Тысячи ночей у открытого окна

Тем не менее Джейн и Хью Ллойд никогда не рассматривали возможность переезда, несмотря на то что их образ жизни обходился им слишком дорого. Им были по душе устои прошлого, и они слишком в них увязли, чтобы что-то менять. Джейн в детстве читала сказки, а когда выросла – исторические любовные романы эпохи Регентства, поэтому переезд в этот прелестный дом в георгианском стиле в Риджентс-парке для молодой невесты был воплощением давней мечты. Даже несмотря на то, что с тех пор эта мечта несколько увяла, как, впрочем, и она сама, Джейн все еще старалась поддерживать образ жизни, который она считала достойным.
Даже то, что во время трапезы они с мужем сидели на приличном расстоянии друг от друга, нисколько ее не смущало. В любом случае, муж редко с ней разговаривал, а когда это случалось, обращался к ней с таким снисхождением, что это непременно портило ей аппетит. Вот и сейчас при взгляде на мужа ей уже не хотелось есть, настолько неприглядным был его облик: после последнего сердечного приступа он напоминал ходячего мертвеца, и никакая диета с пониженным содержанием жиров не улучшала его состояния. Он сидел, в три погибели согнувшись над тарелкой, и напоминал ей большую подбитую птицу, нехотя клюющую зерно.
– Я сдала квартиру на втором этаже в доме номер четырнадцать, – начала Джейн, взяв салфетку и расправляя ее на коленях. Ответа не последовало, но она продолжила:
– Женщине из Америки с двумя детьми. Надеюсь, пустить в дом детей не было ошибкой с моей стороны. У матери вполне приличная мебель, и мне не хотелось бы, чтобы ее испортили. Ты же знаешь, любая царапина может снизить ее стоимость. Хью, ты меня слышишь?
Проглотив кусок и вытерев рот салфеткой, муж кивнул с выражением бесконечной скуки на лице.
– Большая часть мебели была вывезена, когда в доме оборудовали три квартиры, насколько я помню. – Он презрительно фыркнул. – А та, что осталась, не представляет особой ценности. Так что на твоем месте я бы не беспокоился.
Джейн ощетинилась. Не представляет ценности, подумать только! Он вообще понимает, сколько сейчас стоит винтажная мебель начала XX века? Конечно, она не настолько ценна, как, например, мебель XIX века, которая досталась Хью в наследство от предков.
– Тем не менее мебель в квартире, где поселилась семья О’Нил, стоит несколько тысяч фунтов, и мне не хотелось бы, чтобы ее испортили непослушные дети.
– Если ты так над ней трясешься, зачем ты их вообще туда пустила? – искренне удивился Хью.
– Ты же знаешь, что не так-то просто найти жильцов на короткий период времени. Надо сказать, нам повезло с этими американцами. Они собираются прожить там год или чуть больше. Конечно, было бы лучше, если бы они сняли квартиру на более длительный срок, но… – тут она вздохнула, – никто не знает, сколько времени мать еще проживет в том доме.
Хью в ответ лишь хмыкнул и снова принялся за свой неаппетитный ужин.
Джейн нахмурилась. Он никогда не хотел обсуждать ее мать. Впрочем, и собственных детей тоже. Все, что его интересовало, – это его ужасная коллекция марок, по которым он просто сходил с ума. Тем не менее несмотря на то, что он уволился из банка много лет назад, ум его оставался таким же изощренным и он по-прежнему следил за тенденциями на рынке и ценами на недвижимость. А именно последнее занимало все мысли его жены в тот вечер.
– Не знаю, сколько еще смогу разрешать матери жить в той квартире. Ей уже так много лет. В таком возрасте жить одной просто непозволительно.
– Дело же не в том, что ты позволяешь ей жить там одной, не правда ли, дорогая? Совершенно определенно, что вопрос тут в другом.
Джейн поерзала на стуле, словно в сиденье был гвоздь.
– Ну, должна же она, наконец, проявить благоразумие. Может быть, впервые в жизни?
– Ха! Скорее снег пойдет в июле, чем Венди Форрестер проявит благоразумие.
Джейн нахмурилась, думая о том, что одержимость матери волшебными историями всю жизнь заставляла ее стыдиться. Впрочем, не всю жизнь. Она еще помнила ранние годы детства, когда мать сидела на ее кровати в детской и рассказывала чудесные истории о волшебной стране Нетландии. Маленькая Джейн даже мечтала попасть на магический остров в компании Питера Пэна. Однако разница между ней и ее матерью заключалась в том, что когда Джейн выросла, она поняла, что мечты и сказочные истории – это лишь плод воображения. А когда мать постарела, она снова впала в детство и, к сожалению, уже не могла отличить вымысел от реальности.
