Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

— Тридцать семь человек?
— Одиннадцать, — поправил Харботтл.
— Восемь, Хорас. Если ни одно не подойдет, я заинтересуюсь вашими тремя фермерами, а пока мне есть чем заниматься, не беспокоя людей, которые вряд ли узнали бы Уорренби, столкнувшись с ним на улице. Пусть Карсторн проведет обычную проверку, и не надо навешивать на бедного старика Нарсдейла те стволы, чьи владельцы не спускают с них глаз. — Хемингуэй помолчал, а потом добавил: — Лучше нам не наступать друг другу на пятки и не вызывать к себе неприязнь. Сам я завтра утром отправлюсь в Торнден, побываю у викария. Скажите Карсторну, что я заберу у викария ружье, если нужно будет. А он пускай начнет с оружия сквайра, Линдейла и молодого Хасуэлла. Карсторн малый с головой, но все равно предупредите его, чтобы действовал учтиво, особенно со сквайром. Больше всего нас интересует вероятность попадания оружия в руки тех, кому оно не положено.
Инспектор кивнул.
— Вы собрались к викарию? — спросил он.
— Да. У меня отличный предлог — его ружье.
— Карсторн проверил его алиби, оно вроде бы в порядке, шеф.
— Потому мне и нужен предлог. Если судить по рассказу полковника, то преподобный Энтони Клиберн — тот человек, который раскроет мне всю подноготную здешнего высшего общества. Пока я был вынужден выслушивать миссис Миджхолм, считающую, будто Уорренби убил Линдейл, потому что миссис Линдейл ею пренебрегает, трусишку Драйбека и Пленмеллера, которого постоянно тянет острить. В общем, у меня голова идет кругом. Хотите узнать подробности деревенской жизни, Хорас, — обращайтесь к викарию! Конечно, вам эти поучения ни к чему, вы лишены способности развязывать людям языки, а все почему? Предпочитаете пиву безалкогольную сарсапариллу — вот причина!
— Что в бумагах Уорренби, сэр? — холодно произнес инспектор.
— Ничего важного. Возможно, завтра мы найдем что-нибудь у него в конторе, хотя это сомнительно.
Инспектор с кряхтением сел, подождал, пока Хемингуэй соберет бумаги, и сказал:
— Меня кое-что настораживает, шеф.
— Уже во второй раз за сегодня. Прогресс! — одобрительно отозвался Хемингуэй. — Валяйте! Я мучаюсь неизвестностью!
— С тех по, как нам сказали, что стреляли, вероятно, из винтовки калибра 0,22, я не перестаю об этом думать. Мне кажется, что нести такое оружие на плече или под мышкой — большой риск. Вдруг столкнешься с кем-нибудь по пути? Но, глядя на вас с Пленмеллером на улице, шеф, я подумал, что если бы он засунул оружие себе в левую штанину, то никто, зная о хромоте, не заподозрил бы его.
— Неплохо, Хорас! А теперь ответьте: зачем Пленмеллер отнес винтовку домой и вернул в оружейный шкаф, а не утопил в реке или не подбросил в чей-нибудь двор? Оружие досталось ему в наследство от брата, сам он не стрелок — чему я верю, потому что, во-первых, не дурак и не станет кормить полицию враньем, которое легко опровергнуть, а во-вторых, я заметил на ружьях в его оружейном шкафу ржавчину. Если бы Пленмеллер сказал, что не знает, где это ружье, и понятия не имел, что оно пропало из шкафа, то было бы трудно доказать, что его не украли. А украсть могли! Дверь там запирается только на щеколду, а экономка у Пленмеллера глухая. — Хемингуэй встал и взглянул на мраморные часы над каминной полкой. — Я отправляюсь спать и вам советую.
Инспектор встал, внимательно посмотрел на начальника и, обращаясь к вазе с пампасной травой, задумчиво произнес:
— Если бы мне пришлось объяснять, чем хороша эта моя работа, я бы не сумел!
— Если воображаете, будто Би-би-си пригласит вас в свою программу, то напрасно. Этого не произойдет.
— Не понимаю, как Сэнди Грант проработал так долго! — буркнул Харботтл.
— Все просто, Хорас: он знал, что если будет держаться меня, то получит повышение.
— Да, ваших помощников быстро повышают, — неохотно согласился Харботтл.
— А как же! Представление к повышению — единственный способ от них избавиться. Все, немедленно спать!
На следующее утро инспектор Харботтл отправился в контору Сэмпсона Уорренби, а Хемингуэй наведался в полицейский участок, где сначала позвонил в Скотленд-Ярд, а затем побеседовал с начальником полиции графства и выслушал короткий доклад сержанта Нарсдейла.
