю, что это может помочь.
Синтия сложила руки на груди и упрямо вздернула подбородок.
– Синтия, позволь мне помочь. Ты сказала, что мы заодно, разве не так?
Ланкастер нахмурился. Синтия топнула ногой. Она была босиком, и Ник увидел крошечные розовые пальцы.
– Ты должен обещать, что, взяв журнал, не станешь проводить собственные поиски. Это я ищу клад, милорд.
Ланкастер, кивнув, продолжал смотреть на ее босую ногу.
– Ладно, – раздраженно согласилась Синтия. – Просто прочти его.
Николас наблюдал, как она пошла к себе в комнату, шлепая босыми ногами и покачивая появившимися бедрами.
– Иди сюда, – пригласила его Синтия, и он пошел следом за ней.
Синтия села на стул и открыла ящик стола.
– Вот он.
– Спасибо.
Николас взял дневник и почувствовал ладонью его шершавую обложку. Он не знал, что говорить. Разговор был закончен, но ему не хотелось уходить.
В тот момент, когда Синтия стала задвигать ящик стола, он заметил, что там лежит что-то еще.
– А что это там? Еще один рисунок? – Ланкастер протянул руку, и Синтия едва не прищемила ему пальцы.
– Ничего, – резко бросила она.
Это был еще один черновой набросок, выполненный мальчишкой.
– Похоже, что привычка шпионить за обнаженными купающимися жива в вашей семье.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой двоюродный дедушка. Это похоже на рисунок обнаженной женщины в море. Или мужчины. Не могу сказать точно, потому что волны доходят ей или ему до пояса. А все остальное… определить невозможно.
Соски присутствуют и у мужчин, и у женщин. Он заметил, что волосы у изображенной фигуры были похожи на морские водоросли. Русалка, что ли.
– Мне кажется, это мужчина, – огрызнулась Син.
– Не уверен. Плечи достаточно широкие, но это может быть всего лишь нарушение пропорций. Я помню, о чем сам думал в одиннадцатилетнем возрасте, и очень много мыслей было связано с голыми женщинами.
– Ты можешь идти.
Наверное, это была не очень подходящая тема для разговора. Ник очень медленно и неохотно повернулся и побрел из комнаты. Но на всякий случай не стал закрывать за собой дверь, если Синтия вдруг захочет пойти следом.
Во всяком случае, дневник теперь был у него. Ведь он за ним приходил в ее комнату. Но удивительно, у него было такое чувство, что руки пусты, когда он сел рядом с камином и мрачно уставился на обложку. В верхнем углу угадывалось написанное имя «Эдвард», хотя чем пристальнее он присматривался, тем оно казалось незаметнее.
Ланкастер провел пальцем по надписи и осторожно перевернул страницу. «Эдвард Мерриуэзер, – гласила первая страница. – Весна 1797 года». Странно думать, что члены семьи Синтии десятилетиями лазили по этим скалам в поисках обнаженных фигур. А может, веками.
Первые несколько страниц, похоже, целиком были посвящены окоту овец, потом шло восторженное описание сезона стрижки. Эдвард Мерриуэзер, как сын добросовестного землевладельца, должен был знать все, что касается выращивания и разведения овец, и ему нравилось обучение, к которому он подходил весьма основательно. Мальчик был рассказчиком от Бога, описав все так, что Ланкастер узнал картинку из собственного детства. Несмотря на то что о скалах не упоминалось еще страниц тридцать дневника, Николас был очарован описанием жизни Эдварда.
– Ник?
Голос Синтии прозвучал настолько неожиданно, что он выронил дневник. Она стояла всего в пяти футах от него, сцепив руки перед собой.
– Похоже, я еще ничего не нашел. Хотя твой дядюшка оказался гораздо лучшим писателем, чем художником. Прирожденный рассказчик.
Синтия немного сдвинулась с места, и Ланкастер с досадой заметил, что теперь она надела толстые чулки.
– Не составишь мне компанию до ужина?
Ланкастер показал на кресло напротив себя.
Синтия кивнула и села, подобрав под себя ноги. Ник взял дневник и постарался вернуться к повествованию, но поймал себя на том, что постоянно украдкой бросает взгляды на Синтию, чтобы понять, куда она смотрит: на него или на пламя камина. Но она смотрела только на пламя камина.
Ланкастер скрестил ноги и попытался изобразить серьезность, хотя уже третий раз читал одну и ту же строчку.
«Дождь залил северное поле. Одна овца утонула, и теперь ее ягненок погиб. Я нашел предлог, чтобы избежать разделки туши, хотя отец не заметил. Он был…»
– Я хочу кое-что рассказать тебе, – произнесла Синтия, освободив его от необходимости притворяться, что читает.
Он быстро захлопнул дневник и положил его на узкий столик слева.
– Что такое?
– Наш недавний разговор… – Синтия замолчала, теребя нитку, вылезшую из юбки ее нового платья. – Я хочу кое-что прояснить.
У нее покраснели щеки. А может быть, это у камина слишком жарко. Ланкастер перевел взгляд ниже, на грудь Синтии, чтобы увидеть, далеко ли распространился этот жар.
– Что касается сада, – торопливо начала Синтия, – то моя драгоценность уже сорвана.
У нее покраснела шея, краска стала спускаться ниже.
– Прости? Сад? Мне кажется, ты смешиваешь метафоры.
– Я думала, ты предпочитаешь их основательно перемешанными, – с раздражением в голосе фыркнула Синтия.