Орден для поводыря
Наш зарубежный гость, принуждаемый любвеобильным сотником, тоже пытался петь. Хотя бы гласные тянуть. Только слов, в отличие от меня, он не знал, так что получалось забавно. Еще смешнее стало, когда Мангдай стал переводить субалтерну смысл того, чему тот пытался подпевать. Наверняка ни до, ни после этого дня тайджин никогда более не пел песню о русском казаке. То-то у него глаза квадратными сделались. Хотя черт его знает. Чужая душа – потемки. Тем более что наш доктор утверждал – у монголоидов вообще души может и не быть.
Был казак тот еще молодой,Да к тому же еще холостой,Эх, дощечка-доска, подвела казака —Не дошел он до дому весной.Тут Безсонов заплакал. Это помню. И даже знаю почему. Наверное, дом вспомнил. А китаец принялся что-то хлюпающему носом гиганту втолковывать. И похоже, сотник даже его понимал…
Принтц сцепился языком с Барковым. Спорили до хрипоты о Божьем промысле в свете расового вопроса. Корнилов торговал водкой с зайсанами. После бесславной гибели Турмека и большей части его «эскадрона» огромные земельные угодья остались без хозяина. Мангдай с Могалоком уже мысленно прибрали бесхозное, а тут коварный хорунжий с бочонком спиртного. Гилев с Хабаровым что-то тихонько обсуждали с Костровым у костра. А Артемка кормил остывшим мясом казачий хор. И только мне совершенно нечем было заняться. Или я просто не помню?
Просыпался долго и как-то трудно, раздельно. Сначала глаза открылись, потом мозг заработал. И то с помощью матерящегося Геры. Нашел себя на толстенной, пахнущей каким-то животным кошме, в бревенчатом пороховом складе.
Похмельный синдром во всей его красе. В голове – бяка, во рту – кака. По телу словно бульдозер полночи катался, и слабость такая, будто бы вторую половину темного времени суток я тот механизм сам и толкал.
Слава богу, взрослым людям не нужно изобретать лекарство от этой, одной из самых распространенных в Сибири хвори. Всего-то и делов – встать, пройти пару сотен шагов до края оборонительного вала к нашему лугу и там отыскать хотя бы граммов тридцать того отвратительного самогона, что мы глыкали вчера. Обычный житейский подвиг с достойной наградой.
Труднее всего – встать. Мир качается, внутри организма кто-то завелся и пытается вылезти через рот. Еще и дерется, лупит, гад, по черепу. Как ему только мозги не мешают? А вот это ты, Герочка, врешь! Есть у меня мозг. Где-то ведь ты, тварь глумливая, прячешься…
Еще труднее – идти. Земля, что ли, какая-то пьяная попалась? Что это она покачивается? Землетрясение? А что, может, и так. В начале двадцать первого века эти места так тряхануло, что асфальт на Чуйском тракте буграми и трещинами пошел. Больше семи баллов по какой-то там шкале. Были бы тут постройки капитальные – одни руины бы остались…
Останавливаться – легко. Топ ногой, и все. Стоим, на валяющегося у высокого колеса орудийного лафета китайского офицера смотрим. И сами над собой прикалываемся. Смотри, гость, блин, из будущего, на свою страшную китайскую армию. Ждал целый полк? Так вот он весь. Белый, боящийся пошевелиться маленький тайджин, да еще где-то в погребе четверо его отважных, избитых и связанных солдат. А ты чего ожидал, носатый варвар? Что для разборок к черту на кулички, на самый край огромной империи, тебе армию из Пекина пришлют? Этот безымянный богатырь и без того страху на местных князьков нагнать сумел. То-то Мангдай потом над ним измывался, за пережитый ужас рассчитывался.
Это ты мне и пытался еще вчера объяснить, Герочка? А оно мне вчера зачем было? Что бы я с этим делал? Братался бы с нарушителем государственной границы? Или расстрелял его, оккупанта? Я и сейчас-то не знаю, как поступить. По-хорошему бы снять пушки с бастионов да снести этот пресловутый караул Кактын Табатты. А потом и пикеты за границу выдавить. Чтобы не таскался по русской земле невесть кто.
