Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?
Миссис Хасуэлл, видевшая, что Делия смотрит на часы, похлопала ее по руке и улыбнулась:
— Не беспокойтесь за малышку, дорогая! Уверена, миссис Мертон глаз с нее не спустит.
Делия зарделась и издала неуверенный смешок:
— Простите! Я не хотела… Так, привычка.
Абигейл Дирхам, очаровательная девушка с копной каштановых волос и широко распахнутыми серыми глазами, взглянула на нее с интересом, который проявляла к любому, кто оказывался с ней рядом.
— У вас ребенок? — спросила она.
— Да, девочка. Но я о ней не беспокоюсь, то есть я…
— Вы сами за ней смотрите? Это не очень хлопотно?
— Что вы, ничуть! Конечно, от нее не отойдешь, но мне это нравится.
— Тогда заводите следующего, — посоветовала миссис Хасуэлл.
— Мне кажется, ребенок — такое удовольствие! — заявила Абби с серьезным, задумчивым видом. — Однако не хотелось бы быть скованной по рукам и ногам.
— От этого никуда не деться. Ваш старый писака сковывает вас еще больше, вы же не возражаете! — вмешался Чарлз.
— Это разные вещи. У меня строго определенная продолжительность рабочего дня.
— Держи карман шире! — отмахнулся Чарлз. — Вечно вы задерживаетесь на час, если не больше, потому что он, видите ли, добрался до середины главы или ему вздумалось поручить вам подготовку к его новому безумному приему.
Его мать, не выдавая того обстоятельства, что ей открыли глаза, объяснила:
— Абби — секретарь Джеффри Силлофа. Правда, интересно, Делия?
— Вот так новость! — воскликнул Кенелм. — Расскажите нам про него!
— Ужасно милый! — радостно ответила Абби. — Уехал на две недели в Антиб, и я наслаждаюсь отпуском.
Миссис Хасуэлл, привычная к речам молодежи, стоически перенесла столь небрежный отзыв о выдающемся литераторе. Чарлз и Линдейлы проявили полное понимание в отличие от Гэвина Пленмеллера, с трудом сдержавшего тошноту и вкрадчиво попросившего объяснить, в каком это смысле Силлоф — милый.
— А вот и миссис Клиберн со сквайром! — объявила миссис Хасуэлл и встала, приветствуя вовремя подоспевших гостей. — Как мило, Эдит! Бернард, разве Розамунда не придет?
Сквайр, коренастый мужчина, выглядевший старше своих шестидесяти лет, ответил, пожимая руки:
— Снова жалобы на головную боль. Передает через меня извинения и обещает быть к чаю. Вряд ли на это стоит надеяться, но я на всякий случай оставил для нее машину.
— Жаль! Вы ведь знакомы с миссис Линдейл и ее мужем?
— Да, конечно. Рад вас видеть, миссис Линдейл! И вас, Линдейл. — Он перевел взгляд глубоко посаженных глаз на теннисные корты. — Уорренби нет? Тем лучше, можно обсудить историю с Речным комитетом. Где Генри, Аделаида?
— Надеюсь, он появится до вашего ухода, — сказала миссис Хасуэлл. — Хотя если речь зайдет об этой утомительной истории, то лучше уж… Впрочем, это не мое дело, обсуждайте с Генри. По мне, хлопот полно, а толку ноль.
— Очень хочется избежать неприятностей, — вступила в разговор миссис Клиберн. — Конечно, нас это тоже не касается, но, сдается мне, было бы нехорошо поручать этот новый Речной комитет кому-либо, кроме Драйбека. Он ведь всегда занимался комитетом по дренажу. Иначе он обидится, особенно если вместо него назначат Уорренби. Впрочем, я не должна высказывать своего мнения.
— Ну-ну, невелика важность! — усмехнулся сквайр. — Послушаем, что скажет Хасуэлл.
— Отец не поддержит Уорренби, сэр, — вставил Чарлз. — Начнем с того, что он не обидит Драйбека.
— Чарлз! — одернула сына мать, предостерегающе указывая взглядом на корт.
— Во-первых, мама, оттуда не слышно. А во-вторых, он постоянно ставит Уорренби на место. Тот буквально во все здесь сует свой нос!
— В этом ваш отец не одинок, — вмешался Гэвин. — Я тоже выступлю против Уорренби. Не сомневаюсь, Уолтер поступил бы так же: он всегда всем мешал.
Сквайр бросил на него хмурый взгляд, но промолчал. Кенелм Линдейл, закурив и аккуратно воткнув спичку в землю, произнес:
— Я бы тоже постарался не обижать Драйбека, но, по правде говоря, ничего не знаю об этом Речном комитете.
