Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?
Харботтл заметил на лице Пленмеллера не одно только удивление. Обошлось без мелодраматической дрожи, однако лицо застыло, мускулы напряглись. В следующую секунду рот скривился в презрительной ухмылке.
— Опять Скотленд-Ярд! — процедил Пленмеллер. — Доброе утро, джентльмены! Чем могу быть полезен?
— Я хотел кое о чем вас спросить, — произнес Хемингуэй, сама любезность. — То, что я вас увидел, большая удача. Хотя здесь многовато людей. Может, пройдем в кабинет заведующего?
— Я полностью в вашем распоряжении. Прямо через дорогу находится паб «Голова короля». Сдается мне, заведующий банком не одобрит вторжение в его кабинет. Если не возражаете подождать, пока я обналичу чек, то…
— Это займет минут двадцать, а я тороплюсь. Уверен, заведующий не станет возражать. — И Хемингуэй подтолкнул Пленмеллера к стеклянной двери.
Тот оглянулся, увидел у себя за спиной инспектора Харботтла и вопросительно взглянул на Хемингуэя, подняв брови.
— Это так срочно? — небрежно промолвил он.
— Я подумал, что вы сумете объяснить мне кое-что… — Хемингуэй открыл дверь и втолкнул Пленмеллера внутрь.
Заведующий восседал за широким двухтумбовым столом, рядом с ним уже находился кассир, с которым разговаривал Хемингуэй. Заведующий смотрел поверх очков, недовольный появлением трех непрошеных гостей.
— Мистер Пленмеллер? — удивленно воскликнул он, взглянув на Хемингуэя и Харботтла, а потом на карточку, которую передал ему кассир. — Старший инспектор… Хемингуэй? Вы ко мне?
— Собственно, это у мистера Пленмеллера к вам дело, — ответил Хемингуэй. — В понедельник он отдал вам на хранение пакет и теперь хочет показать мне, что в нем. Держите его, Харботтл!
— Но как вы узнали, шеф? — спросил Харботтл, оставшись наконец наедине со старшим инспектором.
— Ничего я не узнал, — возразил Хемингуэй. — Рискнул, вот и все.
— Рискнули? Вот уж нет! — на лице Харботтла появилось выражение, свидетельствовавшее о предчувствии неладного. — Неужели опять все свалите на свое чутье?
— Я не обязан раскрывать перед вами душу. Не обязан, но раскрою: чутье плюс кое-что еще. Собственно, это «кое-что» должно было прийти мне в голову гораздо раньше. Вчера я сказал начальнику полиции, что в Лондоне занялся бы проверкой индивидуальных сейфов. Даже не знаю, почему сразу не подумал про банковскую ячейку.
— Вас отвлекли посторонней болтовней.
— Вероятно. Если вы тоже станете болтать, то горько пожалеете!
— Сэр, неужели из моих слов, что Пленмеллер вошел в банк, вы сделали вывод, что он хранит там «кольт»?
— Не совсем, — признался Хемингуэй. — Стоило вам это сказать, меня осенило: когда я столкнулся здесь с ним утром в понедельник, он только что вышел из банка. Я сопоставил факты, поразмыслил и счел возможным положиться на свой инстинкт.
— Господи! — воскликнул инспектор. — А что было бы, если бы Пленмеллер не оставлял в банке никакого «кольта»?
— Ничего. Я все равно арестовал бы его. Но как только он меня заметил, я понял, что был прав. Пленмеллер хороший актер, однако, увидев меня в банке, испытал сильный стресс.
— Но так вломиться! — не мог успокоиться Харботтл, всегда уважавший закон. — Ворваться без разрешения в кабинет заведующего отделением банка, наврать ему о намерении Пленмеллера показать вам содержимое пакета, которого могло вообще не быть в банке! Надо было, по крайней мере, заготовить ордер…
— Это тот самый случай, когда я соображаю быстрее вас, Хорас. Попробуйте раздобыть ордер для обыска в банке! Во-первых, вам понадобятся неопровержимые доказательства, во-вторых, как вы заставите заведующего признать, что он получал от подозреваемого пакет? Вам потребуется особое предписание, а потом еще трехдневное ожидание его исполнения. Тем временем Гэвин Пленмеллер догадался бы о вашем замысле и придумал какой-нибудь хитрый ход. Нет, правильнее было одним ударом вывести его из равновесия!
— Ничего бы он не придумал! — возразил инспектор. — Мы бы наблюдали за ним и за банком.
— Разумеется. Только вы, Хорас, забыли одну вещь, Нет, даже две.
— Что я забыл? — нахмурился инспектор.
— Все, что слишком долго тянется, плохо заканчивается. Если бы не ваше глупое предубеждение против театра, вы бы это знали. А главное, — самодовольно добавил Хемингуэй, — с субботы у меня начинается двухнедельный отпуск. Как было не поторопиться?
