Круг

— Франсис? О да! Был щедр на похвалы. Вообще-то, это редкий случай, учитывая его характер. Он сказал — цитирую: «Яблоко от яблони недалеко падает».
Мартен заметил, что Марго покраснела от удовольствия, и подумал, что был таким же в ее возрасте — отчаянно нуждался в признании и одобрении. Как и он, Марго прятала ранимость за бунтарством и показной независимостью.
— Я побежала, — сказала она. — Доброй охоты, Шерлок!
— Подожди! Ты знаешь Юго?
Дочь Серваса обернулась, и он понял, что она насторожилась.
— Знаю, а что?
Он сделал неопределенный жест рукой.
— Да так… Он тоже говорил о тебе.
Марго подошла ближе.
— Думаешь, Юго виновен, папа?
— А ты как считаешь?
— Он — хороший парень, это все, что я знаю.
— «Парень» дал тебе ту же характеристику.
Сервас понял, что она с трудом удерживается от других вопросов.
— Клер Дьемар вела у тебя занятия?
Девушка кивнула.
— Какой она была?
— Умела сделать свой предмет интересным… Студенты ее ценили… Мы не можем поговорить позже? Я действительно опаздываю.
— Ладно, но попробуй коротко описать ее характер.
— Веселая. Экспансивная, восторженная, очень красивая. Немного закрытая, но суперклевая.
Он кивнул, и Марго пошла прочь. Сервас понял, что расстроил ее.
Он пробирался через толчею в холл, попутно разглядывая пробковые доски с короткими объявлениями об обмене всего на все и разных услугах. Все как в его времена, только неизвестно, прячутся ли за деловыми сообщениями те забавные поэтичные записочки, которыми увлекались его соученики.
Сервас достал из кармана жужжащий мобильник и взглянул на экран. Звонила Самира.
— Слушаю тебя.
— Кажется, мы что-то нашли.
— Что именно?
— Ты велел не зацикливаться на мальчишке, так?
У Серваса участился пульс.
— Не тяни.
— Пюжоль вспомнил одно дело, которое вел много лет назад. Нападение и изнасилование молодой женщины у нее дома. Он нашел фамилию через ППД… и вытащил протокол из архивов.
Программа составления процессуальных документов. Допотопное программное обеспечение, из которого все сыщики доставали свои протоколы. Опасно неповоротливая, ее давным-давно следовало бы заменить. Сервас ждал продолжения рассказа, глядя на резвящихся в рассеянном сером свете лошадей, породистых, легких, подобных небесным созданиям.
— Этого типа неоднократно сажали за сексуальную агрессию по отношению к молодым женщинам, а один раз — за изнасилование в доме жертвы. Он орудовал в Тарбе, Монтобане и Альби. Его имя — Элвис Констанден Эльмаз. Судимостей у него без счета: в двадцать пять его дюжину раз брали за торговлю наркотиками, насилие при отягчающих обстоятельствах, кражи… Сейчас ему двадцать семь. Он хищник. От методов, которыми действовал Эльмаз, холодеет спина: он болтался на сайтах знакомств, находил там будущую добычу… — Сервас вспомнил вычищенную почту Клер. — В две тысячи седьмом, в Альби, он встретился с очередной жертвой в общественном месте, угрожая ножом, привел ее к ней домой, привязал к батарее, заклеил рот скотчем, отобрал банковскую карточку и вынудил назвать пароль. Он изнасиловал женщину и пригрозил убить, если она на него заявит. В другой раз, в Тарбе, он поздно вечером напал на женщину в парке, связал и запер в багажнике машины, но почему-то передумал и выбросил ее в кусты. Просто чудо, что он пока никого не убил…
Самира замолчала, видимо, собиралась с мыслями.
— …если исключить… Короче говоря, в этом году он вышел из тюрьмы.
— Угу.
— Но есть одна загвоздка…
Сервас услышал позвякивание ложечки по чашке.
— Похоже, у нашего местного Элвиса надежное алиби на вчерашний вечер. Он подрался в баре.
— По-твоему, это железное алиби?
— Нет, но его перевезли в Рангей на «Скорой». В двадцать два ноль-ноль он был в отделении неотложной помощи. Короче, Эльмаз до сих пор в больнице.
Двадцать два ноль-ноль… В этот момент Клер была уже мертва, а Юго сидел на бортике бассейна. Мог ли Элвис Эльмаз успеть вернуться в Тулузу и затеять ссору, чтобы обеспечить себе алиби? И было ли у него в таком случае время и возможность подсыпать Юго наркотики?
— Его и правда зовут Элвис?
Чэн хихикнула в трубку:
— Ответ — да. Я справлялась, Элвис — распространенное в Албании имя. В любом случае этому мерзавцу скорее подходит «Jailhouse Rock», чем «Don’t Be Cruel». [16]
— Ну да, ну да, — пробормотал Мартен, не уверенный, что правильно понял каламбур.
— Что дальше, патрон? Мне с ним побеседовать?
— Ничего не делай, я сейчас приеду. Убедись только, что его не выпустят из больницы на волю.
— Не беспокойтесь, я оседлаю засранца, как лобковая вошь. — Иногда подчиненная Серваса злоупотребляла крепкими выражениями.
  