— А ведь вы — владелец участка речного берега! — удивился Чарлз. — В свое время здесь бушевал комитет по дренажу речки Раши и еще один — по речке Крейл, которая…
— Да ладно вам! — с улыбкой прервал его Кенелм. — Я знаю, где протекает Крейл. Мне также известно, что два прежних комитета по дренажу слились в единый комитет по речным делам. Я интересуюсь той половиной комитета, что занимается Крейлом. У нее есть кандидат на юридического представителя?
— Человек, защищавший их интересы, ушел на пенсию, — сообщил сквайр. — Советую ознакомиться с почтой. Если хотите, я вам ее продемонстрирую. Хотя нет, я уже отправил ее вам, Гэвин. Лучше верните!
Он отвернулся и завел разговор с хозяйкой дома. Вскоре составились новые пары теннисистов: сквайр и миссис Клиберн сменили Чарлза и Абигейл, отправившихся вместе с Гэвином и миссис Хасуэлл играть в легкомысленный «безумный крокет». Чарлз утверждал, что это единственная понятная ему версия крокета.
Чай подали под вязом на восточной лужайке. Теннисисты присоединились к остальным, доиграв свои партии, и стали расхваливать достоинства миссис Хасуэлл как хозяйки, так удачно приготовившей для них кофе со льдом.
Примерно в половине шестого к компании присоединилась миссис Эйнстейбл, оставившая машину на подъездной дорожке и появившаяся на восточной лужайке из-под увитой розами арки. Миссис Хасуэлл встала и поспешила ей навстречу.
— Прошу прощения! — воскликнула гостья. — Не отказывайте мне в чае по причине опоздания, а то я заплачу! Чай не слишком горячий? Какой очаровательный сад! Нас замучила тля.
— Дорогая, у вас нездоровый вид, вам показан постельный режим! — Миссис Хасуэлл, держа ее за руку, внимательно к ней пригляделась. — Вы уверены, что здоровы?
— Да! Просто мой обычный приступ мигрени. Сейчас мне уже легче. И довольно об этом: Бернард так за меня волнуется!
Ее слова подтвердились: сквайр поспешил к ним и впился взглядом в лицо жены.
— Дорогая, тебе лучше? Я надеялся, что ты уснешь.
— Так и было, Бернард, я поспала, и это так мне помогло, что я не смогла пропустить прием у Аделаиды. Прошу тебя, дорогой, успокойся, со мной все хорошо!
Он молча покачал головой. Миссис Хасуэлл не слишком благосклонно отнеслась к его тревоге. Розамунда Эйнстейбл, пусть и была моложе его на десяток лет и не имела никаких серьезных недугов, никогда не могла похвастаться крепким здоровьем. Она отличалась хрупким сложением, любое физическое усилие лишало ее сил, а главное, мучили сильные головные боли, заставлявшие многочисленных врачей беспомощно разводить руками. Розамунда уже отчаялась выявить их причину и с усмешкой повторяла, что изрядно потратилась на то, чтобы подняться вверх по Харли-стрит, и теперь осталась без сил и без средств, чтобы спуститься. Она, что называется, жила на нервах, не способных напрягаться. У нее за плечами остались две войны, причем в Первой мировой она тысячу раз стояла на краю могилы, зная, что в любой вручаемой ей телеграмме могло сообщаться о гибели ее мужа в бою, а Вторая мировая война лишила ее единственного сына. Друзья пророчили, что она не оправится от этого удара, но ошиблись: Розамунда посвятила себя поддержке и ублажению сквайра, чья гордость и надежда остались где-то в пустыне Северной Африки. Казалось бы, после смерти наследника они оба должны были отказаться от борьбы за выживание поместья, обедневшего из-за финансовых тягот одной войны и почти обанкротившегося из-за следующей. Однако, как повторял со значением своим знакомым юридический консультант сквайра Тэддиас Драйбек, происхождение давало о себе знать, так что сквайр продолжал планировать и изобретать, будто готовился передать поместье обожаемому сыну, а не племяннику, которого плохо знал и совсем не любил.
Миссис Хасуэлл, усадив подругу в удобное кресло и подав ей чай, который был для страждущей лучшим лекарством, вспомнила о такте и перестала намекать бедной Розамунде, что это не лучший ее день. Впрочем, напоминания были излишни: глаза бедняжки болезненно блестели, худые щеки заливал лихорадочный румянец, искусственную веселость ее фальцета было трудно вынести. Хотелось надеяться, что сквайр всего этого не заметит. О его наблюдательности оставалось лишь гадать: традиция и темперамент требовали от него умения скрывать чувства.