Пасынки судьбы
Олег Рой
Пасынки судьбы
Философская рождественская сказка
Глава первая,
из которой можно узнать кое-какие подробности из жизни ангелов-хранителей на Земле
Если бы в тот синий, морозный, истинно предновогодний вечер кто-нибудь увидел молодого человека, неторопливо шагавшего по Ильинке, то счел бы, что он ничем особенным не отличается от остальных прохожих. Ну разве что очень внимательный глаз смог бы обнаружить (и то пристально вглядевшись) одну небольшую странность. В тот день, как, собственно, и должно быть в рождественские каникулы, выдался сильный снегопад. В густом сумраке над городом медленно и плавно кружились крупные белые хлопья, мягко ложились на обледенелые тротуары, застилали стекла автомобилей c усиленно работавшими «дворниками», щедро осыпали одежду спешащих по своим предпраздничным делам прохожих. Но ни на длинном черном пальто молодого человека, ни на непокрытой голове не осело ни единой, даже самой маленькой снежинки. А во всем остальном – юноша как юноша. На вид лет двадцати трех, максимум двадцати пяти. Не очень высокий, но стройный. Длинные светлые волосы закрывали поднятый воротник и то и дело падали на лицо, из-за чего ему приходилось отбрасывать их назад характерным движением головы. Одет он был со вкусом и, пожалуй, даже с некоторым шиком: под незапахнутым пальто черная водолазка и темные стильные джинсы, на ногах черные сапоги с заостренными носами. На одной руке молодого человека была надета кожаная перчатка, другую перчатку он то ли снял, то ли забыл надеть, во всяком случае, так и держал в той же руке. Через левое плечо был перекинут ремешок небольшой сумки, висевшей у него на правом боку и имевшей несколько непривычную для подобных вещей форму – удлиненную, широкую вверху и слегка сужающуюся книзу, но, главное, не плоскую, как обычные борсетки, а объемную, словно предназначенную для того, чтобы носить с собой одновременно полдюжины книг карманного формата. Узкий ремешок украшала бляшка в виде чуть приплюснутой восьмерки – символа бесконечности.
Молодой человек шел не торопясь, вертел головой по сторонам и с восхищением разглядывал праздничную зимнюю Москву. Ему нравилось все: и снегопад, и яркая подсветка улиц, и улыбающиеся румяные Деды Морозы и Снегурочки на рекламных плакатах, и украшенные мишурой и гирляндами разноцветных лампочек лотки с фейерверками и подарками, и, конечно же, елки, множество елок всех мастей и размеров, встречавшиеся чуть не на каждом шагу, – от огромных пушистых елей из пластика, возвышавшихся на площадях, до совсем крошечных, разноцветных, серебристых или золотых елочек в ярко освещенных витринах магазинов и окнах кафе и ресторанов. Но все-таки больше всего юношу интересовали люди. Ловя долетавшие до него обрывки разговоров, он вглядывался в лица прохожих и с удовольствием замечал на них в основном радостное выражение: праздничное веселье, предвкушение долгих каникул, приятные предновогодние хлопоты.
В последний вечер накануне Нового года в центре столицы было особенно оживленно. У магазинов и ресторанов то и дело останавливались автомобили, из них выходили респектабельного вида мужчины и выпархивали яркие и беззаботные, как бабочки, женщины, одетые так нарядно и легко, словно на дворе был май. Прячась от снегопада, они спешили как можно скорее попасть внутрь и торопливо проскальзывали в гостеприимно распахивающиеся перед ними стеклянные двери.
Вместе с потоком прохожих молодой человек миновал Хрустальный переулок и вскоре оказался около красивейшего старинного здания одного из самых знаменитых торговых домов России. Ярко светившиеся в морозном вечернем сумраке витрины ГУМа так и манили зайти внутрь, окунуться в тепло, уют и праздничную суету рождественского шопинга.
Молодой человек остановился около одной из красочно оформленных витрин, заглядевшись на небольшую искусственную елку, изысканно украшенную одинаковыми, бордовыми с золотом, шарами.
– Ой, посмотри, какая прелесть! – прозвучал откуда-то сбоку от него звонкий девичий голосок.