Только, боюсь, купцы этому совсем не рады будут. Им с кем торговать-то останется? С теленгитами? Так их тут тысячи полторы и есть всего. И то включая древних старцев и новорожденных детей. Гилеву с товарищами китайские купцы нужны и монгольские князья. Те, кто много покупает и еще больше продает. И если я тут резвиться начну, поедут сюда торговые люди? Вот и я думаю – вряд ли.
Но и спуску маньчжурам давать нельзя. Каким бы там ни был этот самый караул, но стоит он на моей земле. А в нем иноземные солдаты.
Как же громко топает часовой на наблюдательной вышке. Прямо по мозгам сапогами – топ-топ-топ, топ-топ-топ. Будто в барабан бьет. Китаец вот и уши пытается ладошками прикрывать, а все равно достает этот грохот.
Я побрел дальше. Еще и старался спину прямо держать. Положение обязывает. Не дай бог кто увидит, какая развалина вместо бравого губернатора из сарая выползла. Болтать всякое начнут…
Зря понарыли тут всяких валов. Нормальному чиновнику ни пройти ни проехать. Лестницу бы хоть, что ли, устроили…
Кое-как спустился. Нашел обломок копья и с его помощью…
Вся честная компания была уже в сборе. Подбежал Артемка с рюмкой и кусочком лепешки. Затараторил:
– А мы-то вас будить не стали, вашество. Все ужо с рассвету туточки, лечацца…
Дрогнувшей рукой, пролив несколько капель на траву, я взял лекарство. Поморщился от ядреного сивушного духа, но таки уговорил себя принять микстуру. Выдохнул, глотнул, потянулся к хлебу. Пойло огненной волной обрушилось в отравленный организм. Стал считать. Как всегда, на «девяти» подобное вылечило подобное.
Совсем уже другой походкой подошел к остальным командирам экспедиции. Поздоровался. Посетовал, что нет лимона.
– К чему вам сей фрукт, ваше превосходительство? – удивился Миша Корнилов.
– Восполнить в теле дефицит витамина Це, конечно, – еще больше удивился я. Неужели опять вперед прогресса тороплюсь и они о витаминах еще ничего не знают?
– Что, простите? – тут же заинтересовался Барков.
– Александр Александрович, – укоризненно протянул я, – уж кому, как не вам, знать, что спирт вытесняет из клеток тела витамин и воду. Оттого с похмелья этакая-то жажда.
– Как вы сказали, ваше превосходительство? Витамин Це? Что же это за зверь такой?
– Аскорбиновая кислота. Витамин Це. Вы бы, доктор, поменьше всякими глупостями нерусских графов увлекались, а больше труды современных ученых изучали. Кислота сия и жар в теле усмиряет, и за обмен воды в теле ответственна. Недостаток же ее в организме и к цинге привести может.
– И что же, по-вашему, цингу лимоном можно исцелить?
– Лимоном, или луком, или вот хотя бы капустой квашеной…
– Ой, – пискнул Артемка. – А Астафий Степаныч как ушел к купцам за капусткой, так и застрял где-нито…
– Хорошо бы сейчас капустки, – мечтательно выдохнул хорунжий.
Принтц промолчал, но, как, впрочем, и я, сглотнул обильную слюну. Стоило только представить кисленький вкус на языке…
– Позвольте, Герман Густавович, я запишу имя этого великого ученого, – приготовив обрывок какой-то бумажки и карандаш, снова принялся домогаться меня врач. – Того, что открыл эту… кислоту и ее влияние на жизненные процессы.
– Аскорбиновую, господин Барков. А имени я, к сожалению, не помню. Плохо запоминаю имена. Но вы можете сами проверить мною прочитанное. Кислота эта и в хвое молодой содержится, и в лесных ягодах.
От допроса с пристрастием меня избавило явление потерявшегося Безсонова. Он поставил бочонок у ног моего денщика и, склонив голову, подошел ко мне.
– Виноват я, Герман Густавович, – прогудел он. – Грех на душу взял. Китаёза-то трофейный преставился вчерась…
– Да-а-а?
– Сидел вродя, как все, песни с ним пели. Разговоры разговаривали. А то он вдруг побелел весь, обвис… Прямо на руках у меня… Да и окочурился парнишка. Моя в том вина. Штоб мне, дурню, мозгой не раскинуть, что мальчишечке много хмельного во вред, поди, пойдет…