– Просто не знаю, что и делать, Хью, – посетовала она. – Действительно не знаю. Она слабеет на глазах. Я очень о ней беспокоюсь.
– А разве к ней не приходит сиделка? Та самая, с лошадиным лицом?
– Сестра Джеркинс. Да, каждый день приходит. Должна признать, весьма надежный работник, несмотря на то, что ее услуги весьма дороги. Но мне не хочется, чтобы мать оставалась одна по ночам.
– Она ни за что не согласится, чтобы ночью с ней кто-нибудь находился, – заметил Хью.
– В этом-то вся и проблема, разве не так? – Она тяжело вздохнула, отодвинула тарелку и потянулась за бокалом с вином. – И все из-за этих бредовых идей с Питером Пэном. А теперь, когда в доме появились дети, я вообще боюсь, что она потеряет остатки разума. Помнишь тот случай с детьми Макмилланов?
Лицо Хью помрачнело, и он тоже машинально протянул руку за бокалом вина – единственным, который он обычно позволял себе за ужином. Упомянутый эпизод касался двух соседских детей, которые приходили в дом номер четырнадцать послушать сказки, которые рассказывала Венди. Миссис Макмиллан утверждала, что ей просто повезло, и она пришла вовремя, чтобы предотвратить несчастье. Венди, видите ли, разрешила детям прыгнуть с высокого камина, чтобы научиться летать. Джейн пришлось задействовать весь свой дар убеждения, чтобы отговорить женщину обращаться к адвокату.
– Ну, просто надо держать ситуацию под контролем, согласна? – изрек Хью.
– Но я же не могу сидеть там весь день, чтобы следить за матерью, – жалобным голосом протянула Джейн. – Ей нужен надлежащий уход. Профессиональный уход. – Она некоторое время помолчала. – Причем постоянный.
Хью несколько секунд крутил бокал в пальцах.
– Но ведь интернаты для престарелых с медицинским уходом довольно дороги… Сколько она унаследовала от твоего отца?
– Достаточно. Ну, или почти достаточно. – В голосе Джейн слышалась явная горечь. – Каждый раз, когда я думаю, какой обеспеченной она могла бы сейчас быть, у меня внутри все кипит.
– Вот только не надо снова затевать эту песню.
– Но я ведь правду говорю. Если бы она не растратила состояние отца на этот отвратительный приют для мальчиков в Лондоне, который ей взбрело в голову основать, не было бы сейчас никаких проблем и она могла бы себе позволить полное медицинское обслуживание или пребывание в интернате. На себя она не потратила ни фартинга.
– Да, так и есть. Эта женщина – сплошная загадка. Тем не менее твоя мать вполне бы могла позволить себе проживание в обычном интернате для престарелых, если бы согласилась туда перебраться. Но, конечно же, об этом не может идти и речи. Поэтому всякое обсуждение этой неприятной темы абсолютно бесплодно.
– Ты упустил самое главное, – сказала Джейн, откидываясь на спинку стула.
– Сомневаюсь. Речь ведь всегда об одном, разве не так? Деньги твоей матери… или их отсутствие. – Раздражительность Джейн росла с каждым выпитым глотком вина. – Все дело в том, что мать в прошлом приняла несколько неразумных решений и продолжает проявлять упрямство, отказываясь переезжать из дома номер четырнадцать в дом престарелых. Согласись, в ее преклонном возрасте это сущее безумие.
Хью одарил ее кривой саркастической усмешкой, заставившей Джейн пожалеть о том, что она неудачно выразилась. В конце концов, все знали, как Венди называли за глаза.
Джейн сидела в напряженном молчании, а ее муж закурил сигарету – единственная привычка, от которой он упорно не хотел отказываться. Пытаясь успокоиться, она разглядывала столовую, которую обожала за ее богатый стиль. Конечно, этот дом, как и большинство старых домов, был холодным и сырым. Укутанная в шарф, она невольно ежилась при виде облупившейся краски в углах, потрепанных краев обюссонского ковра и истончившихся нитей шелковой обивки кресел с рисунком в виде пчел – символа империи Наполеона, от которой она приходила в восторг тридцать лет назад. Без сомнения, содержание этого дома в надлежащем виде требовало огромных расходов. Возможно, следовало бы все же продать его или разделить на несколько квартир, которые можно было бы сдавать, как сделала в свое время ее мать.