Сержант уже отправил в Лондон пулю, которую он для проверки выпустил из ружья Гэвина Пленмеллера, вместе с гильзой, но не скрывал, что сомневается в успехе.
— В микроскоп я не смотрел, — объяснил он Хемингуэю, — но, полагаю, они найдут на гильзе повреждения, которых не было на той, другой. Вы мне что-то принесли, сэр?
— Сержант Карсторн скоро принесет еще три штуки, если найдет.
Нарсдейл усмехнулся:
— У нас тут целый арсенал!
— Вы даже не догадываетесь какой! В списке инспектора тридцать семь стволов.
— Впору устроить соревнование!
— Вот-вот! Дайте только закупить в «Вулворте» комплект призов, — сказал Хемингуэй, выходя.
Расстояние до конторы Сэмпсона Уорренби он преодолел за десять минут. Дежурный по участку предлагал ему провожатого, однако Хемингуэй знал, что ему нужно лишь пересечь рыночную площадь и дойти по Саут-стрит, главной торговой улицы Беллингэма, до Ист-стрит, поэтому отказался. Площадь была заполнена сельскими автобусами, а Саут-стрит людьми, приехавшими в город за покупками. Хемингуэй заметил мисс Паттердейл, входившую с большой корзиной в бакалейную лавку, а еще через минуту столкнулся с Гэвином Пленмеллером, выходившим из банка.
— Боже правый! Олицетворение Скотленд-Ярда! — крикнул Гэвин так громко, что все вокруг обернулись и уставились на Хемингуэя. — Любуетесь достопримечательностями, старший инспектор?
— Да. Знаете, я не удивлен, что сержант Карсторн смотрит на вас косо. Жаль, вы не захватили с собой мегафон.
— Виноват! — воскликнул Гэвин.
Хемингуэй продолжил путь и вскоре вошел в контору Сэмпсона Уорренби на Ист-стрит, где его принял младший клерк. Две стенографистки и рассыльный вытаращили на него глаза. Он быстро закрылся в кабинете Сэмпсона Уорренби, но старшей из двух девиц хватило и этого короткого эпизода, чтобы потом утверждать, будто взгляд детектива пронзил ее насквозь, и убеждать младшую, что если ее вызовут на допрос, то она слова не сможет вымолвить, потому что очень волнуется. Рассыльный сначала уверял, что не испугается какого-то сыщика, а потом улизнул на почту с двумя пустячными письмами, опасаясь, что не сможет спрятаться от такой важной персоны.
Тем временем старший инспектор присоединился в кабинете Уорренби к своему подчиненному. Туда к ним пожаловал старший клерк Каупланд.
Старший клерк был низкорослым, худым, с редкими седыми волосенками и испуганным лицом. Нервно поздоровавшись, он произнес:
— Какой кошмар! Никак не приду в себя. Я уже говорил инспектору: не знаю, что теперь будет, ведь у мистера Уорренби не было партнера. Очень тревожно, очень! Разберемся с текущими делами — а дальше что?
— Боюсь, что не смогу вам помочь, — ответил Хемингуэй. — Много работы?
— Это еще мягко сказано. Очень много! Мы — крупнейшая юридическая фирма Беллингэма. Мистер Уорренби говорил о необходимости партнера. Что теперь будет? Просто не верю, что это произошло!
— Вы никак этого не ожидали?
Клерк заморгал.
— Настоящий шок! Кажется, мистер Уорренби вот-вот войдет и спросит про аренду Уидррингэма и… Но этого, конечно, уже не произойдет.
Он с неуверенной улыбкой поднял голову и в смущении обнаружил, что за ним пристально наблюдают. Попытался выдержать испытующий взгляд, но улыбка померкла.
— Давно вы старший клерк?
— С самого начала практики мистера Уорренби в Беллингеме, — гордо ответил Каупланд.
— Вы не знали, что у него были враги?
— Представьте, нет! Мистер Уорренби не любил откровенничать. Даже наши проблемы он предпочитал решать самостоятельно. Был энергичным и волевым человеком.
— А я слышал, что Уорренби нажил себе много врагов.
— Наверное. Ничего не могу сказать о его частных Делах, но в профессии он, конечно, сталкивался с неприязнью. Понимаете, мистер Уорренби был очень успешным, а это вызывает зависть. В совете и во всех комитетах, где заседал, он всегда стоял на своем и, боюсь, не всегда бывал щепетилен в своих методах. Однажды мистер Уорренби признался: ничто не приносит ему столько удовольствия, как заставлять других плясать под свою дудку. Ко мне и к остальным сотрудникам хорошо относился, но порой я поражался, какие трудности он готов преодолевать, чтобы узнать побольше о людях, с которыми имел дело. Я даже спросил его однажды, зачем ему все это, а он ответил, что никогда не знаешь, как и когда это может пригодиться.