Интермедия 1
 
Надежда
 
Надежда — наркотик.
Надежда — психотропный препарат.
Надежда возбуждает сильнее кофеина, ката, [17] мате, кокаина, эфедрина, эритропоэтина, [18] стимуляторов и амфетаминов.
Надежда ускоряла ее сердечный ритм и частоту дыхания, поднимала кровяное давление, расширяла зрачки. Надежда стимулировала работу надпочечников, обостряла слух и обоняние. Надежда скручивала ее внутренности. Накачанный надеждой мозг регистрировал все с небывалой остротой и четкостью.
Спальня…
Чужая, не ее. На одно крошечное мгновение она подумала, что проснулась у себя, что бесконечные месяцы в подвале — всего лишь ночной кошмар. Что наступившее утро вернуло ее в прежнюю жизнь, в чудесную, обыденную повседневность… но это была чужая комната.
Эту незнакомую комнату она видела впервые.
Утро. Она осторожно повернула голову и увидела, как свет разгорающегося дня проникает в щель между шторами. Будильник на ночном столике показывал время — 6.30 утра. У противоположной стены стоял зеркальный гардероб, и она могла видеть свои ступни, ноги и лицо — лицо маленькой, перепуганной, прячущейся в темноте зверушки.
Рядом с ней кто-то спал…
Надежда вернулась. Он уснул и забыл спустить ее в подвал прежде, чем перестанет действовать введенный наркотик! Она не поверила своим глазам. Ошибка, он наконец-то совершил ошибку — первую и единственную за много месяцев неволи. Это шанс! Она почувствовала, что у нее вот-вот разорвется сердце, что ее хватит инфаркт.
Надежда — исступленная, безумная надежда — воспламенила ее мозг. Кровь стучала в ушах, но она все-таки повернула голову в его сторону.
Он спал крепким сном. Она отстраненно и спокойно смотрела на лежащее рядом крупное обнаженное тело и не чувствовала ни ненависти, ни влечения. Она давно миновала эту стадию. Ни коротко стриженные, вытравленные перекисью волосы, ни темная бородка, ни покрытые татуировками руки, напоминающие вторую — чешуйчатую — кожу, больше не притягивали ее. Она вздрогнула, заметив на лобковых волосках следы высохшей спермы, но это не шло ни в какое сравнение с теми рвотными позывами, которые терзали ее в самом начале. Эта стадия тоже миновала.
Надежда удесятеряла силы. Ей вдруг страстно захотелось вырваться из этого ада. Стать свободной. Как много противоречивых эмоций… Она увидела дневной свет впервые со дня похищения. И плевать, что через окно и сквозь шторы. Она впервые проснулась в кровати, а не на земляном полу темного подвала. Первая спальня за месяцы, а то и годы плена…
Этого не может быть. Что-то случилось.
Но ей нельзя отвлекаться. В комнате становилось все светлее. Он может проснуться в любой момент. Больше у нее такой возможности не будет. Страх вернулся, как удар под дых.
Решение было. Убить его. Сейчас, немедленно, прямо здесь. Разбить голову лампой. Но она знала, что, если промахнется, он ее тут же скрутит, потому что он силен, а она слаба. Два других решения: найти оружие — нож, отвертку, что-нибудь еще, но тяжелое или острое.