Он оглянулся. Две юные подружки, обе в одинаковых курточках, только одна – в белой, а другая – в темно-зеленой, тоже рассматривали витрину и любовались венчавшей елку маленькой фигуркой ангела.
– Смотри, какое у него личико, какие крылышки – с ума сойти! Умираю, хочу такого же ангелочка! Обожаю ангелочков! Как думаешь, они продаются? – щебетала та, что в светлой куртке, она была повыше ростом.
– Понятия не имею! Пойдем посмотрим… Но вообще, не забывай, мы тебе за платьем пришли, – отвечала ее невысокая спутница. – А то я тебя знаю! Как начнешь рот разевать по сторонам, хочу то да хочу это, – так и забудешь обо всем на свете.
Девушки шагнули в вертящуюся дверь, и молодой человек двинулся следом за ними. Он обогнал подружек и, обернувшись, заглянул им в лицо – сначала одной, потом другой, – но они не обратили на него никакого внимания. Их уже околдовал волшебный мир яркого света, праздничной суматохи, сочных красок и изысканных ароматов.
Юноша неторопливо двинулся вдоль по линии, иногда замедляя шаг и оглядываясь вокруг. Но его внимание привлекали не названия фирм и марок, не по-новогоднему украшенные витрины салонов и бутиков и не ассортимент товаров. Он смотрел только на людей. Задумчивые карие глаза медленно и привычно скользили по лицам многочисленных оживленных покупателей; продавщиц в форменной одежде, ухитряющихся сохранять вежливость и внимательность, несмотря на усталость; строгих, коротко стриженных охранников, которые, расправив плечи и сложив руки за спиной, бдительно обозревали вверенное им пространство. Взгляд юноши останавливался на каждом новом лице, напряженно сосредоточивался на некоторое время и, словно разочаровавшись, следовал дальше в поисках очередного лица. И хотя поведение молодого человека можно было бы счесть несколько странным и даже, пожалуй, невежливым, тем не менее оно ни у кого не вызывало недовольства. Никто не настораживался, не отворачивался неприязненно, не бросал в ответ недоуменного или подозрительного взгляда. Даже постоянно находящимся начеку охранникам, казалось, не было никакого дела до того, что их так пристально рассматривают.
Только однажды безмолвный призыв юноши не остался незамеченным. Навстречу ему вскинулись другие глаза, ярко-голубые и чистые, точно апрельское небо в солнечный день. Такой взгляд бывает только у маленьких детей – взор, не замутненный еще печалями, заботами и мыслями, которые надо скрывать от других. Взгляд человека, привыкшего радоваться миру.
Впрочем, в тот момент обладатель небесно-голубых глаз совсем не радовался. Наоборот, его румяное пухлощекое личико было печально, носик забавно наморщен, а губки надуты. Ясно было, что еще минута – и сидящий в прогулочной коляске малыш зайдется в отчаянном реве.
Догадаться о причине его переживаний было несложно – на мраморном полу рядом с коляской валялся забавный глазастый лягушонок, очевидно, только что выпавший из рук малыша. Ребенок тянулся к своей игрушке, но никак не мог ее достать, а его молодая рыжеволосая мама в изящной белоснежной шубке, красиво облегавшей ее стройную фигурку, не замечала этого. Стоя у витрины с косметикой, праздничная распродажа которой бойко шла в киоске посреди линии, она выбирала помаду, проводила пробниками на кисти руки и была так увлечена своим занятием, что ничего не замечала вокруг.
Молодой человек подошел к малышу, присел на корточки и потрепал его по выбившимся из-под съехавшей набок шапочки вихрам.
– Совсем тебя забросили, да? Не грусти, сейчас я помогу твоему горю.
Поднявшись на ноги, он сделал шаг к молодой женщине, встал у нее за спиной, положил ей руку на плечо и что-то негромко сказал на ухо. Но, как ни удивительно, мама малыша совсем не оскорбилась такой фамильярности, словно ее и не заметила. Во всяком случае, она не вскрикнула возмущенно и ничего не сказала молодому человеку, даже не посмотрела на него, а лишь слегка вздрогнула, быстро взглянула на своего ребенка и вернула помаду продавцу.
